— Тоже вас куда-нибудь… засуну, — пообещала Сакамото. — Вы полезны… но незаменимых людей нет. Как я уже убедилась, экипаж достаточно подготовлен…
— … чтобы почти утопить подводную лодку пять раз в течение перехода даже без воздействия противника. Я не просто полезен, комиссар-сама, я именно что незаменим. Без меня вас утопит первый же встречный конфедератский сторожевик, если вы до него доплывете. Да, и перестаньте долбать в меня вашими фамильными умениями.
— Какими умениями? Вы о чем вообще…
— Да бросьте притворяться, я же читал ваше дело. Подчинение разума, чтение ауры и страх. Отличный набор для контрика, не понимаю, почему вы сразу… и хватит уже шипеть!
— Но я… — начала Татьяна, однако фон Хартманн уже и сам осознал, что в этот раз шипение уже переходящее в свист, раздается откуда-то со стороны… причем звук явно не исходил из человеческого горла. Оглянувшись, он увидел, как в полуверсте от них, на дальнем пирсе, из рубки подводной лодки вырывается в небо столб дыма и огня, развернулся к мостику и заорал: «Вниз! Все вниз!» Затем снова оглянулся на фонтанирующую багровой струей подводную лодку, сбил Сакамото с ног, навалился сверху… и почти сразу откатился в сторону, получив сразу несколько ударов. Тот, что коленом между ног, был болезненней, зато пощечина вышла оглушительней.
Впрочем, проморгавшись, Ярослав разглядел парящий в небе предмет и понял — оглушительной была вовсе не пощечина.
Громадная туша баллона высокого давления летела уверенно и неторопливо — позволяя обгонять себя другим, более мелким обломкам и лениво вращаясь. Наконец она взобралась на верхнюю точку, зависла там, словно раздумывая, а затем также неторопливо начала падать. Прямо на фрегат-капитана.
— Она погибла сразу!
Доктор Харуми протирала руки антисептической салфеткой нарочито тщательно, словно пыталась оттереть нечто донельзя липкое и противное.
— Перелом основания черепа… даже окажись я рядом в тот же миг…
— То вы бы ничем уже не смогли бы ей помочь, — закончил фон Хартманн. — Зато можете помочь другим. У нас половина экипажа с травмами… а вторая половина могла просто из-за шока еще не осознать, что чего-то себе переломала. Займитесь этим, доктор. Сейчас. Это приказ.
— Да, фрегат-капитан.
— Теперь вы, — Ярослав посмотрел на стоящую рядом Анну-Марию. Та продолжала всхлипывать, а левое ухо девушки заметно увеличилось в размерах и покраснело — Лейтенант флота Тер-Симонян! Вы меня вообще слышите⁈
— Она со мной в одной спальне была, — тихо сказала лейтенант. — Белка… то есть, матрос Дебриенн. Еще до разделения… меня взяли на офицерские курсы, а её на электрика. За две кровати от меня. Понимаете… она простудилась тогда, проболела две недели, поэтому контрольную работу написала хуже. А так ведь Белка умная была… и на её месте…
— Никто не должен быть не её месте, — догадавшись, какой будет следующая фраза, сказал фон Хартманн. — И её здесь быть не должно… было бы.
— Да… наверное…
Фрегат-капитан попытался вспомнить, как выглядела матрос Дебриенн живой и почему-то не смог. Хотя считал, что за время похода уже неплохо познакомился с экипажем. Но сейчас, лежа у трубы зенитного перископа, погибшая даже в матросской шинели выглядела просто девчонкой, непонятно как оказавшейся здесь, посреди океана и войны.
— Она себе возраст завысила, чтобы в училище попасть, — на этот раз Анна-Мария угадала мысли Ярослава. — На полтора года. Мол, пойду лучше в море, чем к ткацкому станку… или на панель. У детей из фабричного предместья выбор небогатый, тем более, у девочек, там рано взрослеют.
— Понятно.
С пирса требовательно загудели. Оглянувшись, Ярослав увидел, что возле полуразвалившейся кучи стоит давешний вездеход, причем высунувшийся из него пан Зюзя умудряется одновременно махать рукой и жать на клаксон.
Спускаясь с мостика, фрегат-капитан подумал, что матроса Дебриенн… Белку надо будет похоронить в море. Так будет правильней… насколько это вообще возможно.
Додумать эту мысль не получилось, потому что внизу на Ярослава сразу налетело нечто встрепанное, размахивающее тетрадью и в очках, только не узких, как у комиссара Сакамото, а классических больших круглых — отличницы-зубрилки с передней парты.
— Командир, я…
— Отставить! — рявкнул фон Хартманн в лучших традициях дрилл-фельдфебеля Печёного и, не дожидаясь, пока жертва его акустического удара опомнится, быстро перебежал по сходне на пирс. Дальше скорость пришлось все же снизить — поверхность вокруг бывшей кучи генерального груза была усыпана рисом, гречкой, патронами в пачках, лентах и просто россыпью, а также ручными гранатами с вкраплениями минометных мин. Все это богатство маслянисто поблескивало и благоухало чудной смесью дизтоплива, моторных масел и бензина.
— Как, живой?
— Не дождёшься! — Яцек протянул фрегат-капитану «язык» телетайпной ленты. — Новый приказ из штаба флота. Немедленно по получении сниматься и двигать в море с тем грузом, что успел принять на борт.
— Выгоняют, значит…
— Поганой метлой, — Зеленка нервно хихикнул и принялся охлопывать себя по карманам кителя, — пся крев, сигареты забыл. У тебя нет?
— У меня нет, а у тебя лужа бензина под ногами.
— Чего⁈ А-а, курва! — пан Зюзя заполошно мотнул головой и, не увидев безопасного места поблизости, буквально втянулся обратно в вездеход. — И тут эти сучьи бочки расхерачило! Холера, если вся эта база к утру не сгорит, то божьим попустительством, не иначе! А… это что? Вернее, кто?
— Капитан…
— Это, — устало вздохнул Ярослав, — мой старший торпедист. Ялик-мичман Эмилия Сюзанна фон Браун.
— Охренеть.
— Капитан-сама…
В отличие от Ярослава, очень тщательно выбиравшего место для следующего шага, ялик-мичман шла напролом, явно пребывая в полной уверенности: всякая мелочь типа гранат причинить ей вред не способна.
— … Я опросила свидетелей, кто был на мостике в момент взрыва, мы кое-что посчитали, очень приблизительно, разумеется и округляя, но… — Эмилия сунула в лицо Ярославу тетрадный разворот, исчерканный торопливыми формулами, — самая вероятная причина катастрофы, это взрыв сразу нескольких боевых частей торпед. А поскольку взрыву предшествовал кратковременный, но интенсивный пожар, скорее всего, причина катастрофы в кислородной системе торпеды. Если меня включат в состав комиссии, проводящей расследование, я…
— Во-первых, — перебил Эмилию высунувшийся из вездехода Зеленка, — на вооружении Имперского флота нет и никогда не стояло кислородных торпед. Забудьте это слово, ялик-мичман. Есть торпеды, снаряжаемые «воздухом номер два» и точка. Во-вторых, расследование уже проведено, завершено и неопровержимо доказало, что сегодня вражеским лазутчикам удалось совершить удачную диверсию… и сейчас полным ходом ведутся поиски возможных соучастников.
— Но, — ялик-мичман отступила на шаг, поскользнулась на снарядике от зенитного автомата и наверняка бы упала, не успей фон Хартманн ухватить её за ворот шинели. — Я уверена, что проблема именно в двигательной системе торпед старых образцов. Дед всегда говорил…
— Дед? — переспросил пан Зюзя.
— Эмилия Сюзанна фон Браун, — повторил Ярослав.
— Охренеть. Чокнутый старикан фон Браун и его самопыхи. Кто-то до сих пор не наигрался в эту дрянь⁈ Мы-то надеялись, все производство теперь уходит на перекраску секретуток в адмиралтействе…
— Не дождётесь! — яростно выпалила Милли Сью из-под руки капитана. — На будущий год на вооруже…
— Тц! — Ярослав невозмутимо зажал ей рот. — У меня весь боекомплект с «воздухом номер четыре».
— Холера! — побледневший, на манер полотна, Зеленка вынул из кармана мятый платок и принялся утирать со лба пот, — понимаю теперь, чего штаб флота приказал тебе валить поскорее. Двух таких фейерверков подряд эта база точно не переживет.
Адмиральское совещание. Вечер.
«– Мы дадим этим гаврикам такого джосу, что они спокойно позволят нам обедать сегодня и завтракать на следующий день!»
Неустановленный подводник флота Конфедерации перед массовой дракой с младшим командным составом эскадрона морских пластунов армии Конфедерации в кафе «Под бабой Утей».
— Лехаим, бояре! — старинным тостом флота начал рабочую встречу с подчинёнными адмирал жёлтого флага Такэхито.
— Кампай! — поддержали тост МакХэмилл и Такэда. Сливовица пошла обманчиво мягко, как армейское заверение в полном содействии флоту.
— Ну, за предсказуемых врагов! — опрокинул стопку адмирал. — Чтобы их поступки чаще соответствовали нашим ожиданиям!
— Адмирал, вы знали! — вытянул руку в обличающем жесте МакХэмилл.
— Ожидал, — согласился Такэхито. — Знать тут можно примерно с той же вероятностью, что и погоду на завтра. Может дождик. Может снег. Может, гладиолус. Но приятно, когда сапоги действительно ведут себя как сапоги. Я вас искренне с этим поздравляю.
— Но, — Такэда запнулся. — Почему? Это же выглядит как оскорбление.
— Для армейского потомственного аристократа дать формально равному вместо кораблей — суда, причём такие, что на дистанцию артиллерийского боя с устаревшим линкором с прошлой войны даже войти не смогут, если тот сам не захочет — и есть оскорбление, — адмирал хитро прищурился. — Но мы не в армии. Воевать на расстоянии прямого выстрела нам просто незачем. Идти предельным ходом — незачем. Даже в одном крейсерском строю держаться — и то незачем! А шлёпающие на двенадцати узлах «подснежники» для противолодочной обороны важны прежде всего своим количеством. С ним же у нас, благодаря противоестественному желанию армейских лбов поскорей избавиться от позорящей их посуды всё просто замечательно. Они так и не поняли, какой подарок нам сделали!
— Действительно, — Такэда начал понимать. — Вчерашним рыбакам на капитанский гонор плевать. Им главное вернуться с экипажами. А нам только ударные полусотни в небо поднять, хоть за сто миль от цели. Возмущаться станет разве что команда эсминца.