В 2008 г. та же группа обнаружила на глубине свыше 7600 метров косяк тридцатисантиметровых липарисов. Плавники этой рыбы похожи на птичьи крылья, а вместо глаз она для ориентации использует вибрационные датчики на голове.
До недавнего времени ученые думали, что ультраабиссальная зона пустынна. Предполагалось, что ее малочисленные обитатели тощие, маленькие и неактивные, как существа, населяющие батипелагиаль. Однако липарисы были жирными, имели довольный вид, проворно плавали у морского дна и взаимодействовали друг с другом, точно члены одной семьи.
Никто не ожидал найти на этих глубинах такое изобилие живых организмов. Но ранее никто их и не искал; технологии, которые использовал Бартлетт и исследователи из Абердина, были абсолютно новыми. Каждый из лендеров специально разрабатывался под конкретную задачу.
На момент написания этой книги ученые открыли не менее 800 видов животных, обитающих в ультраабиссальной зоне. Около 56 % этих существ являются эндемиками, то есть, вероятно, не живут больше ни в одной другой зоне океана. Более того, только 3 % видов встречаются в разных желобах ультраабиссали.
Эти открытия подсказывают, что в каждом из глубоководных желобов, возможно, обитают формы жизни, присущие лишь ему одному. И эти формы жизни могли миллионы лет идти собственным эволюционным путем.
Это как если бы Галапагосский архипелаг был отрезан от всего мира и похоронен под толщей черных вод океана на глубине 8000 километров и миллионы лет на нем причудливым образом развивались бы новые формы жизни, ожидая, пока мы прольем на них свет.
Эта гипотеза может быть доказана или опровергнута только после проведения экстенсивных глубоководных исследований. Прискорбно, что этим занимается так мало людей. Кроме команды Бартлетта и исследователей из Абердина, во всем мире лишь несколько других ученых, которых Бартлетт буквально пересчитал на пальцах одной руки, имеет доступ к ресурсам, необходимым для изучения жизни на глубине свыше 6000 метров.
На сегодняшний день ультраабиссальная зона океана остается одним из самых малоизученных биотопов на планете.
До моего запланированного чартерного плавания к Бартлетту два дня. Я сижу в Старом порту Сан-Хуана в ожидании организованного для представителей прессы визита на «Наутилус». На палубе кипит бурная деятельность: загорелые парни в синих рубашках и бейсболках в тон носятся туда-сюда. Инженер в замасленном комбинезоне ковыряется в каком-то большом устройстве непонятного назначения. Матрос сворачивает кусок толстого, как анаконда, каната в идеально круглую бухту.
Пресс-тур проводит Дуайт Коулман, приземистый океанолог из Род-Айлендского университета. Он возглавляет экспедицию к желобу Пуэрто-Рико. В последние несколько недель я переписывался с ним по электронной почте, согласовывая детали своей встречи с «Наутилусом» над каньоном Мона.
Пока мне не очень везет. Капитан судна, которое я забронировал несколько недель назад, только что отказался от плавания. Он сказал, что море будет слишком бурное, поездка к каньону Мона слишком опасная, а его яхта слишком маленькая. Я подумывал было вообще отменить свои планы, но вчера вечером случайно нашел человека, который был согласен доставить меня в нужное место за 1200 долларов.
Цена была явно завышена, но я уже и так потратил десять часов на перелет до Пуэрто-Рико. Кроме того, это был мой последний шанс понаблюдать за глубоководными исследованиями. И я забронировал плавание.
Но теперь появилась еще одна проблема. От Бартлетта уже много дней ничего не слышно, и я не вижу его на борту «Наутилуса», хотя нахожусь там уже двадцать минут. Наконец я спрашиваю Коулмана, где он.
– Бартлетт? Извините, на борту полно народа, – отвечает он. Коулман закидывает голову назад и морщится в глубокой задумчивости. – Вы сказали, его зовут Дуг? Дуг Бартлетт?
На борту «Наутилуса» одиннадцать членов экипажа и тридцать один ученый. Бартлетт – один из главных участников этой экспедиции. Несомненно, Коулман должен его знать. Но он не знает.
Не знает по вполне понятной причине – Бартлетта нет на «Наутилусе». Он не приехал (впоследствии я узнал, что у него были преподавательские обязанности, от которых он не мог отказаться), но прислал двоих коллег вместо себя. Коулман говорит мне, что в любом случае будет ждать меня у каньона Мона и согласует свои планы с моими, насколько это возможно. Это не слишком большое утешение: ученый, ради интервью с которым я проделал путь в 5000 километров, так и не объявился. Моя очередная попытка проникнуть в мир ультраабиссальных исследований кажется обреченной.
Начинается пресс-тур. Коулман ведет меня и еще четырех местных журналистов вверх по трапу на заднюю палубу «Наутилуса». Сначала мы останавливаемся у замысловатой стальной конструкции, по форме и размерам несколько напоминающей спрессованный в металлолом автомобиль. Это «Геркулес», один из двух телеуправляемых подводных аппаратов, имеющихся на борту. Именно его инженеры «Наутилуса» собираются отправить на дно желоба Пуэрто-Рико. Устрашающего вида метровая рука-манипулятор, торчащая спереди, захватывает образцы и помещает их в контейнеры для последующего анализа. Установленные на аппарате камеры записывают видео в высоком разрешении и пересылают его по сотням метров подсоединенных к судну кабелей в центр управления, находящийся на верхней палубе. Там предусмотрена вторая остановка нашей экскурсии.
– Вот здесь все и происходит, – говорит Коулман.
Он заводит нас в темное помещение размером четыре на четыре метра, забитое оборудованием. Перед нами одиннадцать огромных компьютерных мониторов, на которые выведено изображение жутковатых существ, заснятых камерами «Геркулеса» за несколько лет. Под мониторами – четыре клавиатуры, три джойстика, три стула, огромные светодиодные часы, отсчитывающие секунды, и два бледных инженера, которые всем тут распоряжаются. Слева от инженеров другая рабочая зона: десять мониторов, несколько клавиатур, джойстики, стулья и еще один бледный парень. Когда работают подводные аппараты, инженеры должны оставаться в этой тесной конуре, лишенные свежего воздуха и солнечного света. Смена длится четыре часа, а экспедиция – до нескольких недель. «Это довольно утомительно», – говорит один из инженеров, улыбаясь, а потом снова удаляется в свой темный угол.
Коулман объясняет нам, что этот центр управления оснащен бортовой спутниковой системой, позволяющей «Наутилусу» передавать звук и видео высокого разрешения из любой точки земного шара. Этим «Наутилус» выгодно отличается от других исследовательских судов. Находясь в экспедиции, он ведет прямую трансляцию всего происходящего на дне и в центре управления. За ней можно следить на сайте NautilusLive.org.
– Все, что мы видим и слышим в центре управления, вы можете увидеть и услышать онлайн, – говорит Коулман.
Я сразу же представляю себе, что это в том числе жалобы на недосыпание и восклицания вроде «охренеть, ты это видел?».
Мы продолжаем экскурсию. Коулман проводит нас по спальным помещениям «Наутилуса», лабораториям, тренажерному залу (он выглядит так, будто им никогда не пользовались) и кухне, а потом мы снова выходим на палубу. Экскурсия окончена. Прежде чем уйти, я пожимаю Коулману руку и говорю, что надеюсь увидеться с ним через два дня.
– Надеюсь, так и будет, – отвечает он и ведет нас вниз по трапу, чтобы освободить место для следующей группы экскурсантов.
Дугом Бартлеттом 1970-х, одним из пионеров глубоководных морских исследований был Джек Корлисс, морской геолог из Университета штата Орегон.
В 1977 г. Корлисс зафрахтовал исследовательское судно у побережья Эквадора и отправился на нем к Галапагосскому разлому. Он тралил дно в поисках гидротермальных источников – подводных гейзеров, под давлением в сотни атмосфер извергающих лаву и высокоминерализированную горячую воду. Корлисс подозревал, что гидротермальные источники есть на дне океана, но никогда их не видел. Их никто не видел. Корлисс хотел стать первым, и у него было предчувствие, что Галапагосский разлом – подходящее место для начала поисков.
Найти гидротермальные источники в океане нелегко. Они разбросаны вдоль глубоководных горных хребтов, образованных при смещении литосферных плит, а общая протяженность этих океанических хребтов составляет свыше 74 000 километров.
Утром первого дня над желобом команда Корлисса спустила на воду телеуправляемый глубоководный аппарат «Ангус» и подготовилась к запуску. Когда катушки с тросами завертелись и аппарат начал погружаться все глубже, Корлисс направился в пункт управления. Он смотрел на монитор, наблюдая, как «Ангус» преодолевает отметки в 300, 600 и 900 метров. На глубине около 2400 метров температурный датчик зафиксировал сильное повышение температуры; это был хороший знак. Наличие горячей воды на такой большой глубине означало, что рядом, вероятно, находится гидротермальный источник.
Инженеры, управляющие «Ангусом», включили бортовой фотоаппарат. Когда погружение было завершено, они извлекли из него пленку и проявили ее в импровизированной темной комнате. Зернистые черно-белые фотографии подтвердили не только существование гидротермальных источников – на них были крабы, мидии и омары. Там, в глубинах, была жизнь – прорва живых существ, благоденствующих рядом со столбом морской воды, достаточно горячей, чтобы расплавить свинец (температура воды составляла около 400 оС). Из-за колоссального давления на этих глубинах вода не превращается в пар, как это произошло бы на поверхности. Корлисс и его команда нашли автоклав жизни.
Вскоре после этого на сцене появилась глубоководная субмарина «Алвин», принадлежащая Океанографическому институту Вудс-Хоул. Два пилота залезли в этот крошечный аппарат, погрузились под воду и направились по координатам «Ангуса» к гидротермальным источникам. Точно в указанном месте, на глубине 2400 метров, датчик показал повышение температуры. Они посмотрели в иллюминаторы и осторожно поплыли к скоплению дымящихся и тлеющих белых камней.