– Нужно… не представляешь, как сильно мне нужно.
Брови нахмурились, а губы скривились, словно она вот-вот разрыдается.
– Марк, послушай меня, ты не единственный, кто виноват.
Она говорила так только потому, что он хотел это услышать, Марк был уверен.
– Не говори так. Я никогда не поверю. Правда в том, что ты слишком хороша для меня, Кэролайн, и я был слишком горд, чтобы это признать. Но теперь я все вижу, и мне нужно, чтобы ты меня выслушала. Пожалуйста.
Он сжал руки Кэролайн и не отпускал, пока она не склонила голову в знак согласия.
Это был самый страшный поступок в его жизни. Страшнее, чем украсть деньги Асторов, страшнее, чем сказать Лиллиан, что он потерял все ее с трудом заработанные сбережения. В конце концов, Марк не думал, что его поймают на воровстве, а даже если б и поймали, он знал, как объяснить свое присутствие. Он пассажир первого класса, вряд ли бы экипаж рискнул обвинить пассажира первого класса в преступлении. Они бы сделали все, что избавило бы их от подобных проблем.
Если бы дело касалось Лиллиан, Марк знал бы наверняка: она была бы разочарована, но не бросила бы его.
С Кэролайн ситуация была совершенно иной. Марк мог все потерять, сказав ей правду, но знал, что если не признается, то это лишь вопрос времени, когда их брак рухнет. Единственное условие, при котором она могла его уважать, – при котором он мог уважать себя сам, – это рассказать ей правду о том, что он сделал. И Марк нуждался в признании, теперь он четко это осознавал. Нуждался в ее уважении, прощении, принятии. Ее любви. Иногда он сам не знал, чего хочет, но то, что ему было нужно, стало очевидно. Без Кэролайн у него ничего нет. Без Кэролайн он никто. Возможно, это было самое верное определение любви, которую он когда-либо испытывал. Не то, что он испытал с Лиллиан, не то, что выводило его из себя, доводило до безумия. Но то, что обладало силой закрепить и обезопасить его, заставить стать тем человеком, которым он должен был стать давным-давно.
И поэтому Марк излил Кэролайн свое сердце. Он рассказал ей об азартных играх, о краже ее драгоценностей (как ее лицо побледнело при этом, даже не от гнева, а от чего-то гораздо худшего: от жалости). О потере сбережений Лиллиан тоже. Марк сказал, что все еще думает о Лиллиан и что любит ее, но любит Кэролайн так же сильно, если не больше. Он рассказал ей, как сомневался в их браке, но теперь понял, что это была всего лишь неуверенность, потому что он не мог поверить, что такая женщина, как Кэролайн, могла любить такого мужчину, как он.
Кэролайн погладила его по щеке. Ее пальцы были как лед, поэтому он обхватил их ладонями и подышал на них.
– О, Марк, я… я знала, что тебя что-то тревожит… Я думала, у тебя дурные предчувствия. Я боялась, что ты подумал, что совершил ошибку, женившись на мне.
Теперь она действительно плакала.
Марк вытер ее слезы.
– Пожалуйста, дорогая, не плачь. Надеюсь, ты сможешь меня простить.
Она прижала к своей щеке тыльную сторону ладони.
– Мы все грешим и все заслуживаем прощения, разве не так говорят проповедники? Если ты скажешь, что с этого момента и впредь ты изменился – я тебе поверю… и сама поступлю так же. С этого момента и впредь.
Кэролайн выдохнула, как будто задерживала дыхание. Она смотрела на океан, словно приказывая себе успокоиться.
– Как только мы окажемся в Америке, станет лучше. Когда у тебя будет возможность познакомиться с моей семьей, и мы переедем в наш новый дом, и сможем оставить все позади.
И никогда-никогда больше никаких мыслей о былом, пообещал себе Марк. Даже о Лиллиан: Марк отбросил бы все свои мысли и воспоминания о Лиллиан, если бы это спасло его брак.
Внезапно налетел ветер, сорвал шляпу с головы Кэролайн и швырнул ее в океан. Она исчезла в пенистом кильватере корабля, погружаясь в ледяную воду.
Прежде чем Кэролайн успела сказать еще хоть слово, Марк опустился на одно колено, все еще держа ее за руки. Краем глаза он видел, как проходящие мимо люди наклонялись друг к другу, чтобы прошептать: «О, смотри, он делает ей предложение».
– Кэролайн, если ты окажешь мне честь и останешься моей женой, я обещаю, что всегда буду стремиться быть тем мужчиной, которого ты заслуживаешь.
Кэролайн подняла его на ноги и крепко поцеловала. Ее слезы упали на щеку Марка, холодные, как крошечные градинки.
– Ах ты, дурачок, конечно же, останусь. А теперь пойдем внутрь, пока не замерзли насмерть!
Марк обнял ее и прижал к себе, и они зашагали по прогулочной палубе в тепло корабля. В том, что Марк выпутался из этой беды, не было никакого смысла. Но все, что Марк знал, – эта чудесная женщина его простила. Теперь перед ними простиралась вся жизнь, прошлое было вычищено, обновленное будущее сияло.
Глава тридцать восьмая
Ярость кипела, как звезды, во тьме мыслей Дая, заставляя его обыскивать корабль сверху донизу, пока он, наконец, не нашел Леса на лестнице третьего класса – тот пытался уговорить двух мужчин сыграть в карты в десять часов утра. Он не поздоровался, никаких «если вы не возражаете, мне нужно поговорить со своим другом». Он просто схватил Леса за руку и потащил прочь.
Они нырнули в чулан стюарда, тесный, как гроб. Дай обнаружил выключатель. Лицо Лесли Уильямса было белым, как у привидения: он знал, что вот-вот получит по заслугам.
– Что, черт возьми, с тобой происходит? – огрызнулся Лес.
– Я мог бы спросить тебя о том же самом. – Дай поднял чемодан и потряс им перед лицом Леса. – Я столкнулся с Марком Флетчером. Это и есть та афера, которой ты так гордился? Когда ты собирался мне сказать, Лес? Когда?
На самом деле Дай был зол на себя. Как можно любить кого-то так ужасно, так безжалостно, что позволяешь ему лгать тебе снова и снова? И не важно, каким никчемным чувствуешь себя из-за этого?
Лес сохранял самообладание, холодно разглядывая маленький коричневый чемодан.
– Честно говоря, я не думал, что тебе нужно знать.
Это было больнее, чем удар в живот. У Дая перехватило дыхание.
– Так что? Ты собирался взять деньги и сбежать от меня?
А почему бы и нет? Зачем нужен Дай с его моралью и жалобами, его постоянными вопросами, его потребностями? Потому что так оно и было. Это не любовь, это потребность. Даю нужен был Лес, а наоборот – нет.
– Не будь идиотом. Я бы сказал тебе, что «прикончил» кого-то за столом, вот и все. Нашел какого-нибудь богатого старого придурка, который чудовищно плох в покере.
Дай вскинул руки, чтобы не задушить его.
– Ложь – все, что у тебя есть, Лесли Уильямс. Ты когда-нибудь говорил мне правду, хотя бы раз?
Лес откинулся назад в тесном пространстве и неловко скрестил руки на груди.
– Я не понимаю, почему ты так ценишь правду, Дай. Правда может тебя убить. Не все могут ее вынести.
– И что это значит? – Дай почувствовал, как у него вспыхнули кончики ушей.
Лес вздохнул.
– Я не понимаю, почему ты расстроен. Все же получилось, ведь так? Марк Флетчер вроде справился, и никто не узнает.
Он потянулся за чемоданом, но Дай его отдернул.
– Нет, Лес. Ты не оставишь себе эти деньги. Слишком опасно.
– Ты рехнулся?
– Нет, это ты рехнулся. Как ты думаешь, что произойдет, когда Астор обнаружит пропажу? Кто еще знает, что он хранит деньги в багаже?
Лес нахмурился.
– Ты зря беспокоишься. Да его женушка любому встречному бы разболтала, я уверен. Мне она рассказала прям охотно.
– Ты правда думаешь, что власти будут допрашивать всех ее светских друзей? У них нет причин грабить своих. Но боксер без гроша в кармане…
Лес снова нахмурился, но промолчал.
– Я верну чемодан и не хочу больше слышать ни слова возражения, тебе ясно? И никаких больше диких планов, пока мы на борту этого корабля, – сказал Дай.
Лес попытался броситься за чемоданом, Дай его оттолкнул.
– Не испытывай меня, Лес.
Слова вырвались низким рычанием, и он увидел, как на лице Леса промелькнул страх. Это доставило Даю короткое удовлетворение.
– Ты же не серьезно? У нас прямо сейчас есть деньги. Мы свободны и чисты…
– Нет, Лес. Мы этого не знаем. Кто-то мог видеть Флетчера, мог доложить капитану, пока мы тут говорим. Ты снова подверг нас обоих опасности, и ради чего? Нам это не нужно, – Дай не собирался слушать возражения Леса, не в этот раз, – и я собираюсь вернуть чемодан, прежде чем кто-нибудь обнаружит, что он исчез.
Глаза Леса выпучились, а лицо покраснело, как будто кто-то его душил.
– Ты не можешь так поступить, Дай. Он не твой. Он принадлежит мне…
Смех вырвался сам собой.
– Ты только послушай себя! Он тебе тоже не принадлежит, и ты это знаешь. Ты хочешь, чтобы я это сказал, Лесли Уильямс? Чтобы прямым текстом? Так я скажу: либо эти деньги, либо я. Выбирай прямо сейчас. Возьмешь чемодан – и наши пути разойдутся.
Дай боялся, что Лес выберет деньги, потому что знал, как глубоко заложена в нем эта тяга. И не просто так: в их жизни частенько случалось, когда не было ни еды, ни тепла, ни одежды, кроме пожертвованной церковью. Они терпели побои, чтобы на столе был хлеб, и все, что они когда-либо выполняли, приносило парню вроде Астора гораздо больше пользы, чем им самим. Это почти не было воровством, больше похоже на то, чтобы наконец получить часть причитающегося, но закон не рассматривал это таким образом.
Лес пыхтел. Его щеки раздувались так сильно, что Дай боялся, они порвутся. Но в конце концов он протянул Даю медный ключ.
Дай был уверен, что помнит, где, по словам Марка, в этом похожем на пещеру трюме находился багаж Асторов. Даже в каком отделении он нашел деньги. У Дая была хорошая цепкая память, которая помогала изучать противников на ринге. До этого момента ему не приходило в голову, что надо было попросить Марка вернуть все, но кто знал, можно ли доверять Марку, в конце концов. Дай не хотел лишний раз его искушать, особенно когда бедняга зашел так далеко.
Наконец, осторожно расспросив измученного стюарда, Дай нашел багажное отделение. Хорошо, что было достаточно рано, и на этом конце палубы находилось мало людей. Было утро после бала, и Дай беспокоился, что кто-нибудь из гостей попросит стюардов отнести наряды обратно в багаж. Он ускорил шаг.