Тот факт, что стрелка компаса указывает на север, объясняется ее реакцией на магнитное поле Земли – положительный и отрицательный заряды, создаваемые циркулирующим расплавленным железом, из которого состоит ядро планеты. Для Меркеля и его коллег-зоологов эти эксперименты стали красноречивым доказательством того, что зарянки наделены способностью ощущать магнитное поле Земли и его направление. Эта гипотеза вызвала возражения у многих ученых. Птицы, звери и другие живые существа способны ориентироваться посредством обнаружения магнитных полей, используя какое-то другое чувство, нежели зрение, слух, осязание, вкус или обоняние? Это было слишком эксцентричное для тогдашнего научного сообщества допущение.
Однако Меркель был прав.
Через двадцать пять лет после его экспериментов установили, что этим чувством, получившим название магниторецепции, обладают и бактерии. А вскоре после этого ученые нашли неоспоримые доказательства того, что им наделены и другие существа, в том числе птицы, пчелы, муравьи и рыбы – в частности, акулы.
Эксперименты по обнаружению способности к магниторецепции у людей, проводившиеся в течение тридцати последующих лет, показали, что и мы, возможно, обладаем этим шестым чувством. Но, чтобы это доказать, ученым нужно было точно знать, как магниторецепция работает в человеческом теле. Для этого им требовалось выявить рецептор, способный осуществлять эту функцию. В 2012 г. они нашли подходящего кандидата.
Фред Бюйль проходит через рамки международного аэропорта Ролан Гаррос в Сен-Дени, столице Реюньона, толкая перед собой тележку, набитую ружьями для подводной охоты и оборудованием для дайвинга. Среди стропил над его головой лениво выписывают восьмерки стайки летучих мышей и маленьких черных птиц. Запах аммиака, исходящий от их помета, мешается с влажным и вязким тропическим воздухом.
Толпа репортеров ждет у выхода, снимая происходящее на камеры. В последние несколько дней СМИ живописали Бюйля как какого-то заклинателя акул. Бюйль, бритоголовый, одетый в обтягивающую черную футболку, сложенный как качок Мистер Пропер с этикетки моющего средства для пола, явно недоволен присутствием прессы. Он любезно обменивается с репортерами несколькими фразами на французском, а затем проталкивается к выходу и идет к серебристому пикапу, принадлежащему Фабрису Шнёллеру, инженеру с Реюньона, еще одному члену группы волонтеров, которые собираются исследовать бычьих акул. «Чушь собачья, – говорит Бюйль своим звучным монотонным голосом, садясь на пассажирское место. – Герой тут не поможет. Быстрого решения нет. Эта история надолго».
Тем же вечером мы с Бюйлем и Шнёллером садимся в крохотный автомобиль, который я взял напрокат, и едем по лабиринту узких мощеных улиц и покрытых копотью колониальных зданий Сен-Дени. Довольно быстро мы приезжаем в ресторан с видом на пляж и море, по которому катятся идеальные пенистые волны. Картина жутковатая: тропический берег на закате, хрустальные волны высотой с человека – и ни единого серфера на них. На всем пляже нет ни души.
– Сейчас находиться на пляже запрещено законом. Залезешь в воду – попадешь в тюрьму, – говорит Шнёллер, усаживаясь за столик во дворике ресторана.
Раньше у него был магазин пиломатериалов недалеко отсюда, но он продал его пять лет назад, пережив во время погружения с кашалотами некий изменивший его духовный опыт. Сейчас Шнёллер управляет некоммерческой организацией Dare-Win (Database Regional for Whales and Dolphins – «Региональная база данных по китам и дельфинам»), которая занимается изучением коммуникативных систем дельфинов и китов.
У Шнёллера нечесаная, коротко стриженная седая шевелюра, широкие пестрые шорты и бурная жестикуляция. В отличие от Бюйля с его несколько монашеским обликом Шнёллер больше напоминает дервиша.
Он заказывает пиво и откидывается на спинку стула. Он объясняет, что туристические агентства отговаривают клиентов от поездок на Реюньон – сейчас это слишком опасно.
– Никто не хочет нести ответственность. Власти запрещают людям ходить на пляжи, чтобы не оплачивать потом ампутации, реабилитацию и все такое. – Он вздыхает. – Я имею в виду, что даже местные боятся этих акул.
В сентябре акула откусила ногу серферу. Через неделю атаковала каяк, ударив снизу по носовой части, и потопила его. Каякера подобрала проходившая рядом лодка, он уцелел. Потом был эпизод с тридцатидвухлетним экс-чемпионом по бодибордингу (лежачему серфингу), которого акула стащила прямо с доски, когда он серфил вместе с другими людьми, и меньше чем за полминуты сожрала почти наполовину. Его изуродованные останки вынесло на берег. Два месяца спустя акула укусила за зад любителя подводный охоты, когда он шел по грудь в воде.
– Это просто дичь какая-то, – говорит Бюйль. – Акулы обычно не едят людей. Все это странно. Может, они подплыли к берегу потому, что их что-то напугало? Но что?
Шнёллер достает ручку и начинает рисовать на салфетке. «Вот как мы это узнаем», – объясняет он, чертя прямоугольник с несколькими кругами вокруг. Это схема изобретенной им системы слежения за акулами, которую он назвал SharkFriendly. Шнёллер и Бюйль познакомились полгода назад в Париже на фестивале подводного кино и задумали совместный проект по тегированию акул на Реюньоне. После недавней волны нападений Шнёллер набросал первые планы SharkFriendly. С тех пор они вместе ее дорабатывали.
SharkFriendly – это акустическая система слежения за акулами в реальном времени. Большинство систем тегирования используют спутниковую связь. Крошечный компьютер, встроенный в металлическую трубку размером с сигару, крепится к акуле на период от шести до девяти месяцев, после чего отваливается, всплывает на поверхность и пересылает собранные данные на спутник. GPS-трекеры собирают точные данные, но это информация не о том, что акула делает в данный момент, а о прошлом: о том, что она делала в прошлом году, в прошлом месяце, на прошлой неделе. «Они обеспечивают нас потрясающе интересной информацией, но это все история», – говорит о существующих системах Шнёллер. Серферам и пловцам Реюньона нужно знать, где находятся акулы-людоеды сейчас, а не где они были вчера.
SharkFriendly – это сеть акустических систем, маячков и спутников. Шнёллер набрасывает ее на салфетке, начиная с эскиза береговой линии Букан-Кано, эпицентра последних нападений. Когда помеченная акула приближается к острову на расстояние 500 метров, маячки, размещенные Шнёллером недалеко от берега, распознают высокочастотный сигнал, выдаваемый меткой. Они транслируют сигнал тревоги на спутник. Спутник в свою очередь посылает его на компьютерный сервер, обновляющий веб-сайт и мобильное приложение, которые предупреждают людей о приближении акулы.
Шнёллер говорит, что никто никогда еще не пытался осуществить что-то подобное. И никто сейчас не платит им с Бюйлем за эту работу. Он сминает салфетку и швыряет ее на тарелку. «Но что же нам делать? – говорит он. – Сидеть сложа руки?»
Через три дня мы со Шнёллером приезжаем в порт Ла-Посесьон. Это наша третья попытка тегировать акул. Последние два дня в море оказались неудачными. Бюйль нырял несколько часов, но так и не увидел ни единой бычьей акулы. Сегодня мы попробуем еще раз – в морском заповеднике рядом с Букан-Кано, тем самым пляжем, вблизи которого всего два месяца назад был съеден бодибордер. Нырять здесь запрещено, но ради того, чтобы повысить шансы на встречу с акулой, Шнёллер и Бюйль готовы рискнуть. Они даже привлекли дополнительные резервы.
На пристани рядом с катером нас ожидает Маркус Фикс, сорокачетырехлетний программист из Германии, техник-кудесник, обеспечивающий работу системы SharkFriendly. Фикс, на котором сейчас майка с надписью «Наука. Она работает, суки»[15], придумал подводную акустическую систему, которая имитирует звуки, издаваемые раненой рыбой.
Шнёллер объясняет мне, что акулы – оппортунисты; они никогда не пройдут мимо легкой добычи. Для них нет звуков слаще тех, что издает раненая жертва.
К Фиксу присоединяется Ги Газзо, стройный мужчина с полуседыми волосами и импозантной внешностью телеведущего. Газзо – один из лучших фридайверов на Реюньоне; он может задерживать дыхание под водой более чем на пять минут. Когда Шнёллер говорит мне, что Ги семьдесят четыре года, я просто потрясен. Он выглядит на двадцать лет моложе. Позже я узнаю, что Газзо отказывается говорить по-английски, потому что до сих пор не может простить англичанам бомбардировку французских ВМС в Тулоне в 1942 г. Тогда ему было пять лет.
Рядом с Газзо стоит Уильям Винрам, фридайвер из Канады, давний друг Бюйля. Его рост – метр девяносто, а за счет громадного торса он кажется еще выше. Винрам установил национальный рекорд по фридайвингу, опустившись по тросу на глубину тридцати двух этажей. Я жму его ручищу с таким ощущением, будто держусь за связку сарделек, и прыгаю в катер.
Мы выходим из порта и берем курс на Ла-Посесьон – место, облюбованное бычьими акулами. Ла-Посесьон, с его рядами домов, красивыми песчаными пляжами и пышными деревьями, выглядит еще более живописно благодаря цепи огромных гор, которая простирается на несколько километров вглубь острова. Высота этих гор, получивших название «Цирк», достигает 3000 метров; они начинаются на расстоянии менее шестнадцати километров отсюда и настолько не соответствуют по пропорциям остальной части местного ландшафта, что все выглядит так, как будто художник плохо продумал композицию своего пейзажа.
Отойдя примерно на полтора километра от берега, Шнёллер глушит мотор, а Бюйль и Газзо натягивают неопреновые перчатки, ботинки и раздельные гидрокостюмы. Они хватают очки и ружья для подводной охоты и ныряют в кристально чистую воду. Я смотрю сверху, как они ныряют на несколько минут за раз, а потом возвращаются с бьющимися на гарпунах рыбами. Винрам сидит на задней палубе, жмурясь от ослепительно-белого утреннего света; он надевает гидрокостюм медленнее, чем остальные. Я спрашиваю, не собирается ли он присоединиться к Бюйлю и Газзо.