Больше всего Афанасьева удивило то, что девчонка совершенно его не боится. И не стесняется, хотя уже точно понимает, что он – не «герой её прежних милых забав».
– Я тот, кто вытащил тебя из больших неприятностей, – произнёс он дипломатично. – Здесь я оказался для того, чтобы убить Дета Вашта. А вот ты как к нему угодила?
– А, с кем не бывает! – девчонка состроила гримаску и снова принялась его внимательно разглядывать. – Нет, – тряхнула она головой, – ничего не понимаю! Я, конечно, не самый великий биолог, но то, что физически ты – не человек, вижу совершенно отчётливо. И мощность излучения мозга во всех пяти спектрах у тебя такая, что на сотню человек хватит! Да ещё и останется!
Не стесняясь, она уселась на пол, скрестив ноги и выставив напоказ всё то, что обычно принято скрывать, и похлопала ладошкой рядом с собой:
– Садись.
И когда Виктор повиновался и уселся напротив неё, добавила:
– Предлагаю честный обмен: ты рассказываешь мне всё про себя, а я – я, ну… – девчонка на секунду задумалась, а потом решительно тряхнула головой: – А я рассказываю тебе всё про себя. Ну, вернее, всё то, что ты сможешь понять, идёт?
– Quid pro quo[13], – хмыкнул задумчиво пограничник.
Услышав это, девчонка насторожилась.
– Quid pro quo? – повторила она, словно пробуя вкус слов на язык.
Афанасьев мог бы поклясться, что его странная собеседница что-то усиленно вспоминает. Вот она в задумчивости намотала на палец прядку волос, прикусила нижнюю губу… И вдруг просияла:
– Salvete! Quid hic agis, civis Romanus?[14] – И, увидев замешательство Виктора, добавила извиняющимся тоном: – Произношение, конечно, хромает. На все четыре ноги. Но ведь фразу я построила правильно?
– Понятия не имею, – честно признался Виктор. – Это что за язык?
– Странно, – нахмурилась девчонка. – Неужели я ошиблась? А вот ты что сказал? Это вот: «Квипрокво»?
– А-а, это на латыни, – сообщил Афанасьев. – Крылатое выражение. Означает примерно: «Ты мне, я тебе».
– Ну да. Все верно, – кивнула собеседница. – Вот я и поприветствовала тебя на твоём родном языке. Неужели я забыла его настолько, гражданин Рима?
– Кто? Я? Да ты что?! – невольно улыбнулся пограничник. – Я и родился-то примерно через полторы тысячи лет после падения «вечного города». Просто у нас остались поговорки и всякие словечки из их языка.
– То есть ты хочешь сказать, – снова задумалась девчонка, – что в вашем мире человечки исчезли, уступив место вашей расе? И все это произошло за какую-то пару несчастных килолет?
– Да нет, – досадливо махнул рукой Виктор. – Я – человек. Во всяком случае, был им до недавнего времени.
И чтобы не терять драгоценного времени, он вкратце рассказал ей обо всем, что произошло с ним, опуская излишние подробности. Девочка слушала очень внимательно, не перебивала и не задавала ненужных вопросов. Создавалось впечатление, словно она сидит не голая на полу в душевой кабинке, а в школе за партой.
– То есть ты сейчас – клон? – спросила она, когда Виктор закончил. – Как интересно… – она встала и подошла к сидящему мужчине, положила ладони ему на грудь. – Ты позволишь?..
– Эм-м… Это… – начал было Афанасьев, но девочка уже ловко сдёрнула с него куртку, расстегнула комбинезон, и тонкие пальчики побежали от груди вниз по животу.
– Как интересно… – шептала девчонка, чуть раскачиваясь. – Очень, очень любопытно…
От её пальцев исходил сухой жар, странно покалывающий кожу, а сами пальцы и всё тело неярко мерцало голубым свечением.
– У тебя стоит ограничитель на внутренний биоцикл, – произнесла собеседница, убирая руки. – Знаешь, очень любопытный блок… Если бы я точно не знала, что мы давно уже не производим ничего подобного, я могла бы поклясться, что это – почерк Кьяра, моего учителя. Только он ставил такое… такое… – она пощёлкала пальцами, подбирая слова, – выглядит так, словно всё получилось случайно. Очень уж наш дедок под природу любил подделываться… – и она захихикала.
Виктор вздрогнул.
– Ты сказала: «Стоит ограничитель»? – поинтересовался он осторожно.
– Ну да, – девчонка пожала плечами. – Убрать его я не смогу, так как это дело для полноценного специалиста, но чуть подправить в моих силах, так что теперь клетки станут регенерировать почти в обычном режиме. В смысле – для тебя. У тебя хороший резерв! Но и скорость возобновления изрядно выше, чем у человечков, так что уходить он будет втрое быстрее.
– И сколько я теперь буду жить? – спросил Афанасьев.
– Откуда мне знать, – снова пожимание плечами. – Если не убьют – лет восемь, может – десять. Вряд ли больше. У тебя несовершенная лимфосистема и ограничители по всем системам, а улучшать их я не возьмусь. Да и никто из моих знакомых не возьмётся. Потом, нейросистема на токах такой частоты неэффективна. Я бы взялась кое-что поправить, но тут время нужно.
Афанасьев слушал и обалдевал. То, что говорила собеседница, он понимал весьма смутно, тем более что она вдруг принялась сыпать какими-то специфическими терминами. Из них он узнал только слово «аура», но и то не был уверен, что правильно понимает его значение…
Девчонка посмотрела на пограничника и истолковала его изумление по-своему. Мягко погладила его по руке:
– Нет, ну если тебе так уж надо… Ты же меня и правда спас… Ну, хочешь, я прямо сейчас попробую ещё чуть-чуть исправить твоё тело?
Виктор машинально кивнул головой, и девчонка тут же приказала:
– Ложись. Нет, сначала разденься, а то потом будет неудобно…
Пребывая в состоянии лёгкой прострации, Афанасьев стянул с себя одежду и честно попытался улечься на полу душевой кабины. Это ему не удалось: габариты мощного клонского тела никак не вписывались в тесноту санузла.
Девчонка потянула его за руку:
– Пошли на постель.
В каморке она согнала с кровати прочь Шапу, все ещё пребывавшего в состоянии некоторого ступора, толкнула Виктора в грудь:
– Ляг и расслабься. Вот, молодец… – И вслед за этим пограничник вдруг почувствовал, что всё пошло как-то не так, как он ожидал.
Афанасьев попробовал осторожно высвободиться, но цепкая чертовка прикрикнула:
– Прекрати! Не вертись! Мне и так неудобно – ты и там здоровенный, – она поёрзала на Викторе, устраиваясь поудобнее. – Вот, расслабься… Так… Молодец… Теперь смотри мне в глаза…
Это был секс и в то же время – не секс. Виктор словно растворился в бездонных глазах равномерно раскачивающейся на нем девчонки. Он понимал, что ощущения, которые он испытывает, не имеют ничего общего с обычными – теми, что бывают во время близости с женщиной. Тело то вдруг словно взрывалось от боли, то совершенно размякало, превращаясь в кисель. Казалось, что его обволакивает раскалённый жар, но в следующее мгновение обрушивался леденящий холод. Девчонка раскачивалась и что-то бубнила странным, гортанным голосом. Слова расплывались, перемешивались, сознание мутилось…
– Ну, вот, – девчонка распласталась у него на груди. – Сделала, что могла. Вернее, всё, что можно было сделать прямо сейчас… Нет-нет, лежи, не дёргайся, – заметив, что Виктор пытается встать, она с неожиданной силой оперлась ему в грудь. – Тебе ещё часа два надо полежать: я из тебя столько энергии выкачала, что сейчас ты слабее червяка.
– А зачем?.. – сумел пробормотать Афанасьев, намекая на только что произошедшее.
– Ну, во-первых, мне энергия тоже нужна, а то я уже клеточные резервы в ход пустила. А во-вторых… – тут она бросила на пограничника лукавый взгляд и медленно облизала губы. – Во-вторых…
Не договорив, она соскочила с постели и принялась деловито исследовать запасы продовольствия. Очень скоро в губы Виктору ткнулся гигантский бутерброд с копчёным мясом.
– Ешь, – велела девчонка, держа в руке второй бутерброд-монстр, от которого она откусывала огромные куски. – Ешь, иначе ещё долго будешь валяться. Твои способности воспринимать рассеянную энергию крайне низки. Я попробовала их увеличить, но получилось, откровенно говоря, слабовато.
Пограничник принялся жевать, с трудом пропихивая пищу в пересохшее горло. А девчонка расправилась с первым бутербродом и тут же сотворила себе второй. Этот она смела ещё быстрее, несмотря на то что закусывала шоколадом, отгрызая сразу от трёх сложенных вместе плиток. Потом наступил черед банок с консервами. Мясо, рыба, фрукты – все это исчезало с невероятной скоростью.
– Ладно, на первое время – достаточно, – сказала девчонка, с сожалением отставив в сторону недоеденную банку фруктов, похожих на персики. – Хочется ещё, но – некуда… Тебе, конечно, не терпится узнать, кто я такая? – повернулась она к пограничнику. – Ладно, слушай и смотри…
Глаза Виктору заволокла какая-то зыбкая мерцающая пелена, а когда она рассеялась, то он увидел звёздное небо. Спокойный голос, женский, но совсем непохожий на девчачий звоночек, принялся неторопливо рассказывать обо всем, что произошло с сотворения мира. Оказывается, человек – единая универсальная разумная раса для всей вселенной. То есть не сам человек, а белковое мыслящее теплокровное млекопитающее, прямоходящее, о двух ногах, двух руках и одной голове. Только, кроме людей как таковых, существуют ещё Старые Расы – Древние или Первые, как они сами себя называют. Таких рас довольно много: хуоры, отдалённо смахивающие на киношных вампиров – абсолютно белая кожа и темно-красные глаза, дающие им возможность видеть и в инфракрасном спектре; зьяты, чья кожа имеет зеленоватый оттенок, позволяя своим обладателям питаться за счёт фотосинтеза, ондры, которые могут дышать под водой через кожу, не будучи при этом земноводными, и другие.
Древние вступили на путь прогресса намного-намного раньше всех остальных человеческих рас и, как результат, основательно обогнали братьев по разуму. Настолько, что смотрелись сущими богами. Особенно в этом преуспели аури, к которым и относилась длай Лиола – спасённая Виктором девушка. Хотя назвать девушкой особу, чей возраст больше, чем у пирамид, а число её б