Энни становится пассажиром в собственном теле, когда погружается в сон. Не в состоянии говорить, не в состоянии контролировать мысли, не в состоянии заставить тело повиноваться.
Образы появляются в ее сознании – она сразу понимает, что это воспоминания Лиллиан Ноттинг, – как движущиеся картинки, словно их прокручивают специально для нее.
Прикроватная тумбочка на стороне Марка. Книга лежит под углом, как будто ее недавно бросили. Простой кремовый конверт торчит между страниц. Она не помнит, чтобы Марк читал вчера вечером или когда-либо еще… В последнее время он не приходил в ее спальню, и поэтому она прокралась в его. Только Марка здесь нет. Она знает, что это должно означать. Она знает, где он должен быть.
С Кэролайн. Она дотрагивается до книги – без сомнения, одолженной ему Кэролайн, – и когда она поднимает ее, конверт выпадает.
Она поднимает конверт с пола. В левом верхнем углу написано «Уайт Стар Лайн».
Внутри лежит билет. «Титаник». Пассажир первого класса: мистер Марк Флетчер.
Красный оттиск, растянувшийся над словами: ОПЛАЧЕНО.
Она проводит большим пальцем по красным чернилам. Лиллиан знает, у кого еще есть билет.
Ее пронзает боль, сильная и резкая, как кинжал, вонзившийся в сердце. Опасная бритва Марка невинно лежит в пределах досягаемости. Она делает это не только для того, чтобы освободиться от мучений – кровь отвлекает ее от внутренней боли, – но и для того, чтобы бросить вызов миру. Вот тебе и женская красота.
Без нее мы ничто.
Затем волосы – они обрезаны грубыми клочками, руки Лиллиан дрожат от раскаленной добела ярости, которая сжигает отчаяние, превращая его в решимость, в странный и жуткий источник силы.
Вот так, чудовищем, она выходит из дома. Идет по дорожке на всеобщее обозрение.
Все происходит как в тумане. Крики и всхлипы тех, кто ее замечает. Но никто не может ее остановить. Сейчас она мчится, обезумевшая, все еще истекая кровью, и люди отступают, когда она проходит мимо, кошмар во плоти.
Она следует за запахом воды на ветру. Стоит на мосту, ветер гуляет над ее обезображенной головой.
Прохлада там, где раньше было только пламя агонии, приносит мгновенное облегчение. На мгновение Лиллиан улыбается. Вот что такое свобода.
А потом она делает шаг в пустоту. Люди на улице ахают, когда…
Она ныряет в холодную Темзу. Безжалостная вода немедленно ее окружает. Она цепляется за ночную рубашку и тянет вниз, вниз…
Лиллиан глотает ледяную воду, втягивает еще больше в легкие…
Сознание наполняется паникой, борется, чтобы заставить проснуться…
Нет, нет, нет… Что я наделала?.. Но уже слишком поздно…
Марк – это все, о чем она может думать, все, что она может видеть. Даже сейчас она прощает его…
Она хочет все вернуть: своего мужчину, своего ребенка, свою жизнь…
Но давление в груди невыносимо. Она пытается пробиться на поверхность, но, кажется, погружается все глубже и глубже…
И затем, в темноте, среди разрывающей легкие боли, раздается голос, чистый, как музыка, сладкий, как у ангела. Голос, который звучит как сама невинность.
– Я могу дать тебе второй шанс, – говорит голос.
Это голос воды, голос чего-то огромного и невидимого. Но на последних вздохах Лиллиан видит блеск зеленых глаз, прядь растрепанных волос. Морская богиня или последняя галлюцинация, мимолетное видение – она не знает точно.
– Я повсюду, – говорит видение. – Я – великая мать – ведьма моря, способная слышать тонущих, где бы они ни находились. Ты хочешь жить? Я исполню твое желание, но ты будешь должна отдать мне взамен невинную душу. В собственное тело тебе не вернуться. Оно никуда не годится. Но я дам тебе новую, свежую оболочку. Девушка только что умерла. Ее тело идеально. Ступай. Верни свою любовь, если ты этого хочешь. Только не забудь: ты должна исполнить свою часть сделки. У меня будут мои невинные дети, и они будут жить со мной в глубине. Оберегаемые и любимые навсегда. Это сделка, которую нельзя расторгнуть.
Лиллиан открывает глаза и видит, что стоит перед сходнями, ведущими на «Титаник». В руке потрепанный чемодан, на ногах старые босоножки Рионы, тети Энни. Это воспоминания Энни: как она встретилась с Вайолет Джессоп. Как выбрала более тесную из двух коек в крошечной каюте, которую они должны делить, чтобы снискать расположение Вайолет. Как примеряла униформу стюардессы «Уайт Стар Лайн». Как прятала золотое распятие за воротом, чтобы никто не увидел. Как училась складывать салфетки, застилать постели и подавать чай в манере «Уайт Стар». И как стояла на палубе 10 апреля 1912 года и наблюдала, как пассажиры первого класса поднимаются по сходням, гадая, кто из них займет порученные ей двенадцать кают первого класса.
Именно в этот момент она видит Марка Флетчера, такого респектабельного в прекрасном новом костюме, который купила для него Кэролайн. Мужчина отвлекается, потому что ребенок у него на руках срыгивает ему на пальто.
Этот ребенок – Ундина.
Энни просыпается в холодном поту. Но даже наяву образы продолжают стоять перед мысленным взором. Ночами она писала себе записки, отчаянно пытаясь сказать своему бодрствующему разуму правду. Ночами она бродила по кораблю в поисках Марка, слушала Марка, ждала Марка. Как она наслаждалась тем, как он держал ее в своих объятиях.
Дубеса права.
Энни – это Лиллиан.
Все это время ее не преследовали призраки. Это она преследовала живых.
Она вернулась – не за ребенком, которого забрала Кэролайн. Но за мужчиной.
Она вернулась за Марком.
Но самая тошнотворная мысль – о том, чем она согласилась пожертвовать ради любви. Ключевое воспоминание – самое важное с самого начала – брошь. Брошь, которая все это время лежала у нее в кармане, с маленькой потайной защелкой.
Защелка, которой она рассеянно играла, пока работала. Потому что когда-то брошь принадлежала Лиллиан. Это был маленький подарок от Кэролайн.
А потом наступает самое худшее, темная, тошнотворная волна правды, когда Энни наблюдает, как она – Лиллиан – наливает и согревает молоко для ребенка утро за утром. И днем тоже. В укромном уголке кухни «Титаника», чтобы не мешать повару.
Очень осторожно открывая брошь и добавляя порошок в теплую белую жидкость.
По щепотке каждый раз.
Да, это она. Это все время была Лиллиан.
Она представляла опасность для ребенка.
Она пыталась выполнить обещание.
В конце концов она должна была отдать дубхесе ребенка. Невинного. Такова была Сделка.
Она помнит, как подошла к Марку, отчаянно пытаясь привлечь его внимание. Говорила Марку, что он не обращает внимания на свою дочь. Тебе не кажется, что Ундина нездорова? Я думаю, ей стало хуже.
Я думаю, Ундина в опасности.
Я думаю, ты должен меня выслушать.
Я нужна тебе, Марк, разве ты не видишь?
Я, Марк. Посмотри на меня. Увидь меня.
Выбери меня.
Но сейчас… Она пытается вскочить с кровати, найти Марка и заставить его понять. Он должен помочь ей покончить с этим кошмаром.
Но что-то удерживает ее. Ремень, туго обмотанный вокруг запястий. Она привязана к кровати.
Или, по крайней мере, Энни Хеббли привязана.
А Лиллиан Ноттинг – нет.
Глава пятьдесят первая
– Кэролайн подходит тебе больше, чем я, – сказала Лиллиан, касаясь его плеча.
Они сидели вместе в столовой дома Кэролайн и смотрели в окно на Кэролайн с ребенком в саду.
Лиллиан ничего не упускала. Ее большие голубые глаза, казалось, впитывали все.
Марк проклинал себя: неужели она заметила, что он слишком пристально смотрит на Кэролайн, прохаживающуюся между ухоженными рядами цветов? Марк всегда мог сказать, что просто чувствует себя в долгу перед Кэролайн, и это было правдой. Они многим ей обязаны, и с этим не поспоришь. Но Лиллиан не дура.
– Ни одна женщина не может сравниться красотой с твоей, – произнес Марк, целуя ее руку.
И это тоже правда: Лиллиан могла бы стать моделью для иллюстраций в женских журналах. Если бы она захотела, могла бы стать лицом марки чая, духов или мыла. За исключением того, что было трудно представить ее сидящей неподвижно. Она могла бы выступать на любой сцене в Вест-Энде (если бы она могла играть, но, увы, Лиллиан не могла – для такого в ней слишком много драматизма).
– Красота увядает, – сказала она, и в ее голосе послышались серебряные жаждущие нотки. – Интересно, ты все еще будешь меня любить? Когда я состарюсь…
Он рассмеялся.
– Для меня ты всегда будешь молодой и красивой.
Марк видел, что ее не удовлетворила его лесть. Лиллиан изменилась за последние несколько месяцев. С тех пор, как появилась Ундина. Ее настроение менялось без предупреждения. Она плакала при виде бездомного котенка, от пятна дождя на рукаве, от чего угодно. Ему всегда нравилось темное, сложное переплетение ее мыслей, но теперь они, казалось, навсегда замерли на краю пропасти. Лиллиан совсем не спала, даже когда спал ребенок.
Дело в том, что она не ошиблась в своих подозрениях. Марк тоже знал, что меняется, и винил в этом ее. Марк отчаянно сопротивлялся переезду к ним, в идеальный дом, где внешний мир можно было оставить за воротами. В конце концов он сдался и оставил свою одинокую комнату, чтобы жить с этими двумя женщинами, и вскоре едва мог заставить себя расстаться с ними, уходя на работу.
Его дни были прекрасны. Он приглашал Кэролайн на обед и на долгие прогулки по лесу, образованный ум и острый язык Кэролайн развлекали и радовали его занимательными историями о жизни в Америке. Ночью Лиллиан делила с ним постель. Лиллиан будоражила его кровь.
Он знал, что ведет себя эгоистично и что это не может продолжаться долго: один мужчина с двумя идеальными женщинами. Но в то же время не мог заставить себя уйти. Чем дольше он будет потакать своим желаниям, тем труднее будет сдаться – потребуется какая-то внешняя сила, чтобы вытащить его из этого любовного гнездышка.