ь осторожным. Было и еще кое-что, о чем Тарас не знал: Черняк категорически запретил корреспондентам брать парня в опасные места и велел им беречь Тараса, как зеницу ока. Один из корреспондентов, посмеиваясь над этими предупреждениями, сказал:
— Почему вы беспокоитесь? Сколько лет парню? Недалеко до совершеннолетия. Ему надо закаляться.
— Пожалуйста, пусть закаляется. Только… подальше от пуль и снарядов.
— Ладно, ладно, — пообещал я.
Две легкие вездеходные машины «МС», которыми управляли сами корреспонденты, помчались по узким лесным дорогам к западным рубежам нашей родины, где кипели ожесточенные бои.
И вот до нас начал доноситься грохот орудий. Все чаще встречались замаскированные в лесах и на полях военные части. Бдительные часовые неожиданно возникали из ниоткуда, чтобы проверить на-документы.
Мы нигде не останавливались.
В штаб Западного фронта мы прибыли в тринадцать часов, на второй день после выезда из Москвы.
Бои разворачивались километров за сто отсюда.
Штаб расположился в небольшом, окруженном лесами городке. В воздухе патрулировали сторожевые самолеты, а на земле было заметно усиленное движение легковых автомобилей.
Они неслись то в штаб, то из штаба по асфальтированным лесным просекам.
Инженерные части быстро маскировали эти просеки, а также здание штаба и многочисленные радиостанции.
Бои шли масштабные и ожесточенные. Слышалась канонада. Это наши дальнобойные пушки громили укрепления врага.
Несколько раз вблизи разрывались снаряды дальнобойных орудий противника. Враги пользовались новыми артиллерийскими системами с дальностью стрельбы до двухсот пятидесяти километров.
Нашу корреспондентскую группу принял заместитель начальника штаба, молодой генерал, только что вернувшийся из поездки на передовые позиции. Мы засыпали его вопросами о положении на фронте. Он попросил нас присесть и начал свой рассказ.
Мы узнали, что наступление вражеской армии на Западном фронте захлебнулось. Наши части предприняли попытку перейти в наступление.
Учитывая колоссальное преимущество в людях и в технике, это было бы вполне возможно, но на пути стали подземные укрепления, которые за это время успели создать враги. Высокая фортификационное техника позволила врагам так глубоко зарыться под землю, что им не страшны были ни снаряды самых крупнокалиберных орудий, ни тяжелые авиабомбы. Громадное количество зенитных орудий с обеих сторон очень затрудняло деятельность авиации.
— В общем, — закончил генерал, — положение сейчас такое, что мы можем оказаться втянуты в долгосрочную затяжную войну. Войну на истощение. Ясно, что мы победим, но победа дорого нам обойдется.
— А если мы разобьем врага на востоке, а потом с удвоенной силами ударим на запад? — спросил я.
— На востоке положение ненамного лучше, чем здесь. Там нашим войскам все же удалось перейти в наступление, но прорвана лишь одна из многочисленных линий обороны.
— Значит, дальше дело пойдет медленнее? — сказал я.
— Вижу, настроение у вас пессимистическое, — сказал, чуть улыбаясь, генерал.
— Нет, я смотрю на вещи реально. Настроение боевое — и потому, исходя из тех же реальных взглядов, я уверен в нашей победе. Но мне больно думать о жертвах. Вот что портит настроение. А жертв будет много.
— Чем быстрее закончим войну, тем меньше будет жертв.
— В этом я уверен. Мне кажется, победа все-таки зависит от того, кто будет хозяином в воздухе.
— Не знаю, — пожал плечами генерал. — Я же вам говорил, что современным подземным фортам никакие авиационные бомбы не страшны… Враг будет сидеть там до тех пор, пока мы его не выбьем и не выкурим. Для этого нам требуется много сверхтяжелых орудий. Самолеты с многотонными бомбами страшной разрушительной силы. Но, повторяю, авиация не даст такого эффекта, как в прошлую мировую войну. Этому препятствует, кроме самолетов-истребителей, чрезвычайная точность зенитной артиллерии и развитие радиолокации. Главное же то, что все важнейшие объекты спрятаны глубоко под землей.
На этом наша беседа с генералом закончилась.
Нашей основной задачей была работа в редакциях военных газет. Здесь же, в штабе, мы получили назначения на работу в газеты различных соединений.
Нескольких человек, в том числе меня и Тараса, прикрепили к редакции газеты фронта «Боевая тревога». По поручению редакции мы сразу же отправились на передовые позиции.
Меня интересовала боевая работа тяжелых орудий, расположенных неподалеку от вражеских укреплений. Ко мне присоединился Тарас. Нас направили в штаб одного из артиллерийских корпусов, который дальше других углубился на захваченную врагом территорию и быстро закопался в землю.
— Там вы увидите, каких результатов добились наши инженерно-фортификационные части буквально в течение тридцати или сорока часов, — сказали нам.
Нас удивила пустынность прифронтовой дороги. Было очень мало встречных машин. Позже мы узнали, что движение в основном происходило здесь по ночам.
Вскоре мы прибыли в штаб артиллерийского корпуса. В провожатые нам выделили лейтенанта. Он сел за руль машины и привез нас к глубокому оврагу в лесу. Дальше пришлось идти пешком.
Мы прошли метров шестьсот, как вдруг наш проводник нырнул в густой кустарник. Оказалось, один из кустов маскировал вход в небольшую пещеру. Подземные ходы расходились из пещеры в нескольких направлениях.
Лейтенант шепнул на ухо часовому пароль, и нас пропустили в один из ходов.
Километра два мы шли по подземному ходу. Облицовка его сперва показалась нам плохонькой. Но чем дальше, тем глубже он уходил в землю и тем толще становился слой цемента. Наконец, мы оказались в железобетонном укреплении.
Батарея, размещенная в этом укреплении, была спрятана за высоким холмом. За десятки километров отсюда несколько наблюдателей корректировали огонь. Сверху батарея была так хорошо замаскирована, что и опытный летчик-наблюдатель ничего бы не заметил. Даже огненные вспышки не вырывались по ночам из пушечных дул.
Для защиты от звуковой разведки одновременно производили несколько холостых залпов на различных расстояниях от укрепления. Это вносило неразбериху в показания чувствительных звукопеленгаторов.
Командир батареи — майор с приветливым лицом, в роговых очках — познакомил нас со своим хозяйством. Батарея находилась на этом месте уже третий день. Инженерные части с молниеносной быстротой выстроили подземный блокгауз, связали его подземными коридорами с тылом. Только тяжелые орудия могли уничтожить это укрепление.
— А для них это так же трудно, как и для нас, — добавил майор.
— Неужели нет ни одного способа определить расположение орудий противника? — спросил Тарас.
— Есть только один, новый способ разведки, который мы используем и которого, в свою очередь, нам надо бояться, — ответил артиллерист. — Это сейсмографическая разведка. Но есть основания полагать, что у противника она еще не налажена.
— Эти основания заключаются в том, что вы еще целы? — спросил я.
— Не только. Видите ли, обстрел еще не является гарантией успеха. Мы спрятаны слишком глубоко под землей и защищены железобетоном. Но снаряды из таких орудий, как наши, могли бы нанести вред. До сих пор в радиусе до километра разорвалось только два снаряда. Это свидетельствует, что наше местонахождение врагу неизвестно.
Близко к пушкам мы не подходили, и сами артиллеристы к ним не приближались. Казалось, пушки стреляли сами. Их обслуживали точные автоматы. Людям оставалось только переводить соответствующие рычаги и щелкать выключателями.
Однако после нескольких выстрелов, от которых в подземной крепости дрожали стены и пол, механик каждой пушки бросался осматривать свое орудие, проверял автоматы. Одновременно наводчик сверял наводку с показаниями автоматического контроля.
— Скажите, можно где-нибудь посмотреть на передовую? — спросил Тарас. — Я ехал сюда и мечтал увидеть настоящий фронт, линию, отделяющую наши части от вражеских, взрывы снарядов, движение танковых частей.
— Одним словом, картину настоящей битвы, — поддержал я парня.
— А вам очень хочется? — спросил штабной лейтенант.
— Конечно, это же необходимо для журналиста.
— Попросите майора. Он может вам помочь.
Тарас сразу же обратился к майору. Я помнил приказ Черняка и не знал, стоит ли мне присоединиться к просьбе Тараса.
— Вы что, выведете нас на поверхность? — спросил я.
— Можно, — улыбнулся майор. — Но лучше зайдем сюда, на командный пункт.
И он указал на дверь небольшого помещения. Мы зашли внутрь и увидели столик с каким-то аппаратом и небольшим экраном на стене.
— Электрокинескоп, — сказал командир. — Сейчас вы окажетесь на поле боя. Следите за экраном.
Он включил рубильник, повернул несколько выключателей, и экран осветился.
На этом специальном экране командир батареи показал нам участок фронта, вверенный его части. Изображение поля боя передавалось сюда по проводам от расположенных далеко впереди особых стереотруб.
Поле боя поражало своей пустотой. Кроме разрывов снарядов, я поначалу ничего не заметил.
Но вот майор указал на несколько подвижных точек в воздухе и на земле. И те и другие появились внезапно. Первые были самолетами, вторые — скоростными танками. В воздухе и на земле мелькнули огоньки и поплыли кольца дыма.
И самолеты, и танки быстро исчезли. Закончился краткий бой, который мы наблюдали на расстоянии около пятнадцати километров.
Электрокинескоп, прибор очень ценный для работы штабов и командиров частей, позволял осматривать отдельные участки фронта в масштабе до пяти километров. Переключая регуляторы, электрокинескоп можно было направлять на те или иные участки фронта, которые были соответственно пронумерованы на карте. Объект был виден с нескольких наблюдательных точек.
Мы засиделись у экрана замечательного изобретения, не торопясь покидать батарею, но меня неожиданно вызвали к телефону.
— Говорят из штаба корпуса. Давно вас разыскиваем. Получен приказ из Ставки Верховного Главнокомандующего. Вы должны немедленно выехать в Москву в распоряжение инженера Макаренко.