Воздух дышал влажной прохладой, ветер нес какой-то естественный аромат. Фам шел неторопливо, туго натягивая поводок каждый раз, как его снарлихунды порывались исследовать что-нибудь поодаль от променада. Легенда требовала все делать медленно, наслаждаться видом, вежливыми жестами приветствовать аналогично одетых прохожих. В конце концов, чем еще тут заняться ушедшему на покой богачу, как не прогулкой с хундами под красочное затмение? По крайней мере, такие наставления ему давал связник.
— Охрана Хускестрады не очень плотная. Но если у вас нет предлога там появиться, полиция может вас остановить. Возьмите призовых снарлихундов. Вполне уместный предлог выйти на променад.
Фам обвел взглядом дворцы, проступавшие там и сям за деревьями. Дирбю показался ему мирным местечком. Тут есть охрана… но если соберется достаточно недовольных, они все перевернут вверх дном за одну ночь огня и бунта. Картели ведут жесткие коммерческие игры, но цивилизация их переживает самые счастливые и спокойные свои времена… А возможно, что «картели» — не лучший перевод. Гуннар Ларсон и некоторые другие магнаты производили впечатление обладателей глубинной, древней мудрости. Ларсон, конечно, тут главный, но слово, обозначавшее его ранг, несет какие-то дополнительные оттенки. Фаму был известен титул «король-философ». Но Ларсон — предприниматель. Возможно, его следует называть магнатом-философом?
Фам поравнялся с имением Ларсона. Свернул на частную аллейку, которая по ширине, честно сказать, мало уступала променаду. Картинка с наглазников поблекла, и через несколько шагов остался только естественный обзор. Фама это не порадовало, но и не удивило. Он шагал так, словно был тут хозяином, и даже позволил хундам наложить кучу под двухметровой цветочной шпалерой. «Ну-ка, пускай магнат-философ оценит мое глубокое уважение к его тайнам».
— Следуйте за мной, сэр, — прозвучал за спиной тихий голос. Фам подавил нерешительность, развернулся и спокойно кивнул говорившему. В красноватых сумерках оружия у того видно не было. Высоко в небесах, за два миллиона километров отсюда, яркие хлысты синих молний стегали диск Трюгве. Он пригляделся к провожатому и троице его напарников, выступивших из сумерек. Те были в корпоративных костюмах, но военная выправка угадывалась безошибочно, как и тактические наглазники.
Он позволил им забрать хундов, не слишком расстроившись. У четверки здоровенных созданий вид был весьма плотоядный. Может, их и заточили генетически на дружелюбие, но за одну прогулку в сумерках Фаму явно не удалось выработать привязанности к хундам.
Фам и оставшиеся охранники прошли немного более ста метров. Он заметил изящно распростершиеся ветви, мох, посаженный точно между корней деревьев. Чем выше общественное положение, тем сильнее эти ребята стремятся к природе — и тем тщательнее относятся к воссозданию каждой детали. Несомненно, эту «лесную тропку» столетиями обрабатывали, придавая вид нетронутой природы.
Дорожка выходила в садик, раскинутый на склоне холма над ручьем и прудом. При свете красноватой арки над лимбом Трюгве можно было различить столики и невысокого человека, который поднялся приветствовать Фама.
— Магнат Ларсон? — Фам исполнил легкий полупоклон, который счел приветствием равных. Ларсон ответил тем же, и Фам почему-то уверился, что собеседник подтрунивает.
— Капитан Флота Нювен, садитесь, пожалуйста.
В некоторых культурах торговые переговоры начаться не могут, пока все участники друг друга не заболтают до смертной скуки. Здесь Фам такого не ожидал. Ему через двадцать килосекунд возвращаться в гостиницу, и будет лучше для обоих, если другие картели не догадаются, куда наведался Фам. Но Гуннар Ларсон особо не спешил. Время от времени вспышки молний выхватывали из тьмы его лицо: типичный итреец, но очень старый, со светлыми редкими волосами, бледно-розовая кожа испещрена пигментными пятнышками. Они больше двух килосекунд просидели в полыхающем молниями сумраке. Старик болтал об истории полета Фама и о прошлом Трюгве Итре. «Черт, может, он на меня обиделся, что я его цветы растоптал?» А может, на Итре так заведено. К счастью, магнат превосходно владел аминезским, а Фам тоже не испытывал трудностей с этим языком.
Имение Ларсона погрузилось в странноватое безмолвие. В городе Дирбю обитало чуть меньше миллиона человек, и хотя монструозных небоскребов тут не было, урбанизация подползла на тысячу метров к резиденциям сильных мира сего на Хускестраде. Однако здесь самыми громкими звуками были оживленная болтовня Ларсона да плеск сбегавшего в пруд водопадика. Глаза Фама уже приспособились к сумраку. Он видел отражение трюгвеанской арки в пруду. Какое-то крупное создание в панцире всплыло к поверхности, водная гладь зарябила. «А мне начинает нравиться световой цикл Итре». Три недели назад Фам и не думал, что такой момент настанет. Ночи и дни тут оказались невыносимо долгими, но полдневные затмения несколько помогали с этим смириться. Через некоторое время он почти перестал замечать повсеместные оттенки красного. Была в этом мире какая-то уютная надежность; эти люди уже тысячу лет жили комфортно и богато. Как знать, может, тут найдется чему поучиться…
Внезапно, не сбиваясь с потока тривиальностей, Ларсон спросил:
— Значит, вы хотите выведать тайну локализаторов Ларсона?
Фам знал, что его удивление не укрылось от глаз собеседника.
— Сперва я хотел бы выяснить, в действительности ли такие устройства существуют. Слухи впечатляют… и не дают ясной информации.
Сверкнула усмешка.
— О, существуют, не сомневайтесь. — Он описал рукой широкий жест. — У меня тут везде глаза благодаря локализаторам. Они превращают ночь в день.
— Угу, вижу. — Наглазников у старика не было. Улавливает ли он сардоническую улыбку Фама?
Ларсон тихо рассмеялся:
— Ну да. — Он коснулся виска у глазницы. — Вот тут — один из них. Другие синхронизируются с ним и прецизионно возбуждают зрительный нерв. Это требует обширной двусторонней подготовки. Но если локализаторов Ларсона достаточно, они эту нагрузку выдерживают. Они способны синтезировать вид в любом нужном мне ракурсе. — Он едва заметно пошевелил пальцами. — Ваше лицо мне видно, как в ясный день, Фам Нювен. Локализаторы, осевшие у вас на руках и шее, позволяют мне видеть вас насквозь. Я слышу, как бьется ваше сердце, вздымаются и опадают легкие. Если немного сконцентрироваться… — он скосил голову набок, — можно оценить даже кровоток в разных участках мозга. Вы искренне поражены, не так ли, молодой человек?
Губы Фама дернулись от досады. Собеседник его больше килосекунды калибровал. Будь они в кабинете, вдали от садика и безмолвия сумерек, Фам держался бы куда осторожнее. Он пожал плечами:
— Ваши локализаторы, безусловно, самое интересное завоевание на нынешней стадии развития итрейской культуры. Я крайне заинтересован получить их образцы — а еще больше заинтересован в программном обеспечении и заводских спецификациях.
— А зачем?
— Моя цель очевидна и не требует особых разъяснений. Важнее другое: то, что я могу предложить вам взамен. Медицина у вас хуже, чем на Намчеме или Челле.
Ларсон вроде бы кивнул:
— Хуже, чем было до Падения. Полностью восстановить старые секреты так и не удалось.
— Вы назвали меня молодым человеком, — сказал Фам, — а сколько лет вам? Девяносто? Сто? — Фам и его команда тщательно изучили итрейскую сеть, оценивая состояние местной медицины.
— Девяносто один год по вашим тридцатимегасекундным годам, — ответил Ларсон.
— Так вот, сэр, я прожил сто двадцать семь лет. Не считая пребывания в анабиозе, разумеется. А выгляжу молодым.
Ларсон надолго замолчал, и Фам уверился, что поймал старика на крючок. Может, эти «философы-магнаты» не так уж невозмутимы.
— Да, я бы хотел снова помолодеть. И миллионы бы отдали за это миллионы. На что способна ваша медицина?
— Век-другой вы будете выглядеть так же, как я. Два-три века после этого — немного старше.
— Ага. Это даже лучше, чем у нас до Падения. Но дряхлый старик будет выглядеть так же плачевно и немощно, как всегда. Есть непреодолимые границы, за которые человеческий организм не протащить.
Фам из вежливости промолчал, но внутренне ухмыльнулся. Да, медицина оказалась правильной наживкой. Фам получит локализаторы в обмен на первоклассные медицинские услуги. Обе стороны договора невероятно обогатятся. Магнат Ларсон проживет еще несколько столетий. Если повезет, нынешняя фаза итрейской цивилизации продлится дольше. Но через тысячу лет от Ларсона останется прах, а его цивилизация падет, как это всегда происходит с планетарными культурами; и через тысячу лет Фам с Чжэн Хэ по-прежнему будут летать меж звезд. А локализаторы Ларсона у них останутся.
Ларсон издал странный тихий звук. Спустя миг Фам понял, что это кашляющий смешок.
— Ой, простите. Может, вам и сто двадцать семь, но умом вы юноша. Вы тут надели темную и непроницаемую маску и думаете меня обмануть? Ой. Вы недостаточно для этого натренированы. Локализаторы позволяют мне наблюдать ваш пульс и кровоток в мозгу… Вы надеетесь однажды сплясать на моей могиле, э?
— Я…
Мать твою. Эксперт, располагая лучшими инвазивными зондами, не увидел бы большего. Ларсон же просто догадался — или локализаторы ценней, чем даже кажется Фаму. Восторг и осторожность Фама смешивались с яростью. Собеседник над ним издевается. Ну что ж, карты на стол.
— В каком-то смысле — да. Если вы примете мое предложение, то проживете еще столько же, сколько я. Но я из Чжэн Хэ. Мы десятилетиями спим в гибернаторах меж звезд. Вы, клиентские цивилизации, для нас эфемерны. — «Вот. Теперь пусть у тебя давление скакнет».
— Капитан Флота, вы мне немножко напоминаете обитателя этого пруда по кличке Фред. И вновь хочу подчеркнуть, что не стремлюсь оскорбить вас. Фред — люкстерфиске. — Ларсон, наверное, говорил про то создание, которое Фам заметил у водопадика. — Фреду много чего интересно. Он тут вокруг ошивается с момента вашего прибытия, пытаясь понять, что вы такое. Видите, он там, на краю пруда, сидит? Пара бронированных щупалец исследует траву в трех метрах от ваших ног.