— Ну можно же, наверное, — Петерзон задумалась. — Как-то.
— Знаешь как — Стиллмановская премия твоя! — щедро пообещала Тояма. — Но пока что ни у кого без корабля селитры повторить ещё не получилось.
Вероника поморщилась. Жуткая передовица «Москвы сбоку» до сих пор легко вставала у неё перед глазами. Фотографию чудовищного, выше самых высоких домов, грибообразного облака дыма и хорошо заметной волны спрессованных обломков сопровождал ожидаемый заголовок: «Мирный порт уничтожен одной имперской бомбой!» В правом нижнем углу фотографии отчаянно держалась за голову растрёпанная, уже без лент, вуали и банта невеста — с безумными глазами и распахнутым в безмолвном крике ртом.
Запечатлевший чудовищный взрыв фотограф, Эйтан Мунк, таки да, имел сомнительное еврейское счастье фотографировать свадьбу как раз в момент взрыва. Стоит отдать ему должное, после своего гениального кадра под откос моста он так и кувыркался — в обнимку с камерой, так что некоторую часть свидетельства торжества для заказчиков всё же сохранил. Насколько любящая пара могла этому порадоваться с любовным гнёздышком в полосе тяжёлых разрушений — вопрос, конечно, пикантный.
В любом случае, имперский новый мегалинкор в архипелаг вроде как пришёл. А вот конфедераты не дождались и старого. На каком этапе работ находились последние доделки в Белый флот — последнее время предпочитали даже по углам не шептаться. Ходили самые дикие слухи, что попытка замены оптических директоров огня гипотетически круглосуточными радарными имела в практической реализации такой ворох неожиданных проблем, что после выхода на огневые испытания борты к третьему залпу остались без любых средств управления огнём вообще.
— Три минуты до манёвра, — напомнила Вероника. Не смотря на болтливость, приборы она из поля зрения не выпускала, как и свою полусферу ответственности. Не то, чтобы это имело особое значение настолько глубоко посреди бесполезной нейтральной океанской территории. Но пока над полусотней стояла Газель Стиллман, забыть о последствиях ошибки не получалось ни у кого. Слишком уж охотно и безжалостно к себе командир напоминала всем и каждому, что за такое бывает.
— Есть три минуты до манёвра, — Тояма вынула моргалку из креплений. — Ну-ка, где там наша кошка драная снова отстала? Про своё домашнее задание по навигации помнит ещё?
Вероника хихикнула. Да, в каюте Такэды в ту ночь присутствовали всего двое, да ни он сам, ни Пшешешенко ничего вслух не рассказали, но что именно произошло той ночью между командиром и его импульсивной подчинённой знали все.
— А она что-то уже передаёт, — Вероника Питерзон всмотрелась за остекление фонаря. — … восемь узлов. Курс два-пять-ноль. Атакую первой. Запрашиваю поддержку атаки по готовности. Да-а ладно?
— Лодка! — поняла Тояма. — Здесь имперец! На перегоне караулит, зараза, самую малость промахнулся!
Её «Казачок» послушно движению ручки управления скользнул вбок. Юнона торопливо завела его на хвост борту напарниц, вслед почуявшей добычу Рыси. В праве формально младшей подчинённой на первый удар и обеление репутации ни сама Тояма ни её бортстрелок в этот момент даже не сомневались.
— Идём за тобой, удаление две тысячи, — отбила с моргалки Юнона. Самолёт Пшешешенко-Пщолы откликнулся коротким подтверждением с места бортстрелка, покачнулся, и плавно сменил курс.
Заход на курс атаки в исполнении Рыси оказался настолько же идеальным, как и на тренировочные плавучие мишени на Родине, над Семью озёрами. Теперь оба экипажа отлично видели цель внизу. Хищное вытянутое тело с двойным уступом рубки, передняя часть выше задней. От непогоды корпус потемнел чуть ли не до конфедератского «флотского синего». Здоровенная крейсерская лодка нагло рассекала на дизелях так, будто этот кусок океана находился в коронном наделе Янтарного трона.
— Стрелок готов! — доложила Вероника Питерзон, едва закончила с пулемётом.
— Рысь тоже готова, ждём, — Юнона следила за тем, как самолёт впереди чуть заметно менял курс. Две металлические капли под крыльями, на таком расстоянии крохотные, уже наверняка пришли в полную готовность.
Наконец, самолёт подруг зашёл в пике. Юнона выждала свои бесконечно-долгие секунды на курсе, и бросила свой «Казачок» вслед.
— На удачу, — Она провела рукой по фотографии с автографом на приборной доске. Легендарный Гийом Нетрэба в свои двадцать семь был трёхкратным обладателем титула «Золотая длань Конфедерации». Лишь Вероника Петерзон знала, насколько искренне и безответно её боевая подруга мучается от скандальной и непозволительной страсти к чернокожему белопоморскому атлету, сумевшему на гарнизонной службе пережить даже кровавую мясорубку трёх имперских десантов на острова Сапека. — Забьём пару мячей в лунки!
От самолёта Пшешешенко-Пщолы отделились бомбы. Струи пулемётного огня разбрызгались об рубку цели и почти моментально смолкли. Первый самолёт выходил из пике. Внимание Тоямы целиком поглотила работа с курсом, высотой и скоростью. Куда и как упали бомбы подруг, она даже не разглядела.
— Тридцать сотен! — отсчитывала за спиной Питерзон. — Двадцать пять! Готовность! Пятнадцать!
На высоте сброса подтверждение бортстрелка Юнона Тояма даже не услышала. Просто самолёт дрогнул будто сам по себе и несколько сотен фунтов стали и взрывчатки отправились вниз. Толком проштурмовать цель у Юноны не вышло, машина упрямо ползла вбок, да и высоты уже осталось всего-ничего. Оставалось лишь надеяться, что бомбы легли хоть немного лучше.
— Достали курву, Ю! — отчиталась за спиной Вероника Питерзон, едва окончилась перегрузка. — Вторая точно в рубку! Н-на! Первая — накрытие без срабатывания.
— Да ладно? — Юнона Тояма чуть поменяла курс и вывернула голову. — Она что, тонет?
Лодка на глазах зарывалась носом в белую пену. Корма ещё торчала над водой, а нос уже захлестнули по самую рубку первые волны.
— Тонет! — радостно подтвердила бортстрелок. — Она тонет! Мы её сделали!
— Жаль, конечно, что первая не сработала, — вздохнула Тояма. — Ну да и так неплохо получилось.
— Неплохо? — Вероника Питерзон хихикнула. — Неплохо? Да мы их по уши в говно макнули, курва!
Два экипажа вернулись на курс и яростно перемигивались оптическими сигналками. Теперь позорная утеря ВАС-61 статуса отдельной таск-группы и низведение до патрульного судна под чужим командованием больше не казались им грандиозным армейским оскорблением.
Экипаж наконец-то записал на свой боевой счёт значимую флотскую цель. Всё наконец-то стало так, как и должно быть. Так, как они ждали перед началом боёв.
И только уже на подходе к ВАС-61 и предпосадочном облёте до экипажей патрульной двойки наконец дошло, что никто из четверых девчонок в кокпитах двух самолётов даже не подумал согласно действующим флотским приказам доложить ни о точном времени, ни о координатах встречи с противником.
Глава 18
Глава 18. Подводник под угрозой
— А что мне делать с этими пукалками, если подводная лодка всплывет?
Шкипер мобилизованного траулера «Моржовый бивень».
Очередная серия трех глубинных бомб взорвалась по правому борту. Далеко — повисшую на девяноста саженях подводную лодку едва тряхнуло. Впрочем, фон Хартманн понимал, что их и не пытались накрыть. Просто давили на нервы не хуже забортной воды, напоминая: «мы ещё здесь, мы вцепились в глотку и не собираемся отпускать».
— Почему они не уходят?
На миг Ярославу показалось, что эти слова произнес он сам. Нет, голос был другой, женский… хотя и неузнаваемо-хриплый. Кто-то из рулевых…
— У них есть Видящий, — к удивлению фрегат-капитана, ответила на вопрос островитянка. — Очень слабый… не может сказать, где вы, просто чувствует, что ваша стальная рыба еще не ушла…
— Вот дерьмо…
По мнению имперской разведки, такого просто не могло быть. Даже самые слабые Видящие были слишком ценным ресурсом, чтобы разменивать их на какие-то там жалкие противолодочники. Но сейчас фон Хартманн куда больше верил сидящей перед ним чернокожей девушке, чем глубокомысленным выводам аналитиков за полмира от Архипелага.
По крайней мере, её слова объясняли, почему их так упорно и долго гоняют. Очень долго.
Ярослав зевнул. В глаза насыпали по фунту песка. Когда он спал последний раз? И когда последний раз спал этот клятый Видящий над ними? Вряд ли его разбудили к моменту начала охоты. А если он и так слабый, то чем дальше, тем больше способности будут уменьшаться от недосыпа и усталости.
— Три часа! — произнес он вслух. — На три часа всем стоп! Прекратить любое хождение… всем, кроме вахтенных, лечь… и экономить кислород. Лейтенант Неринг, принимайте командование.
Главное — не пошатнуться, когда встаешь, мышцы ног после нескольких часов сидения в одной позе предательски затекли. Но командир не может шататься, его фигура должна «одним обликом своим излучать суровую непреклонность и твердую уверенность в скором триумфе Империи»… что за бред в голову лезет! Этих бы писак сюда, под воду! А еще лучше, сразу в торпедный аппарат, пусть демонстрируют эту твердую уверенность, прошибая головой вражеский борт в районе бронепояса!
Подушка была теплой и с темными шерстинками. Завхоз хоть и перестал совсем уж дичиться прочего экипажа, по-прежнему часто спал в командирской каюте. Но сейчас кота рядом не было. И сна тоже, как не убеждай себя, что нужно хоть немного передремать. Стрелки наручных часов — личный подарок Большого Папы, легендарная «адмиральская» серия — словно приклеились от пота к циферблату, насмешливо светясь тускло-зеленым в одной и той же позиции. Хотя, будучи приложенным к уху, механизм издавал вполне бодрое тик-так, но время при этом никуда не двигалось.
А потом вдруг что-то изменилось. Вроде бы та же темнота, тот же спертый воздух, но фон Хартманн совершенно четко понял, что в крохотной каюте он уже не один. И этот «второй» отнюдь не кот. Хотя что-то общее манере нагло влезать на кровать у них определённо имелось…
— Что…