Назад двигались еще быстрее, так как дрезина стала на рельсы и катилась вслед за длинным поездом с породой. Поезд мчался со скоростью, не меньшей чем семьдесят километров в час. Ветер овевал наши лица, черные тени вагончиков бежали впереди. Над нами нависал скалистый потолок. С грохотом и бряцанием проносились встречные поезда с пустыми вагонетками. В стенах туннеля появлялись и сразу же исчезали глубокие темные выемки, казавшиеся дорогами в таинственное подземное царство.
Тарас устал, его голова легла мне на плечо, и, когда дрезина остановилась возле подъемной клети, мальчик уже крепко спал.
— А знаете, Макаренко хочет забрать его от Аркадия Михайловича к себе на всю зиму, — сказал я Самборскому. — Старик жаловался. Не хочет отпускать. А мальчик, кажется, согласен.
— Да? — недовольно проговорил инженер. — Этого делать не следует. Вы поддержите Аркадия Михайловича и помогите ему уговорить Тараса остаться у него.
— Вы против того, чтобы Тарас… Почему?
— Я думаю, что скоро и Макаренко откажется от этой мысли. Ему будет не до Тараса.
— А что?
— У него будут большие неприятности.
— Что такое?
— Услышите. Он натворил глупостей, а может быть, и похуже. Но вы скоро сами узнаете. Я пока ничего не буду говорить.
Видимо, Самборский был недоволен, что сказал и это. Но с его характером держать что-либо в секрете было нелегко — он любил поговорить.
Мы едва разбудили Тараса. Но, очутившись наверху, он держался бодро и с большим аппетитом поужинал. Да еще и насмешил меня, так как за чаем начал приставать к Самборскому с вопросами:
— Почему вы ничего не придумаете?
— То есть?
— Ну, вот машину какую-нибудь.
— Какую машину?
— Такую, как, например… ну, литостат «С-16» или «С-20». Не помню, как там написано…
Инженер встрепенулся, хотел что-то ответить, но только подозрительно взглянул на меня и покачал головой. И все же не сказал, что конструктор литостата он.
Тарасу все это очень нравилось, и каждый раз, когда Самборский не смотрел на него, он лукаво мне подмигивал.
Когда мы шли спать, ко мне обратился дежурный по Дому шахтера:
— Товарищ, вас разыскивал наш палеонтолог. Просил, чтобы вы завтра утром никуда не уходили, он будет у вас.
— А он уже приехал? — спросил Самборский.
— Сейчас же после того, как вы спустились в шахту.
— Кто это? — спросил я.
— Ваш старый знакомый — Догадов. Знаете?
— Конечно. Только какой же он палеонтолог? — удивился я.
— Он начал работать с Макухой. Помните географа Макуху? Он заведует у нас картографическим управлением и, вероятно, имеет много свободного времени, потому что занимается чем угодно, в том числе и палеонтологией. Догадов же, как выяснилось, специалист в этой области. Страшный энтузиаст.
Мне было приятно услышать о старом знакомом, и я сказал, что завтра утром буду его ждать.
Минут через двадцать я уже спал и видел во сне диковинные машины, продирающиеся к центру Земли.
8. Старый приятель
Он разбудил меня спозаранку, крепко обнял и много шумел. Он выглядел тем же Догадовым, что и прежде, только сменил краги на сапоги и носил очки. У него был миллион вопросов. Он должен был также рассказать мне десять тысяч историй, интересных для журналиста.
— Тише, — попросил я его. — Не разбудите Тараса и Самборского.
— Простите, простите! Но только, друг, я должен через два часа отправляться на восток, в Забайкалье. Там, в районе шахты девятьсот двадцать пять, на большой глубине найдены кости допотопных животных. Исключительная находка! Вы понимаете, все ученые мира умрут от зависти, когда узнают о ней!
— Я никогда не подозревал, что вы имеете склонность к такой сухой науке.
— Ну и сказали!..
— Тсс!.. Тише! Пойдем отсюда.
— Пойдем, пойдем, — сразу согласился он и тихонько, на цыпочках пошел к двери.
Наспех одевшись, я направился за ним. Мы вышли на улицу. Столовая оказалась совсем рядом. В этот час она была почти пуста. Мы заняли в одном из дальних углов столик и попросили завтрак.
Я засыпал Догадова вопросами. Зная, как он любопытен, я был уверен, что он осведомлен обо всем больше всех. И правда, палеонтолог сообщил мне такие новости, о которых я не слышал ни от кого из своих друзей и знакомых.
— Половина редакции работает на строительстве, — сообщил он. — Представляете, какие веселые встречи на каждом шагу?!
— Откуда вы сейчас?
— Из очередной командировки за останками диплодока и цератозавра. Теперь не меньше чем на месяц в Забайкалье. Туда, вероятно, приедет и кто-нибудь из московских специалистов. Одним словом, я охотник за допотопными животными. Ха-ха-ха! Но это очень интересно.
— Какие здесь сейчас основные новости?
— А вы разве не знаете? Гм!.. Строительство развернулось в колоссальных масштабах, но боюсь, что съедят душу строительства.
— То есть? Неприятности у Саклатвалы?
— Нет… Разве Саклатвала — душа строительства? Все дело ведет Макаренко. Это человек исключительных способностей. Но, как каждому гению, окружение ему яростно завидует. О нем распускают невероятнейшие сплетни… На днях состоится заседание Научного совета при начальнике строительства. Там инженеры дадут ему бой. Заседание уже должно было состояться, но Саклатвала отложил его. Академик как будто колеблется и не знает, кого поддержать.
— Кто же за Макаренко?
— Трудно сказать. У рабочих он пользуется симпатией. У большинства инженеров до этого времени тоже… Но… дурная молва. Великая сила — дурная молва!
— Вы считаете, что Макаренко безупречен?
— А кто разработал проект? Кто изобрел литостат? По чьим указаниям сконструировал его Самборский?.. А Самборский первый атакует Макаренко. Помните, как когда-то этот инженер-энергетик афишировал свою дружбу с Макаренко и каждый раз в разговоре подчеркивал: «мой лучший друг»? Макаренко обвиняют в чрезмерных тратах и торможении темпов строительства. Вы знаете, когда-то архитекторы спешили и экономили. Кончалось тем, что сооруженные ими здания либо рушились сами, либо их сносил ветер.
Догадов страстно защищал Макаренко, и меня это поразило. Даже такие люди, как профессор Довгалюк и подполковник Шелемеха, которые безусловно относились к Ярославу с симпатией, почти ничего не могли сказать в его защиту.
— Вы просто увлечены этим инженером, — сказал я.
— Конечно. Мне кажется, что у него какая-то личная трагедия и это толкает его на поступки, малопонятные большинству.
Замечание Догадова безусловно свидетельствовало о его наблюдательности.
— Ну, какая там трагедия! — небрежно заметил я.
Он пристально посмотрел на меня и, повертев в руках нож, тихо сказал:
— Простите, вы, может быть, не знаете, но говорят о какой-то истории между ним и Лидой Шелемехой.
— Кто говорит?
— Кто? Есть такие.
— По-моему, вы увлекаетесь сплетнями.
— Вы уверены?
И Догадов так посмотрел на меня, что я почувствовал, как запылали у меня уши. Черт знает, что такое! Дожил до таких лет и не научился как следует врать и скрывать!
— Ну, а кто может поддержать Макаренко?
— Мне лично известен только один такой человек. В Забайкалье работает инженер Кротов.
— Кротов? Кто он такой?
— Инженер-пневматик. Он руководит там организацией вентиляционной системы.
— Погодите, погодите… Коренастый такой дяденька с большим лбом?
— Да… Вы его знаете?
— Он приходил ко мне, когда я был за границей. Два раза приезжал.
О Кротове я мог кое-что рассказать, но придержал язык за зубами. Этот самый Кротов чуть не стал свидетелем моего разговора с тем, кому я надавал пощечин. Он вошел в комнату сейчас же после этого. Такое стечение обстоятельств и заставило меня запомнить молчаливого инженера.
— Что же говорит Кротов?
— Очень подробно обосновывает проект и все технические мероприятия Макаренко.
— Интересно было бы услышать…
— А вы приезжайте… Там ведь самая глубокая шахта на всем протяжении туннеля. Больше чем полтора километра глубины. Ее пробили как опытную. А я там буду собирать косточки. Обязательно приезжайте!
— Постараюсь. Вы же знаете, я снова работаю специальным корреспондентом «Звезды».
— Лучшего и желать нельзя, хотя вы отдаляетесь от строительства.
— Пока все задания, полученные мной, касаются туннеля.
Мы засиделись в столовой, потому что у каждого нашлось что рассказать другому. Догадов расспрашивал не только о моей зарубежной поездке, он и интересовался моими первыми впечатлениями после приезда на родину, хотел знать, как я нашел старых знакомых, и снова, как когда-то, просил устроить ему встречу с Лидой, признавшись, что она очень ему нравится. Он рассказал мне много нового о здешнем житье-бытье и при этом несколько раз с иронией упомянул о Самборском.
В это время в столовую вошли Самборский и Тарас. Они разыскивали меня. Догадов поздоровался с ними и заявил, что ему пора ехать на аэродром. Прощаясь, он спросил:
— Слышали новость: в Иркутск прилетел самолет, а по дороге из него выпали пассажиры?
— Прошлогодний снег, — иронично ответил Самборский. — А нового вы ничего не привезли?
— Нет, к сожалению.
Догадов ушел, взяв с меня слово, что я приеду к нему в Забайкалье.
— Не люблю этого типа, — заметил Самборский, когда палеонтолог исчез.
— Почему?
— Не знаю. Должно быть, потому, что он тоже не проявляет особых симпатий ко мне.
— А вам нужны его симпатии?
— Нет, — рассмеялся инженер. — А ты, Тарас, о чем задумался? — обратился он к Тарасу.
— Вы знаете, я где-то видел этого товарища, — сказал Тарас. — Только никак не могу вспомнить, где и когда.
— Верно, когда ты с Аркадием Михайловичем приезжал к Антону Павловичу. Это ведь бывший сотрудник «Звезды».
— Ага… Должно быть, там.
9. Совещание отложено
Мы с Самборским спешили в Иркутск. У него были неотложные дела в управлении, а я хотел проводить Станислава Шелемеху, который сегодня уезжал на запад. Подполковник и его жена летели самолетом, хотя Нина Владимировна не очень любила воздушный транспорт. Она уговаривала мужа ехать поездом, но тот решительно отказался и заявил, что к этому его может вынудить только нелетная погода. А погода все эти дни стояла исключительно хорошая. Мощный антициклон захватил всю Западную Сибирь и восточную половину Европы и, по прогнозам метеорологов, обещал продержаться две-три недели.