Она, по крайней мере, была знакома с деталями суда, пришлось отдать ей должное.
– Чего вы от меня хотите, миссис Флетчер? Я жалею о той ночи: по прошествии времени я осознаю, что совершил ужасную ошибку в некоторых аспектах. Однако я сполна заплатил за них тремя месяцами в Колбате. А это больше, чем могут похвастаться те развратники, что регулярно эксплуатируют юных девочек – таких, как Элиза Армстронг.
Под оценивающим взглядом Кэролайн Стед на мгновение вспотел. Но если она и собиралась привести очередной аргумент, то он оказался утерян, когда к столу подошел ее муж. И не нужно было обладать детективными способностями, чтобы в считаные мгновения понять, что этим утром отношения между ними натянуты.
– Я вдруг поняла, что не голодна, – произнесла Кэролайн, вставая.
Стед множество раз видел, как разыгрывалась подобная сцена, а вот ее муж, разинув рот, смотрел, как она уходит.
– Ох батюшки… – Стеду стало даже жаль, что она их покинула.
Марк промолчал, уныло опустившись на ее место.
Асторы и Дафф-Гордоны вежливо сбежали, как только официанты подскочили убрать использованные тарелки.
За столом остались Стед и Марк.
– Полагаю, следовало бы догнать ее и извиниться.
– Через пару минут, возможно. Ей нужно остыть.
– Не в обиду вам, но этим утром вы кажетесь особенно грустным.
– Разве? – Марк тоскливо улыбнулся.
Стед допил свой кофе.
– Слышал, у вашей жены… трудности? Среди ее вещей шалит незримая рука? Вы не рассматривали возможность вмешательства духов?
Марк побледнел.
– Что вы имеете в виду? Вы говорите о…
– О призраках, – прямо сказал Стед. – Кто-то из вашего прошлого. Кто-то, недавно умерший. Никто не приходит на ум, о ком бы вы думали?
Марк нахмурился.
– Вижу, Кэролайн рассказала вам о Лиллиан.
Вот это поворот.
– Лиллиан, – повторил Стед. – Ваша…
Бывшая жена? Первая любовь?
– Да, Лиллиан. Моя… мы были очень близки.
Стед подался вперед.
– Что произошло?
Марк напрягся.
– Ужасный несчастный случай, вот и все.
– Понятно, – мягко отозвался Стед. – Мистер Флетчер. Живые часто становятся для мертвых якорем. Временами, когда чувства к усопшему очень, очень сильны, они привязывают его к нам. Не позволяют уйти в мир иной. Ваша любовь к этой мертвой женщине, кем бы она ни была, может удерживать ее здесь, с вами, на земле. Даже на этом корабле. Вы не думали?
Наблюдая, как Марк переваривает услышанное, Стед снова вспомнил Элизу Армстронг. Тоненькая юная фигурка в постели и его собственное смятение терзали его до сих пор.
Марк с хлопком встряхнул салфетку, расстелил ее на коленях.
– Нет, не думал, потому что не верю в эту чушь и буду благодарен, если вы больше не будете поднимать эту тему, – произнес он, когда снова подошел официант.
Стед прикусил язык. И не стал высказывать мысль, которая промелькнула у него в тот момент: что гнев Кэролайн Флетчер на супруга вполне оправдан. Стед просто поднялся из-за стола, отодвинув салфетку в сторону.
– Посмотритесь в зеркало при случае – долгим, пристальным взглядом. Очевидно, есть нечто, что гложет вашу совесть, и вы должны разобраться с этим прежде, чем оно поглотит вашу жизнь – и ваш брак.
И ушел, не оглядываясь, по коридорам, бурлящим суетой. Неведение, повсюду неведение и равнодушие, думал Стед. Люди в опасности, это ясно как божий день любому, что найдет время присмотреться, но все эти легкомысленные глупцы способны говорить лишь о капитанском бале. Стед слышал звон – пассажиры по всему кораблю вызывали персонал: звон тщеславия, высокий и пронзительный, как миллион колокольчиков на яростном ветру.
Глава двадцать седьмая
10 апреля 1912 г. 21:15
Внесено в журнал доктора Элис Лидер
Строго конфиденциально
Пациент: Энни Хеббли
Возраст: 18 лет
Я отдыхала в своей каюте, когда ко мне вдруг обратилась стюардесса по имени Энни Хеббли. Она выглядела измученной, так как весь день провела на ногах: колокольчики вызова прислуги звонили без остановки, поскольку дамы первого класса готовились к вечернему капитанскому балу. Не могу сказать, что этот бал сколько-нибудь интересует меня, поэтому я коротала время за чтением, когда она вошла, спотыкаясь, взволнованная, с безумным взором.
Есть в ней нечто странное. Она напоминает мне служанок из низшего класса и работниц фабрик, с которыми я работала в психиатрической лечебнице Уиллард. Похоже, что у ребенка, вверенного ей на попечение, появились длинные красные рубцы, похожие на царапины, что стюардессу и напугало. Возможно, девочка поцарапала сама себя. У младенцев, как известно, иногда такое случается, сказала я ей. Затем мисс Хеббли перешла к сути дела: поговаривали, что подобный феномен случился и с погибшим мальчиком-слугой. Она боялась, что на корабле происходит нечто необъяснимое. Глаза мисс Хеббли горели лихорадочным огнем, как у многих моих пациентов. Она явно не спала.
Я продолжила расспрашивать насчет слухов, которые она якобы слышала, и, разумеется, не получила иного ответа, кроме как бессмысленного бормотания о Мадлен Астор. Моя цель состояла в том, чтобы бросить вызов разыгравшейся в ее сознании паранойе. На данный момент я просто предупредила стюардессу, чтобы она не распространяла слухи о болезни на корабле. Люди могут удариться в панику.
Как бы то ни было, у меня есть подозрения, что и миссис Астор, и стюардесса Хеббли страдают от легкой истерии. Я не понаслышке знаю, как легко такие состояния развиваются в замкнутом пространстве, где почти не на что отвлечься. Кто-то высказывает беспокойство, и вскоре оно уже у всех на устах. Паранойя сама по себе является своего рода заразой. Люди к ней предрасположены. Я долгое время считала, что это поведение, усвоенное нами от предков, – защитный механизм. Осторожные люди живут дольше, чем неосторожные.
Я уже встречала подобные случаи в лечебницах. Есть много причин, по которым женщины впадают в истерию, и пусть сами женщины временами пытаются скрыть их за рассказами о явлении ангелов, демонов или (как теперь популярно) мертвых, чаще всего это некая постыдная тайна, что обратила их разум против них же. Все мы, мужчины и женщины, есть порождения желаний, как хороших, так и плохих. Однако все имеет свою цену, и ценой потворства тому, что для нас плохо, часто становится вина, а слишком большая вина приводит к болезни разума. Мы отравили свою совесть, а то, что было отравлено, однажды потребует лечения – или сгниет.
Но эта стюардесса, мисс Хеббли… Думаю, она беспокоится, что с ней что-то не так. Она не признается, однако я заметила, как дрогнули ее губы и затрепетали веки, когда я сказала, что беспокойный ум никогда не осознает собственной беды – такова горькая правда безумия. Многие безумцы не понимают, что они не в порядке. Я не могу догадаться, на чем основываются ее предположения. Глядя в эти испуганные, затравленные глаза, я и сама была готова уверовать в демонов и духов.
Глава двадцать восьмая
– А ты мне нравишься в этом костюме, – прошептал Лес на ухо Даю. – Хотя лучше, конечно, без него.
Глупая фраза, Лесли это понимал, но Дай вроде бы не возражал.
Лес отступил на шаг и смахнул с плеча Дая воображаемую пылинку.
– В любом случае не смотри так страдальчески. Это неплохая практика перед тем, как мы окажемся в Америке и встретимся с организаторами боев. Подойди к зеркалу, глянь, какой ты красавчик.
Дай повернулся к своему отражению, поправляя тугой галстук-бабочку, а Лес мысленно пробежался по контрольному списку из четырех целей, которые он присмотрел для вечернего действа. Вчерашний день прошел бурно: Лес встретился с Вайолет и, пробравшись в несколько кают, порылся там в вещах. Он боялся перепутать жертв – нужно было держать в голове столько деталей, – и сделал пометки на клочке бумаги. Генри Харпер, бездельник, живущий за счет щедрости своего деда и путешествующий по миру. Они с женой возвращались из поездки с переводчиком, которого подобрали на Ближнем Востоке, красивым мужчиной по имени Хассаб. Лесу хватило одного взгляда на каюту, чтобы понять, чем занимались эти двое мужчин.
Затем – мисс Хелен Ньюсом, впервые вышедшая в свет девушка, которая боялась матери, и ее снедаемый любовью кавалер, Карл Бер. Серебряные часы были такими красивыми, трогательными – именно такие Лес хотел бы однажды подарить Даю, может, после победы в первом крупном матче в Америке, – что он не мог их не стащить.
Потом – старый газетчик, У. Т. Стед.
Дай снова повернулся к нему лицом.
– О чем задумался? – спросил он, глядя Лесу прямо в глаза.
Лесли пожал плечами.
– Потенциальные цели. Как раз думал о старине Стеде.
– О журналисте?
Лес кивнул.
– Он не скрывает, что боится утонуть на борту такого большого корабля. Говорил всем, кто слушал, что газеты должны писать об опасностях плавания со слишком малым количеством шлюпок – или что-то такое. Может, ему понадобится ясновидец – мол, облегчить душу или…
– С ума сошел? – Дай отступил на шаг и врезался в койку; каюта была крошечной. – Стед не дурак, Лес. И не станет сидеть тихо, если подумает, что ты пытаешься его облапошить. Он же поборник справедливости.
Не было ничего лучше, чем сказать Лесли, что чего-то не следует делать, чтобы заставить его упереться рогом.
– Он доверчивый, этот дед. Верит в духов, в призраков и прочую чепуху. Он идеальная цель, говорю тебе.
– Нет, Лес. Не Стед.
– Тогда помоги найти другого. – Лес взялся за свой галстук-бабочку, пытаясь сдержать гнев. – Этот вечер – наш единственный шанс. Мы должны извлечь максимум пользы. Найди другого, пока я обрабатываю этих.
Судя по лицу Дая, он предпочел бы выпить яду.
– Попроси Вайолет впустить тебя в каюту, осмотрись, потом отчитайся мне. Легче легкого. Об остальном я позабочусь.
– Я не хочу шнырять по чужим каютам. – Дай опустил взгляд на носки своих ботинок, как делал всякий раз, когда не мог принять решение. – Кажется, я кое-кого знаю… Или это ерунда. Не знаю точно…