Энни открыла дверь каюты Флетчеров своим ключом. Странно: шторы все еще задернуты. В комнате было темно, как в склепе. Поставив поднос на стол, Энни подошла к иллюминатору и потянулась сдвинуть тяжелую штору, чтобы впустить утренний свет.
Она чуть не вскрикнула, увидев Кэролайн в кресле. На краткий миг женщина показалась ей призраком, бледной фигурой, откинувшейся на спинку, будто в обмороке. Почему Кэролайн сидела одна в темноте? И где ребенок?
Кэролайн резко вскинулась, прижав руку к горлу.
– Мисс Хеббли! Что вы делаете в моей каюте?
Энни с замиранием сердца поняла, что разбудила ее. Кэролайн уже успела невзлюбить Энни, и это лишь усугубило положение.
– Молоко, мэм. – Энни развернулась, надеясь потихоньку ускользнуть. – Я принесла молоко.
Однако, потянувшись к дверной ручке, она краем глаза увидела золотой блеск. Ее крестик! Лежит на углу комода. Наверное, во время очередного визита сюда цепочка расстегнулась, и он упал на пол, а потом кто-то его нашел – мисс Флэтли? Энни накрыла его рукой и тихонько сунула в карман.
И тут же зазвенел обвиняющий голос Кэролайн. Словно стрела вонзилась Энни в спину.
– Я все видела! Ты – воровка! Та самая, что крадет драгоценности!
У Энни внутри все оборвалось. Это был кошмар. Она повернулась лицом к Кэролайн, хоть и боялась ее.
– Но это мое. Я потеряла его несколько дней назад…
– Лжешь. Я его только что нашла. Ты не только воровка, но и лгунья.
Почему Кэролайн все твердила это? Она тыкала в Энни пальцем, потрясала им у ее лица.
– Ты была здесь прошлой ночью. Тогда-то и забыла свой крестик. Ты приходила сюда ночью и оставила дверь открытой, когда уходила.
У Энни задрожали колени. Что происходит? Что, по мнению Кэролайн, случилось? Энни совсем не помнила, чтобы была в этой каюте вечером. Но галстук, галстук Марка… Он лежал у нее немым свидетелем.
Даже с отдернутой шторой в каюте все еще было темно. Энни потянулась к выключателю, но электрическое бра не работало (стюарды в этом конце коридора жаловались на них), поэтому она достала из кармана свечу и зажгла ее. Подняла свечу, чтобы лучше видеть Кэролайн – и чтобы та увидела Энни, увидела, как она расстроена несправедливым обвинением, – и осталась потрясена. Зрачки женщины были расширены, глаза казались темными, как лакрица, лицо блестело от пота. Она выглядела так, будто почти не спала, ее халат нелепо перекрутился вокруг тела.
Происходило что-то очень странное.
– Миссис Флетчер, где Ундина? – Энни повернулась к детской кроватке.
Пусто.
Кэролайн бросилась к ней.
– Держись подальше отсюда! Оставь моего ребенка в покое! Чтобы больше не приближалась к ней, ты меня поняла?..
Энни ощутила, как ее толкнули под ребра. Она оступилась и ударилась о стену.
Зажженная свеча покатилась по полу, и взмывший на волну корабль только помог ей.
Энни могла лишь в ужасе наблюдать, как край халата Кэролайн загорелся, длинный язычок оранжевого пламени взметнулся в мгновение ока. Кэролайн с криком отпрянула назад. Под рукой не было ничего, чем можно было бы потушить огонь, никакого покрывала. Энни попятилась к двери, в ступоре пытаясь придумать, что делать.
– Боже милостивый, что здесь творится? – раздался голос Марка.
А затем появился он сам, и его лицо озарилось пламенем. Он сразу же исчез – и возник снова, с тазом из умывальника в руках. Волна зависла в воздухе, а потом накрыла Кэролайн, и запахло дымом.
Последним, что увидела Энни, выбегая из каюты, было лицо Марка: шок, гнев, неверие. В ушах звенели слова Кэролайн.
– …она пыталась меня убить!
И Марк. Слова, которые разбили ей сердце.
– Держись от нас подальше, Энни Хеббли! Держись подальше от моей семьи! Просто оставь нас в покое!
Глава тридцать седьмая
Чемодан, набитый пачками наличных Астора, легко повис в руке Марка Флетчера. Просто оттого, что рядом столько денег, у Марка кружилась голова, его вело. Но он взял себя в руки и двинулся в курительную комнату, чтобы забрать чемодан, а затем, как планировалось, передать его Уильямсу.
Свежий утренний свет щипал глаза, пока Марк проходил мимо ряда иллюминаторов у входа первого класса на парадную лестницу. Свободной рукой он потер глаза. Ночь выдалась беспокойной и бессонной, чемодан постоянно присутствовал в его сознании, вина и возбуждение, как два скорпиона, сновали по краям поля зрения. Заметил ли его исступление вчера какой-нибудь стюард, что проходил мимо? Не наткнется ли кто-нибудь на его тайник, пока он спит?
С другой стороны, будущее Марка было в его руках: чемодан, а в нем – украденное состояние, самое большое количество денег, которое у него когда-либо было. Кровь кипела при одной мысли о риске, на который он пошел, и о возможностях. Марк все время представлял, что мог бы сделать с такой кучей наличных. Он слышал, что азартные игры в Америке приобрели эпический размах: казино на речных судах, игровые вагоны в поездах, пересекающих широкие пустынные западные равнины, печально известные притоны развлечений в Новом Орлеане. С такими деньгами он мог бы отправиться куда угодно, попробовать неслыханные в Англии наслаждения. Но опять-таки: что Энни видела прошлой ночью? Случайная встреча казалась жуткой, как будто стюардесса таилась в засаде, просто чтобы поймать его на месте преступления. И эта странная сцена в каюте только что. Пыталась ли она убить его жену, как настаивала сама Кэролайн? Он не мог думать об этом сейчас… Позже, когда передача будет завершена и он сможет спокойно отдохнуть, вот тогда Марк вернется к себе.
Но до тех пор он чувствовал себя слишком шатко, а большие любопытные глаза Хеббли, казалось, говорили, что она знает больше, чем показывает. Прошлой ночью она была, ну, не в своем уме. Исчезла робкая горничная, которую он встретил всего три дня назад, на ее месте появилась женщина агрессивная и безумная, отчаянная, решительная. И почему-то знакомая, что бесконечно раздражало; появлялось ощущение, что он что-то упускает, как будто вошел в зал в середине пьесы.
Это была ужасная ночь, ужасная. Марк провел ее в поту, то нервничая, то впадая в экстаз. Ему казалось, что он в любой момент вырвется из собственной кожи. Он был зол, что Кэролайн исчезла, – все еще гневался, конечно, – но вместе с тем испытывал облегчение, поскольку ее исчезновение означало, что ему не нужно объяснять свое странное поведение.
Но теперь, когда Марк направлялся на встречу с Уильямсом, его охватило непонятное чувство. Безумие прошло за ночь, и в холодном свете утра вернулась совесть. После сделанного прошлой ночью Марк больше не мог притворяться, что он не вор. Он совершил серьезное преступление – и ему это не понравилось. Марк был ничем не лучше тех людей, с которыми встречался во время многочисленных визитов в суды. Мужчины, которые проигрывали последние деньги, когда могли бы заплатить за квартиру или накормить своих детей. Мужчины, которые лгали самим себе о тех ужасных вещах, что они совершили, чтобы продолжать играть в азартные игры. Он презирал этих людей – и теперь стал таким же.
Нельзя оставлять себе ни пенни. Ни одной хрустящей купюры. Сделай он это, в следующий раз будет легче, а если он заберет деньги, то следующий раз непременно случится. Как только узнаешь, каково это – иметь деньги, они становятся чем-то вроде зависимости, неотъемлемого права. Марк оправдывал бы свое воровство, как и те люди, которых он встречал в тюрьме. И однажды он присоединится к ним: все заканчивали там. Превратиться из адвоката в осужденного: такого позора ему не вынести. Его ужасало, как все это мучительно легко. Соскользнуть.
Сорваться.
Марк спустился по лестнице на седьмую палубу, где размещались пассажиры третьего класса. Большая часть пространства здесь была отведена гигантским котлам с их ужасным шумом, грохотом, стонами. Марк еще не видел внутреннюю работу двигателей так близко до этого и невольно задался вопросом, как люди могли выносить такой шум.
С одного края длинного-длинного прохода располагались машинные отделения, полные турбин – огромных вращающихся механизмов, способных без труда раздавить человека. Марк мельком подумал бросить чемодан туда, позволив механизмам превратить деньги в бесполезные ошметки; однако пусть это и удовлетворило бы его морально, но не принесло бы никакой пользы. Это не помешало бы Уильямсу его шантажировать. Итак, Марк продолжал путь к носу кораб-ля, к отделению почты и посылок, а также к багажу второго класса, где он должен был встретиться с Уильямсом.
Пассажиры третьего класса просыпались. Они с любопытством смотрели на незнакомца, проходящего мимо. Женщины в дешевых соломенных шляпах или в платках, мужчины в грубых шерстяных брюках и рабочих ботинках. Они направлялись в столовую третьего класса – там были длинные столы и скамейки, как для батраков или слуг; оттуда доносился запах каши, жареной копченой рыбы и пирога с почками. Желудок Марка заурчал; он не мог дождаться окончания этой проклятой сделки, чтобы вернуться на привычные верхние палубы.
Марк заглядывал в каждую каюту, во всякую открытую дверь. Как много людей здесь набивалось, по четыре и больше на комнату! На него смотрело множество глаз, испуганных или подозревающих. Марк почувствовал, что начинает бояться. Если спросят, зачем он здесь, что он ответит? Или попытаются отнять чемодан? Может, он заблудился? Наконец Марк решился спросить, вдруг кто-то знает, где найти боксеров. Он выбрал кроткого на вид пожилого джентльмена в воротничке священника.
– Кажется, я слышал, что они расположились у корта для сквоша, – сказал тот, неопределенно махнув вперед.
К счастью, в этой части корабля кают было меньше. Мелькнула запоздалая мысль, что комнаты просто впихивали куда получалось. Нужную Марк нашел довольно быстро. Дверь была открыта, но внутри находился только Дай Боуэн, следов шантажиста не виделось.
Боуэн казался удивленным и слегка смущенным.
– Мистер Флетчер, что вы здесь делаете?