– С чего ты вообще взяла, что нужна мне в Бостоне?
Тишина оглушает, виски пульсируют, а зубы скрипят от того, как сильно закрываю рот, чтобы оттуда не вырвались мольбы о прощении.
– Что ты такое говоришь?
– Да брось, Элли, лето прошло, мы классно провели время. Спасибо тебе за все. Было здорово, правда! – Мой тон веселый, а внутри расходятся трещины.
– Посмотри на меня, – тихо произносит она.
«Не смотри! Не смотри! Не смотри!» – произношу мысленно, пялясь на темную дорогу и лобовое, которое уже начинает заливать дождь. Не включаю дворники, пелена заслоняет нас от всего мира. Все, чего я хочу, – это убраться с Элли вдвоем подальше от проблем, университетов, родителей и обязательств. Но не могу.
– Слушай, малышка, если ты хочешь как следует по-быстрому попрощаться, мы можем…
– Посмотри на меня, Райан! – рявкает так громко, что заглушает звуки дождя. Поворачиваю голову и мысленно умираю внутри. Ее глаза полны слез, но она все еще не верит. Пытливо изучает мое лицо, ищет признаки любого вранья. Элли не так в этом хороша, как мой отец. Ее губы сжаты в тонкую линию, подбородок дрожит, она отчаянно старается не разрыдаться. – Почему? – сдавленно шепчет она.
Потому что я – козел. Потому что не могу бросить Гарвард и отца. Потому что хочу, чтобы ты была счастлива и делала то, о чем всегда мечтала. Потому что люблю тебя до боли.
Но вместо этого говорю:
– Мне просто надоело. Ты ведь не думала, что какая-то особенная? В постели ты, конечно, ничего, но и это не предел, – и пожимаю плечом. Элли морщится от всей грязи, которая слетает с моего языка. У меня не осталось сил сопротивляться ее натиску. Она сидит тут и борется за нас, а я вонзаю ей в сердце ножи.
– Тогда скажи это! Скажи, что не любишь меня! – просит девушка, предпринимая последнюю попытку достучаться. Открываю рот, а в горло будто налили кипящей смолы.
– Конечно я не люблю тебя. Просто хотел тебя трахнуть, узнать, каково это – прятаться от лучшего друга с его младшей сестрой. – Смотрю, как ее лицо искажается болью, а потом каменеет. Элли качает головой и стремительно выскакивает из машины под дождь.
Мне хватает секунды, чтобы выбежать следом.
– Стой, я отвезу тебя домой, – хватаюсь за рукав толстовки. Она выдергивает руку, разворачивается и с силой толкает меня в грудь.
– Не трогай меня! Не приближайся! – Как разозленная гарпия машет в воздухе своими маленькими кулачками, но потом снова отступает и двигается к дому. Уже льет как из ведра, только я все равно продолжаю идти следом, огибаю ее и встаю на пути.
– Пожалуйста, сядь в машину, Элли. Я просто отвезу тебя домой.
Тут она слетает с катушек и набрасывается на меня с кулаками. Молотит по всему, до чего только может достать; пытаюсь перехватить ее руки, но она вырывается, рыдает и кричит бессвязные ругательства. Я проклинаю себя за все, что сделал с ней, за то, что вообще позволил себе влюбиться в эту девушку.
– Дэн был прав. Все, что он говорил, – правда! Ты наигрался и вышвырнул меня, как какую-то вещь. Наплел мне, что любишь, а я, как дура, поверила. Идиотка! – вопит она, перекрикивая дождь. – Я ненавижу тебя, Райан Донован. Убирайся прочь! Проваливай! – Элли разворачивается и бежит. Делаю над собой усилие и возвращаюсь к машине. Сажусь внутрь, стараясь не смотреть в зеркало заднего вида.
Врубаю дворники и приемник, завожу мотор, не смогу ехать в тишине. В приемнике диск, который записала для меня Элли – она подарила его на мой день рождения в июне, через три дня после того, как мы стали встречаться. Песня Can You Feel My Heart – как иллюстрация всего, что случилось пять минут назад. Кручу ее на репите до самого аэропорта, потом забираю из машины диск и чемодан и захожу в здание в поисках магазина с алкоголем. Я хочу забыть этот вечер.
– Дайте мне пять минут.
Таксист в аэропорту О’Хара с ворчанием закидывает мой чемодан в багажник, смачно харкает на землю и садится на свое место. Я приваливаюсь к машине, задрав голову к небу. В одной руке полупустая бутылка виски, а в другой – пачка сигарет, мой улов из Чикаго. Разворачиваюсь, ставя бутылку на крышу, и принимаюсь распаковывать их. Худшее время, чтобы начать курить: пальцы не слушаются, глаза застилает туман, и я отчаянно дергаю упаковку, стараясь не разорвать ее пополам. За спиной раздается звук скольжения по металлу – бутылка проезжает по крыше такси к багажнику, падая на землю, разбиваясь и окатывая мои ботинки янтарной жидкостью.
– Да твою ж мать! – ругаюсь я и со всей силы швыряю пачку сигарет в эту вонючую лужу. Обхватываю голову, сцепив пальцы в замок, и кричу что есть мочи: – Сука! – Конечно, дело не в алкоголе. Прижав один кулак ко рту, сдерживаю новый крик и пытаюсь глубоко дышать. Это не помогает: грудь налилась свинцом, а воздух в легких едва циркулирует. Я уже здорово пьян, но прекрасно понимаю все, что натворил перед отъездом. Мне нужно позвонить Дэну и узнать, что творится у них дома. Она вообще вернулась домой? Страх и отчаяние поселяются в груди; вынимаю телефон из кармана и с третьего раза попадаю в номер Дэна на экране.
– Райан? – сонный голос Моники прерывает тишину.
– Да, дай мне Дэна.
– Ты что, пьян? Дэн уже спит, два часа ночи, господи боже, Донован! – громко шепчет она.
– Вы в доме у Пирсов?
– Да, что случилось? – Слышу, как со скрипом закрывается дверь. – Ради бога, не говори, что ты опять влип в неприятности. Погоди! Я не вижу твою машину у дома.
Она так тараторит, что голова начинает болеть.
– Ты можешь просто замолчать и сделать то, что я попрошу?
– Я могу послать тебя к чертям, – едко рычит девушка.
– Нет. Извини. Мне нужно, чтобы ты проверила Элли.
– А что с ней?
– Просто посмотри, она у себя или нет.
Мгновение тишины.
– Хорошо, сейчас. Я не видела ее вечером, мы поздно приехали.
Сжимаю телефон в руке и закрываю глаза. Пожалуйста, будь дома. Моника еще что-то говорит, но я не слушаю, не могу это вынести. Щелчок замка.
– Элли, ты спишь? – Я не слышу ответа. – Она у себя в кровати, спит, но выглядит паршиво. Что стряслось? – В ее голосе паника.
– Ты можешь позаботиться о ней?
– Что это, блин, значит? Что ты сделал? Где ты вообще?
– Я в Бостоне. Просто позаботься о моей Элли, Моника, прошу тебя. И не говори никому про этот звонок, особенно ей. – Не дав возразить, вешаю трубку. Я точно знаю, что она выполнит мою просьбу. Моника рассудительная, честная и очень добрая. Элли в надежных руках.
Такси подъезжает к дому отца, свет нигде не горит, вижу лишь слабый отблеск телевизора в гостиной. Отец уехал на все выходные на озеро, значит, дома только Кей. По дороге я попросил водителя заехать в бар, где купил еще одну бутылку виски.
Вваливаюсь в дом, спотыкаясь и путаясь в одежде, стягиваю с себя куртку и, не разуваясь, ковыляю в гостиную. В темноте мелькают силуэты двух полуголых тел.
– Черт, чувак! Почему ты не предупредил, что приедешь? – бесится Кей, прикрывая причиндалы диванной подушкой. Девчонка, что только что слезла с него, спряталась за его широким телом.
– Это мой дом, с чего я должен кого-то предупреждать. – Мой язык совсем не слушается.
– Да ты напился! – заключает Кей, одеваясь и набрасывая плед на подружку.
– Привет, я Лори. – Игнорирую приветствие, падая в кресло – подальше от места, которому теперь нужна химчистка.
– Да что с тобой, парень? Ведешь себя как мудак и выглядишь так же.
Меня срывает с предохранителя: вскакиваю с места и принимаюсь пинать все, что попадется на пути, пробираясь обратно в коридор к своему чемодану. Девушка Кея в страхе отпрыгивает с дороги. Вещи рассыпаются по полу, когда я выхватываю бутылку, лежащую внутри, и отвинчиваю крышку, заливая пол.
– Не твое собачье дело, – еле выговариваю онемевшим от алкоголя языком.
– Полегче! Ты мой друг и все такое, но я не хочу, чтобы ты пугал Лори и нес тут всякое дерьмо. – Кей сверкает своими стальными глазами.
Перевожу взгляд на девушку, она смотрит во все глаза, скрестив руки на груди, будто обороняясь. Я не могу сдержать смех.
– Ты боишься меня? Я что, такой страшный? Пффф, – прыскаю, вытирая губы тыльной стороной ладони. – Да я такой душка, что несколько часов назад отказался от всего своего мира ради чужой мечты и отца. И ради сраных обязательств перед своим универом. Так что иди ты на хрен! – теперь обращаюсь к другу, тыча пальцем ему в грудь.
Смутно помню, как напивался и городил какую-то невнятную чушь, так и не знаю, что именно рассказал им об Элли. В какой-то момент разум просто отключился: я носился по гостиной, орал, танцевал и пил, пил, пил. Не знаю, как долго это продолжалось, но все время ребята нянчились со мной, давая выплеснуть пар и при этом не позволяя совершить какую-нибудь ужасную глупость. Кажется, я разбил бутылку, и один осколок попал в руку Лори. Кей прервал мою сольную вечеринку и отвел меня спать. Дальше наступила темнота, в которой не было боли.
Боль приходит на следующий день, как только разлепляю глаза. Шторы в комнате открыты, и в панорамное окно бьет яркий свет. Морщусь, издавая жалобный стон, переворачиваюсь на живот и утыкаюсь лицом в подушку. На мне все еще вчерашняя одежда и обувь, во рту дрянной привкус, а голова раскалывается так, будто всю ночь нырял с моста без страховки.
Но самое поганое, что я помню все, что было в Брейдвуде. На часах в комнате почти три часа дня, Элли уже должна была получить звонок из колледжа в Бостоне. Сажусь на кровати и закрываю лицо руками, уперевшись локтями в колени. Просидев в этой позе несколько минут, встаю и иду в душ.
Вода не спасает от дурных мыслей и переживаний, меня грызут вина и отчаяние, но я мысленно твержу себе, что все сделал правильно. На сотом повторе уже сам начинаю верить в эту мантру.
Выйдя из душа, слышу голоса – похоже, ребята уже встали. Иду на звук лязгающей посуды; Кей что-то готовит в кухне, а Лори стоит у журнального столика с моим телефоном в руке.