– О, Вера, – сказала Штеффи. – Вера, Вера.
Она протянула руку, взяла Верину ладонь и крепко сжала ее.
– Я так боялась, что могу забеременеть, – сказала Вера. – Я подумала, что должна найти ребенку другого папу. Рикард давно таскался за мной, и однажды у подъезда я позволила ему меня поцеловать. Я подумала, что он милый и порядочный. Станет инженером. Но мне нужно было торопиться, тогда приблизительно сойдется время.
Штеффи вспомнила ночь в летнем домике. Скрип кровати и Верино хихиканье.
– Ты, наверное, была от меня в ужасе, – сказала Вера. – Но это было в первый раз, нет, я имею в виду второй. Рикард мне нравится, правда. Ты ведь ему ничего не скажешь? Обещаешь?
Штеффи ответила не сразу. Вера просила не о каком-то пустяке. Она будет замешана во лжи, большой лжи, касающейся судьбы трех человек. Всю жизнь Рикард будет верить, что он – отец Вериного ребенка, а ребенок – что Рикард – его отец.
Но ведь это могло оказаться правдой. Ребенок может быть от Рикарда. Вера ему нравится, иначе он не захотел бы на ней жениться.
– Да, – сказала Штеффи. – Я обещаю, если ты этого хочешь. Но на твоем месте я бы так не сделала.
– Я знаю, – сказала Вера. – Но я – это не ты.
Глава 28
На следующий день тетя Марта вернулась домой и рассказала о своей встрече с пастором. Община не будет собирать деньги в пользу родителей Штеффи. Вместо этого они проведут молебен о заступничестве за всех жертв войны на встрече молящихся в субботу после обеда.
– Молебен о заступничестве? – Штеффи выплюнула эти слова, словно у них был дурной привкус. – Им не нужны молитвы! Им нужны продукты и теплая одежда!
– Молитвы нужны нам всем, – сказала тетя Марта.
– О чем мы будем молиться? – спросила Штеффи. – О том, чтобы Иисус Христос спустился с небес, взял пять хлебов и две рыбы и накормил всех евреев в Терезиенштадте?
– Довольно! – сказала тетя Марта. – Не богохульствуй!
Ее голос был резок.
– Они не слушали, – сказала Штеффи. – Они ничего не поняли. Вы слышали, что они говорили?
– Да, слышала, – ответила тетя Марта. – Слышала, и мне грустно, что среди тех, кому следовало бы знать, что такое человеколюбие, есть так много заблуждений. Но нужно набраться терпения и смирения перед Богом и людьми.
Штеффи молчала. Те, кто знали тетю Марту, не сказали бы, что ей присущи терпение и смирение. Но, может, это была борьба, которую тетя Марта вела сама с собой – быть такой, как учила ее религия.
Штеффи в выглаженном платье сидела рядом с тетей Мартой в зале для богослужений. Нелли тоже была там, с туго заплетенными косичками и недовольным лицом.
– Давайте помолимся, – сказал пастор и сложил свои крупные ладони.
Прихожане поднялись. Зашуршали платья, беспокойно затопали ноги, на пол упал молитвенник.
– Сестры Штайнер, вы хотите выйти сюда ко мне? – сказал пастор.
Штеффи не двинулась. Она судорожно вцепилась в спинку скамьи перед собой. Горло свело. Сердце сильно стучало. Взгляд устремлен прямо вперед, но боковым зрением она заметила, что Нелли тоже не шелохнулась.
– Вы хотите выйти вперед? – повторил пастор.
Тетя Марта ткнула Штеффи в бок, словно решила, что Штеффи не расслышала или стеснялась выйти.
– Нет, – уголком рта прошептала она.
Пастор выглядел сбитым с толку.
– Давайте помолимся, – снова произнес он, – за всех, кто пострадал от войны, за всех, кто потерял свои дома…
Штеффи встала. Но она не вышла к пастору. Держа спину прямо и не смотря ни на кого, она вышла из зала.
Дома в кухне ждал дядя Эверт. Он ни о чем не спросил, ни словом не обмолвился о том, почему она вернулась одна.
– Вот те на, – только и сказал он. – Хорошо, что ты пришла. Я собирался выйти в море на лодке. Сегодня прекрасный денек. Пойдешь со мной?
Штеффи кивнула.
– Я только переоденусь.
Платье осталось на кухонном диване. Она повесит его в чулан за занавеской, когда вернется домой. Штеффи надела старую юбку и блузку и торопливо завязала шнурки спортивной обуви.
Внизу на мостике загорала Дженис в коротких шортах и с завязанной на груди косынкой. Она лежала на животе и, как обычно, читала книгу, пряча лицо от солнца под широкополой шляпой.
Шаги на мостике заставили Дженис сесть. Шляпа упала, и курчавые волосы встали вокруг головы, словно нимб. Она прищурилась от солнца и улыбнулась.
– Хедвиг уехала в город, – сказала Дженис. – Ей нужно уладить несколько дел, но она просила передать тебе, что вернется вечером. Так что завтра утром вы занимаетесь, как обычно.
Дядя Эверт втащил канат в лодку. Штеффи заметила, что он избегает смотреть на Дженис. Штеффи стало интересно, что он думал о женской красоте. О нагретой солнцем голой коже Дженис, о ее чудесных волосах, о лениво вытянутых стройных ногах.
Внезапно она рассердилась на Дженис. Она могла бы надеть что-нибудь! Или отойти подальше от дома, если хочет загорать.
Дженис, словно прочитав мысли Штеффи, поднялась и накинула на плечи полотенце. А может, просто небольшое облако заслонило солнце.
– Вы поплывете на лодке? – спросила Дженис.
– Да, – коротко ответила Штеффи.
Ей не хотелось, чтобы Дженис напросилась с ними. Лучше она проведет этот час только с дядей Эвертом.
– Вот как, – сказала Дженис.
– Штеффи, ты идешь? – спросил дядя Эверт.
– Да, – ответила Штеффи. – Я иду!
Дженис осталась стоять на мосту, когда Штеффи оттолкнула лодку, а дядя Эверт сделал первые гребки веслами. Через некоторое время Штеффи обернулась и увидела, что Дженис пошла к дому.
Штеффи сидела на корме. Она слушала скрип весел, их тяжелые шлепки о воду, плеск волн. Ритмичные звуки успокаивали ее, но тяжесть на сердце все еще осталась.
– Ты слышала что-нибудь о них?
Дядя Эверт перестал грести и ловил ее взгляд.
– Нет, – сказала Штеффи. – Уже много недель.
– Не теряй надежду, – сказал дядя Эверт. – Я знаю, как это тяжело, но ты не должна терять надежду. Война закончится. Союзники уже в Италии. Еще несколько месяцев, и, скорее всего, она закончится. Зло не может побеждать постоянно. Ты мне веришь?
Штеффи кивнула.
– Держись, – сказал дядя Эверт. – Это трудно, но мы должны выстоять. Мир не лежит на твоих плечах. И слава Богу, ведь они так малы.
Он сделал гребок правым веслом, чтобы выправить лодку, которую стало сносить течением.
– Теперь ты греби, – сказал он.
Они поменялись местами. Штеффи делала долгие, сильные движения веслами, как учил ее дядя Эверт. Как прекрасно сгибаться в такт гребков, вытягивать руки и возвращаться в исходное положение. Воздух наполняет грудь. Легче дышишь, чувствуешь себя сильнее.
Да, она должна выдержать. Должна!
Глава 29
На следующий день, в первое теплое августовское воскресенье, приехала в гости Май со своей семьей. Прибыли все семеро детей. Мама Май тяжело отдувалась на жаре.
– Густав остался, – сказала мама Май. – Он не любитель загорать и купаться. Лучше чувствует себя в городе.
В авоське у нее был пшеничный батон из кондитерской в Сандарне, и, хотя тетя Марта обычно фыркала в сторону покупного хлеба, она вежливо поблагодарила и нарезала батон к кофе.
Тетя Марта ходила утром на богослужение. Штеффи не пошла с ней, потому что встречала с парохода семью Май. И хорошо. Ей хотелось идти в церковь еще меньше, чем прежде.
Обычно такой тихий, дом наполнился звуками, когда сестры и братья Май завладели им. Хедвиг Бьёрк, узнав, что в гости приедет вся семья Карлсон, предложила им расположиться в кухне и комнате, вместо того чтобы тесниться в подвале.
Курре с Улле играли в футбол на газоне перед домом. Их громкие выкрики были слышны через открытые окна. Эрик носился вниз-вверх по лестнице на второй этаж. Он еще никогда не видел лестницу внутри дома. Нинни взяла поиграть старого плюшевого мишку Штеффи и разговаривала вслух сама с собой, пока укладывала его спать в старую коробку из-под сахара, укрывая куском ткани. Гуннель сидела у Штеффи на коленях, обняв ее за шею. Бриттен попыталась включить радио, но тут же получила выговор от Май:
– Бриттен, оставь радио! И так слишком шумно.
Разумеется, Май знала, что тетя Марта позволяет себе слушать по радио лишь новости и духовную музыку. Мирская музыка, к тому же в воскресенье, считалась грехом.
Пока они пили кофе, с пристани вернулся дядя Эверт, одетый в парадный костюм и белую рубашку. Он был в церкви с тетей Мартой, а после службы зашел на пристань, чтобы узнать новости.
– «Волка» подняли со дна, – сказал дядя Эверт. – Наверняка они уже на пути к Гётеборгу. После обеда должны пройти мимо нас.
Все лето продолжались работы по подъему подводной лодки «Волк». Водолазы побывали на дне, но так и не выяснили, что же послужило причиной трагедии.
Мама Май взяла с собой завтрак себе и детям: бутерброды и жареные яйца. Тетя Марта хотела пригласить всех к столу, но, как сказала тетя Тюра, об этом не могло быть и речи.
– Нас ведь так много! А то мы вас, фру Янсон, пустим по миру. Когда имеешь семерых ребятишек, нужно самой обо всем заботиться.
Искупавшись и поев, они всем отрядом направились к пристани. Первым шел дядя Эверт, по обе стороны от него гордо вышагивали Курре и Улле. Дядя Эверт обещал показать им «Диану». Им разрешат подняться на борт и посмотреть рыболовные снасти и приборы управления. Эрик весело скакал вслед за ними. Позади рука об руку шли Штеффи с Май. Каждая вела одну из младших сестер Май. Бриттен шла за девочками по пятам и пыталась принять участие в разговоре.
Последними шли тетя Марта и мама Май. Одна – высокая и худощавая, с туго стянутыми в узел волосами, другая – низенькая и полненькая, в широком цветастом летнем платье с пятнами пота под мышками. Но, хотя они были такими разными, они хорошо поладили.
На острове повсюду развевались наполовину приспущенные флаги. Перед тем как уйти, дядя Эверт тоже поднял у дома флаг. Все это в честь «Волка», чтобы показать, что жители острова сожалеют о погибшем экипаже. Воскресенье всегда было торжественным днем на острове, но сегодня лица были серьезнее, чем обычно, и многие остались после богослужения в воскресных костюмах.