Сура? Сура, единственная, кому он всегда доверял, спасительница, любовница, лучшая подруга, та, с кем делился он планами всей своей жизни. А теперь, значит…
Фам оглядел комнату. Такой переоценки ценностей ему переживать еще не приходилось. Кроме Суры, тут были ее помощники, числом шесть. Еще — Ратко, Бутра и Чжо. Из его личных ассистентов присутствовал лишь Сэмми Пак. Сэмми стоял чуть перегнувшись, и было похоже, что он вот-вот блеванет.
Наконец его взор вернулся к Суре.
— Не понимаю… Но какую бы игру ты ни затеяла, результатов выборов тебе не изменить. Меня слышал миллион человек.
Сура вздохнула:
— Они тебя слышали, и на честном голосовании ты бы одержал победу за небольшим преимуществом. Но многие из тех, кого ты считаешь своими приверженцами… в действительности верны мне.
Она помедлила, и Фам снова посмотрел на троицу своих детей. Ратко избегал его взгляда, но Бутра с Чжо поглядели на него в ответ с угрюмой решимостью.
— Мы не хотели тебя ранить, папа, — сказал Ратко, наконец взглянув на него. — Мы тебя любим. Вся эта помпа на собрании должна была тебе показать, что Чжэн Хэ не может стать такой, какой ты ее хочешь видеть. Но все пошло не так, как предполагали мы…
Слова Ратко не имели значения. А имело — выражение лиц детей. Та же каменная замкнутость, как у братьев и сестер Фама в одно канберрское утро. И что же, вся любовь в промежутке между этими днями… показуха?
Он оглянулся на Суру:
— И как же ты собираешься победить? Устроить несчастные случаи с летальным исходом полумиллиону человек? Или же устранить точечными ударами тридцать тысяч убежденных нювенистов? Не выйдет, Сура. Тут слишком много хороших людей. Может, сегодня ты победишь, но круги уже пошли по воде. Рано или поздно ты вляпаешься прямиком в гражданскую войну.
Сура покачала головой:
— Мы никого не убьем, Фам. А круги не разойдутся далеко. Твою речь запомнят те, кто в зале, но не их регистраторы, большая часть которых использует наши каналы доступа к информации. Гостеприимство, э? В конце концов твоя речь будет отшлифована до… более безопасной.
Сура продолжала:
— В течение следующих двадцати килосекунд ты будешь занят на особом совещании с представителями оппозиции. Выйдя оттуда, ты объявишь, что достиг компромисса. Чжэн Хэ станет больше инвестировать в сетевую инфослужбу, чтобы помогать возрождению цивилизаций. Но ты откажешься от предложения учредить межзвездное правительство, коль скоро наши аргументы тебя переубедили.
Клоунада.
— Ты это можешь, да. Но потом тебе все равно придется перебить кучу народу.
— Нет. Ты сообщишь, что у тебя появилась новая цель, а именно экспедиция на Дальний Край Людского Космоса. Ясное дело, отчасти из обиды, но ты пожелаешь нам счастливо оставаться. Твой дальний флот почти готов, Фам, он примерно в двадцати градусах дальше по Провалу. Мы его снарядили хорошо и честно. Автоматика великолепно отлажена и так дорога, что явно не окупится. Тебе не понадобится постоянное дежурство, и первое пробуждение намечено на момент, отделенный веками от этого времени.
Фам смотрел в их лица. Пожалуй, предательский замысел Суры может сработать, но для этого нужно, чтобы капитаны флотов, в чьей поддержке он был уверен, в большинстве своем оказались ничем не лучше Ратко, Бутры и Чжо. И скормили соответствующую ложь собственным подчиненным.
— Как… как долго ты готовилась, Сура?
— Со времен твоей юности, Фам. Большую часть жизни. Но я молилась, чтоб до этого не дошло.
Фам кивнул, онемев. Если она замышляла измену так долго, очевидных просчетов быть не должно. Не важно.
— Мой флот ждет, говоришь? — Его губы судорожно скривились. — И все неисправимые, конечно, окажутся в его экипаже. Сколько? Тридцать тысяч?
— Гораздо меньше, Фам. Мы очень тщательно изучили твоих убежденных сторонников.
Имея выбор, кто согласится на вечный полет без возврата? Они хорошо поработали, не допустив его приверженцев в эту комнату. Всех, кроме Сэмми.
— А ты, Сэмми?
Флаг-капитан посмотрел ему в глаза, но губы Сэмми дрожали.
— Сэр… п-прошу п-прощения. Джун хочет для меня другой жизни. Мы… мы не отрекаемся от Чжэн Хэ, но не можем с вами лететь.
Фам склонил голову:
— А-а!
Сура подлетела ближе, и Фам прикинул, что, оттолкнись как следует, мог бы схватиться за подлокотник ее кресла и врезать кулаком по ее костлявой груди под костюмом. «Угу, и при этом руку себе сломать». У Суры сердце уже много веков механическое.
— Сынок? Фам? Это была чудесная мечта, и дорога к ней сделала нас теми, кто мы есть. Но в конце концов, это всего лишь мечта. Несбыточная греза.
Фам отвернулся, не удостоив ее ответом. У дверей возникли охранники, готовые его эскортировать. Он не смотрел на своих детей. Он протолкался мимо Сэмми Пака, не сказав тому ни слова. Впрочем, где-то в заледеневших, окаменевших глубинах его сердца возникло пожелание удачи флаг-капитану. Сэмми его предал, но не так, как остальные. Несомненно, Сэмми поверил вранью насчет дальнего флота. Да кто бы оплатил такой флот, как Сура расписала? Уж точно не расчетливые скупердяи вроде Суры Винь, ее каменнолицых детишек и остальных заговорщиков. Гораздо дешевле и безопаснее построить флот гробов. «О, мой отец бы их понял!» Лучшие враги — те, кто спит вечным сном.
Потом Фама вынесло в длинный коридор. С ним следовали незнакомые охранники. Последний взгляд на лицо Суры удержался в его памяти и по сей день. В глазах старой подруги стояли слезы. Последнее притворство.
Крохотная, полутемная каюта. Каюта, какую в маленькой времянке могли бы младшему офицеру выделить. В комодной сумке летали рабочие куртки. Метка на рукаве шепнула имя, возникшее перед его глазами: Фам Тринли.
Как обычно, стоило Фаму поддаться гневу, воспоминания казались ярче и реальней любых наглазников, а возвращение в день сегодняшний — болезненной издевкой. «Дальний флот» Суры флотом гробов не был. Даже сейчас, спустя две тысячи лет после предательства Суры, Фам не мог себе этого объяснить. Вероятнее всего, нашлись и другие предатели, обладавшие известными влиянием и совестливостью, настоявшие, чтобы Фам и те, кого предали вместе с ним, остались живы. «Флот» состоял по большому счету из косметически переоснащенных таранных барж, где места хватило только изгнанникам да гибернаторам. И каждый корабль «флота» получил собственную траекторию. Тысячу лет спустя их раскидало по всему Людскому Космосу.
Их не убили, а Фам усвоил преподанный урок. Он начал медленное, скрытное возвращение. До Суры смертному было не добраться. Но осталась Чжэн Хэ, которую они создали, Чжэн Хэ, которая предала его. А еще у него осталась мечта.
…И он бы с этой мечтой подох на Трехземье, если бы Сэмми не откопал его там. Теперь судьба и время дарят ему второй шанс. Фокус.
Фам стряхнул видения прошлого, подстроил локализаторы на виске и в ушной раковине. Работы невпроворот. Надо было бы, по совести, еще несколько раз рискнуть, встречаясь с Винем физически. Если его как следует натаскать, малец справится с угрозами вроде этого гребаного допроса у Нау и ничего не выдаст. Ага, это самое простое. Самое сложное — запудрить ему мозги, не выдав истинных целей Фама.
Фам перевернулся в спальном мешке и успокоил дыхание. За сомкнутыми веками возникали образы, подсмотренные на путях Рейнольт и ее ищеек. Он снова их одурачил. А в долгосрочной перспективе? Если не возникнет новых сюрпризов, в долгосрочной перспективе Анне Рейнольт остается самой серьезной угрозой.
Хранкнер Аннерби прибыл в залив Калорика в первый день Тьмы. В прошлом он уже не раз посещал Калорику. Черт побери, да он побывал тут сразу после Срединной Яркости, когда дно кальдеры все еще напоминало кипящий котел. В дальнейшем на краю гор раскинули маленький полевой лагерь инженеров-строителей. В годы Срединного Света условия даже на большой высоте оставались адскими, но рабочим платили очень хорошо; пусковые установки на плоскогорье финансировались как королевским правительством, так и коммерсантами, а когда Хранк установил там отличные охладители, с неудобством жизни в заливе стало возможно смиряться. Богачи потянулись сюда не раньше чем в Годы Увядания, выбирая себе жилье на склонах кальдеры, как поступали уже пять поколений кряду.
Но из всех визитов Хранка этот показался ему самым странным. Первый день Тьмы. Граница пролегала больше в сознании, чем в реальности, и это, вероятно, наделяло ее дополнительной значимостью.
Аннерби прилетел коммерческим рейсом из Верхней Экватории, но не как турист. Верхнюю Экваторию от бухты отделяли всего пять сотен миль: примерно на такое расстояние и можно отдалиться от изобилия залива Калорика в первый день Тьмы. Аннерби с двумя ассистентками (на самом деле — телохранительницами) дождались, пока все остальные пассажиры пролезут вперед по канатам прохода. Затем скинули парки и легинсы с подогревом, разгрузили два объемистых рюкзака, в которых и заключался истинный смысл полета. Немного не дойдя до откинутого при выходе люка, Хранкнер выпустил паутину и уронил одну из сумок прямо на ноги стюарду воздушного судна. Всепогодная пленка частично разошлась, явив миру свое содержимое: мелкая крошка сланцевого оттенка, аккуратно упакованная в пластиковые пакеты.
Хранкнер спрыгнул с каната и пристегнул сумку обратно. Озадаченный стюард рассмеялся:
— Я слышал, что лучшим предметом экспорта из Верхней Экватории выступает обычная горная земля, но никогда не думал, что эту шутку можно принять всерьез.
Аннерби пожал плечами, скрывая свое замешательство. Иногда лучшего прикрытия и не придумаешь. Он закинул сумку на плечи и остановился застегнуть парку.
— А… э-мм… — Стюард собрался было еще что-то прибавить, но потом отступил и с поклоном выпроводил их из самолета. Трое скатились по трапу на бетон взлетно-посадочной полосы, и вдруг стало ясно, что имел в виду стюард. Всего час назад они покидали Верхнюю Экваторию: температура воздуха была на восемьдесят градусов ниже точки замерзания, а ветер дул со скоростью более двадцати миль в час. Чтобы добраться от верхнеэкваторийского терминала к самолету, им понадобились дыхательные устройства с обогревом.