Арбитр на первом тросе ведет обратный отсчет с десяти, объявляет официальный старт и начинает считать: «Один, два, три, четыре, пять…» Отсчеты позволяют дайверам понять, когда начинать вдыхать последние глотки воздуха и готовиться к погружению. Джунко Китахама, японская ныряльщица на третьем тросе, должна дождаться, когда счет дойдет до тридцати, и только после этого погружаться. Она напоследок делает несколько вдохов, полностью наполняя легкие, опускает голову под воду и начинает нырок. Китахама погружается все ниже, а следящий за процессом арбитр каждые несколько секунд объявляет глубину.
Через две минуты судья на поверхности кричит: «Потеря сознания!» Спасатели ныряют в воду рядом с тросом и полминуты спустя возвращаются с телом Китахамы. Лицо у нее посинело, рот разинут, голова откинута назад, как у мертвой птицы. Ее широко раскрытые глаза глядят на солнце сквозь маску. Она не дышит.
– Подуйте ей на лицо! – кричит мужчина, плывущий рядом с ней.
Другой спасатель подхватывает ее голову сзади и поднимает ее подбородок над водой. «Дыши!» – кричит он. Кто-то с палубы судна кричит, что нужен кислород. «Дыши!» – повторяет спасатель. Но Китахама не дышит. Она не двигается.
Спустя несколько мучительных секунд девушка кашляет, вздрагивает, подергивает плечами; губы у нее дрожат. По мере того как она приходит в себя, ее лицо смягчается. «Я плыла и…» – она смеется. И продолжает: «Потом я просто начала грезить!» Двое мужчин медленно подтаскивают ее к кислородному баллону, установленному на плоту. Пока она приходит в себя, другой фридайвер занимает ее место и готовится к еще более глубокому погружению.
Тем временем ныряльщик на другой линии вдыхает в последний раз, опускается на 60 метров, совершает касание, а затем, после трех долгих минут, всплывает. «Дыши!» – кричит его тренер. Дайвер улыбается, хватает ртом воздух, начинает дышать. Лицо у него белое. Он пытается снять очки, но руки свело судорогой, они трясутся. Из-за недостатка кислорода его мышцы утратили силу, и теперь он просто болтается на поверхности с пустыми глазами и клоунской ухмылкой.
Позади него всплывает на поверхность другой фридайвер. «Дыши! Дыши!» – кричит спасатель. Лицо ныряльщика синее, он не дышит. «Дыши!» – кричит второй спасатель. В конце концов фридайвер кашляет, мотает головой из стороны в сторону и издает слабый скрипучий звук, словно дельфин.
Следующие тридцать минут ныряльщики сменяют друг друга. Разыгрываются одни и те же сцены. Я стою на яхте, нервничая все сильнее, и размышляю о том, нормально ли все это. Все участники соревнований подписывают отказ от претензий, тем самым признавая, что сердечный приступ, потеря сознания или утопление могут стать ценой, которую они заплатят за участие, но меня не покидает ощущение, что продолжительное существование соревновательного фридайвинга во многом объясняется тем фактом, что местные власти не знают о том, что здесь на самом деле творится.
Прибывает Трубридж в солнцезащитных очках и наушниках; его руки кажутся паучьими лапками по сравнению с широким торсом. Я вижу, как вздымаются его могучие легкие, хотя нахожусь в десяти метрах от него. Он настолько погружен в медитативный транс, что выглядит полусонным, когда опускается в воду, пристегивает ланъярд к лодыжке и готовится нырять.
Судья объявляет официальный старт, и несколькими секундами позднее Трубридж ныряет, отталкиваясь босыми ногами, и быстро погружается. Арбитр объявляет «20 метров», и я смотрю сквозь прозрачную синюю воду, как Трубридж прижимает руки к бокам и без усилий погружается все глубже, а затем пропадает из виду. Это одновременно и красиво, и жутковато. Я стараюсь задержать дыхание наравне с ним и сдаюсь после тридцати секунд.
Трубридж минует отметку в 30 метров, 45 метров, 60 метров. Проходит почти две минуты погружения, и вот арбитр, следящий за эхолокатором, объявляет тачдаун на глубине 93 метра и начинает мониторить продвижение Трубриджа обратно. После томительных трех с половиной минут Трубридж материализуется снова. Еще пара гребков, и он на поверхности; выдыхает, снимает очки, кивает «ОК» и говорит со своим выраженным новозеландским акцентом: «Со мной все ОК». Вид у него слегка скучающий.
Следующие два дня посвящены отдыху. Во внутреннем дворе отеля Akti Taygetos раздается многоязычная речь – члены команд собираются вокруг столов, попивая воду из бутылок, обсуждая стратегию и отправляя имейлы беспокоящимся родственникам. Собрались здесь в основном мужчины за тридцать, почти все худые. Но есть и коротышки, и толстяки; у многих бритые головы, а одеты они в майки-безрукавки, сандалии Teva на липучках и мешковатые шорты. Эти люди совсем не похожи на атлетов, занимающихся экстремальными видами спорта.
Я нахожу незанятый столик в тени. В планах у меня интервью и урок фридайвинга с рекордсменкой ЮАР Ханли Принсло, с которой я познакомился позавчера на яхте Георгулиса. Она провела последние три месяца в Египте, где тренировалась, готовясь побить мировой рекорд, но на прошлой неделе подцепила инфекцию носовых пазух, и ей пришлось выбыть из соревнований. Теперь Ханли тренировала друзей, излучала хорошее настроение и терпеливо отвечала на мои многочисленные вопросы о фридайвинге. А еще она уговаривала меня попробовать.
Пока что сама мысль о фридайвинге вызывала у меня приступ клаустрофобии. За исключением нескольких грациозных и впечатляющих погружений чемпионов вроде Трубриджа, большинство из них выглядели опасно. В первый день соревнований семеро участников потеряли сознание раньше, чем вернулись к поверхности; если бы их не вытащили спасатели, они бы теперь лежали мертвыми на дне. Человеческое тело, без сомнения, обладало уникальными возможностями и было способно погружаться глубже, чем я мог вообразить, но оно все-таки не предназначалось для погружений на глубины, которых пытались достичь все эти ныряльщики. Серьезные травмы или кое-что похуже были лишь вопросом времени.
Принсло утверждает, что фридайвинг – нечто большее, чем погружение вдоль троса и стремление обойти соперников. «Он приносит умиротворение», – сказала она мне на яхте, описывая нечто вроде полноценной медитации, которой нигде больше не испытать. И не нужно погружаться на сотню метров, чтобы пережить этот опыт. По словам Ханли, самые потрясающие вещи происходят на глубине около 12 метров. Там гравитация как бы обращается вспять; вода перестает выталкивать тело на поверхность и, напротив, начинает затягивать тебя в глубину.
«Портал в глубину», где все меняется… и любой может пройти через него – даже я. Чтобы доказать это, Принсло предложила мне провести вводное занятие (на суше!), посвященное увеличению времени задержки дыхания. Это первый шаг в обучении фридайвингу. Мой лучший показатель задержки дыхания составляет примерно 50 секунд; Ханли обещает мне, что за два часа тренировок я смогу его удвоить.
«О, привет!» – восклицает Принсло, направляясь к моему столику у бассейна. В свои тридцать четыре года она, в отличие от большинства фридайверов, которых я видел, действительно похожа на прирожденного атлета: загорелая, подтянутая, с длинными темно-каштановыми волосами. Ханли выросла на ферме в Претории, в ЮАР. Вместе с сестрой они проводили каждое лето, плавая в реках и, как сама Принсло шутливо добавила, болтая на «тайном языке русалок». В возрасте двадцати лет, живя в Швеции, Ханли открыла для себя фридайвинг и после этого вернулась в Южную Африку. Теперь она живет в Кейптауне, где руководит некоммерческой программой по охране природы «Я – вода» (I Am Water) и по совместительству работает мотивационным спикером и инструктором по фридайвингу и йоге.
Мы идем к крытому патио с видом на Мессинский залив и расстилаем коврики для йоги. Урок начинается с некоторых базовых асан, чтобы расслабить мускулы вокруг груди. «Если бы ты мог вынуть свои легкие из груди, то увидел бы, что они абсолютно эластичные и их можно надуть до любого размера», – говорит она, затем набирает в грудь воздух и выдыхает. Легким не дает расширяться мускулатура, окружающая ребра, грудную клетку и спину. С помощью дыхательных упражнений и растяжки фридайверы могут добиваться увеличения объема легких на 75 % по сравнению с обычными людьми. Вообще-то, чтобы начать заниматься фридайвингом, такой объем не требуется, но, подобно большому газовому баллону, он позволяет опускаться глубже и оставаться под водой дольше. Стефан Мифсуд, который установил мировой рекорд по задержке дыхания в 2009 г., может похвастать объемом легких в 10,5 литра (средний объем легких взрослого мужчины – 6 литров). Принсло может удержать в легких до 6 литров воздуха, тогда как обычная женщина – около 4,2 литра.
Затем Ханли показывает мне последовательность поз типа «человек-крендель», рассчитанных на то, чтобы раскрыть легкие. Пока мы растягиваемся, она объясняет, как работает давление в воде и как оно влияет на наши легкие и тела.
Чем глубже мы погружаемся в воду, тем больше растет давление и тем сильнее сжимается воздух. Морская вода в восемьсот раз плотнее воздуха, так что при погружении всего на 3 метра происходят такие же изменения в воздушном давлении, как при спуске с высоты в 3000 метров до уровня моря. На десятиметровой глубине любой нежесткий предмет с воздухом внутри – баскетбольный мяч, пластиковая бутылка из-под газировки, человеческие легкие – уменьшится вдвое против своего обычного размера, на двадцатиметровой – втрое, на тридцатиметровой – вчетверо и так далее.
Когда баскетбольный мяч, пластиковая бутылка из-под газировки или пара легких поднимаются на поверхность, воздух внутри начинает быстро расширяться до изначального объема. Для фридайверов это иногда кончается плохо. Дыхательные упражнения и упражнения на растяжку, которым учит меня Принсло, направлены на то, чтобы увеличить подвижность грудных мышц при погружении на глубину. Если я начну заниматься фридайвингом, мне будет легче справляться с резкими изменениями объема легких, я не потеряю сознание и не утону.
Теперь мы сидим со скрещенными ногами и смотрим друг на друга, направляя дыхание в три отдела наших легких: область живота, область грудины и верхнюю часть груди чуть пониже ключиц.