— А Свин это кто? — осторожно уточнила Рысь.
— Кавалергард-лейтенант Порко дель Акаино. — Тоня вздохнула. — Как всё это началось, сначала в действующие, а там в первые же недели пропал без вести над архипелагом. Как на вынужденную шёл — видели, а дальше не знает никто, остров за имперцами с начала войны остался. Ну, может хоть у них похудел.
— Брат у меня, — сказала Рысь. — Тоже. Но там видели. И как падал, и как всё остальное. Ты б знала, как на меня дед орал, когда я сказала, что тоже летать буду.
— Я когда над Архипелагом летать начала, всё думала, что вот, может разгляжу его сверху как-нибудь. Прикидывала даже, как бы на вынужденную успеть нырнуть, и тут же подскочить с пассажиром на борту, — Тоня запила слова щедрым глотком. — Скажи глупо, да?
— Чего уж глупого, — мрачно вздохнула Рысь. — Ты его хотя бы в теории дождаться можешь.
И немедленно запила мрачные слова из фляги.
— Ну и вот жила-была одна тян, — продолжила Мифунэ. — И была она бака не потому, что бака, а потому, что пошла воевать единственной тян на кавалерийскую воздушную баталию фотографической разведки.
— Прям вот сама пошла? — не поверила Рысь. — И взяли? Наша до папы с петицией ходила. Официальной, через секретариат. За всех сразу.
— Выставка у меня школьная, — ответила Тоня. — Была. Ну армеец какой-то заглянул, дочка у него лет на пару младше у нас училась. А там мой «город с высоты» на отдельном стенде вывешен. На широкоугольник арендованный, через отца выпросили с возвратом и страховкой. Ну и приходят на школу наутро две повестки. Одна на пилота, одна на фотографа. У военкома же нормального в голове не поместится никогда, что девка семнадцати лет может ногами палку облезлого гидроплана держать, а с рук бандурой этой в двадцать фунтов весом на ремнях снимать. В одно рыло упоротое. А я тогда мордой в подушку лежу в соплях и слезах, кулаки об стену все отбила уже, похрен мне та выставка, я треугольник с печатью и получила уже, и развернула. Ну что я могла тут ответить, когда у меня не один билет на войну, а сразу два, какой хочешь, тот и выбирай?
Она замолкла ровно на один глоток и продолжила:
— Ну и определили меня в армейскую фоторазведку. Ладно б ещё нормальные военные, так нет, по тому же школьному набору фотографы, мальчики-из-хороших-семей, чтоб им соплёй до колена с червя толщиной висел, — кавалергард-лейтенант грязно выругалась. — Поголовно скорострелы, хуже разболтанного М2 авиационного. Мамкину титьку забыли уже, подружкиной за всю жизнь и не видели. Матросят как на флоте, две минуты на всю любовь, одно название, что кавалеристы.
Рысь подавилась глотком и начала медленно заливаться краской.
— Антуан вот из них всех единственный мужик, но он дядька уже взрослый, у него семья, дети почти моего возраста, имение хоть на машине объезжай, дом в столице. Так он смотрит через меня насквозь, как просто на пилота с титьками, и не подкатишь. Ещё и жалеет, как чумную… — тем временем безжалостно продолжала Тоня Мифунэ. — Командир-то ваш как? Холостой?
— Не знаю… — выдавила Рысь.
— Что «не знаю»? — потребовала уточнений Мифунэ. — Ты к нему сама подходить хоть раз пробовала?
— Пробовала, — ответила Пшешешенко, искренне надеясь, что ответ утонет в грохоте шторма.
— Ну и? — жадно повернулась к ней кавалергард-лейтенант. — Ты же красная вся, у тебя что, с ним первый раз, что ли? Ну рассказывай, чего было-то?
— На столе рабочем выдрал, — Рысь окончательно сдалась под армейским натиском. — И прогнал.
— Шиматта, — обалдела Мифунэ. — Вот он у вас деспот. Ну пришла, ну даже нарушила, так что, просто выгнать не мог, что ли, как все нормальные мужики? У наших до рукоприкладства только раз дошло, когда один йуный гений на посадке с запитанным спуском пулемётной батареи козла дал и диспетчерскую вышку обстрелял.
Рысь потупилась и засопела.
— Погоди, — Мифунэ привстала на коленях в пилотском кресле и подалась к собеседнице в попытке заглянуть ей в лицо. — Ты что? Правда? Из всех стволов?
— Из трёх, — жалобно пролепетала Рысь себе под нос. — Электроспуск в крыло на сборке вверх ногами забили…
— Мва-ха-ха! — Тоня Мифунэ запрокинула голову и без малейшего стеснения стесняясь загоготала в голос. — Ну ты крута, мать!
Возле перекрытий ангара что-то нехорошо щёлкнуло. Сквозь гул шторма и хрип статики пробились звуки, которые тут, казалось бы, звучать не могли в принципе.
— А это ещё что за… — Тоня Мифунэ подняла фляжку к глазам и опасливо принюхалась, — Вроде б и выпили совсем ничего?
— Ну, мы же не могли до музыки допиться? — испугалась Рысь. — Ведь не могли, да? Ку-урва, ну только не опять!
— А кто нас знает, — забулькала остатками бренди Мифунэ. — Допивать будешь?
— Допивать, — Пшешешенко мрачно задумалась, мотнула головой и протянула руку. — Буду!
— Ну что же, минна-сан, у меня для вас плохие известия, — Такэда недовольно рассматривал шифровку. — Ветер до семидесяти узлов. Командованием флотского конвоя принято решение бороться за живучесть отдельных бортов в рассыпном строю, на усмотрение командиров и капитанов, по наблюдаемым обстоятельствам. То есть, когда всё это хоть немного закончится, нам придётся не только и не столько заниматься тем, ради чего нас отправили в сторону конвоя, сколько прежде всего искать отдельные суда и помогать им вернуться к общему строю. На лёгких кораблях эскорта и судах гражданской постройки ожидаются людские потери и повреждения эквивалентные боевым. Магнитная буря скорей всего продолжится, и сделает любую радарную навигацию крайне стеснённой.
— Айвен Иванович, — Збык Кащенюк поднял руку словно прилежный ученик на экзамене. — При некоторой калибровке…
— Флотского радарного поста Марк IX? — усмехнулся Такэда. — Там даже на тридцатитысячнике едва четвёрку отжалели, и то ввиду того, что у командования Белого флота своих танкеров этого тоннажа — на пальцах можно посчитать. А всю мелочь нам придётся собирать на глазок… Ну что ещё такое?
— У нас отклик на сонаре, командир, — вестовой испытывал вполне явную неловкость. — Но… Айвен Иванович, акустик говорит, что это проще дать послушать.
— В трансляцию, — мрачно приказал Такэда.
…dem dunklen Wald von Paganowo, brach er ein bei Tag ach bei Nacht, — под лёгкий гул помех отчётливо раздалось из динамиков, — Bis er dann den frechen Rauberburschen, eines Tages zur strecke hat gebracht…
— Аккордеон, — опознал Збых Кащенюк.
— И хор, — добавил Харальд Катори. — Детский. Песня разве что выбивается.
— Und der Rauber, ja, der trug ein Holzbein, war ein richt ger Morder ja sogar… — классическая имперская легенда о противостоянии обедневшего, но честного лейтенанта Нагеля и бандитского владыки лесов Паганово тем временем продолжалась. На много голосов, и совершенно точно вживую.
— Так вот как звучит сумасшествие, — когда голоса начали старательно выводить припев, Такэда не выдержал. — Мне кто-нибудь может объяснить, что имперский детский женский хор делает под моим судном в шторм глубоким вечером посреди нигде?
— Движется параллельным курсом на глубине около двухсот футов, Айвен Иванович! — отрапортовал Збых Кащенюк.
ВАС-61 «Кайзер бэй» дрогнул и пошёл в крен. Где-то за переборками застонал металл. Мучительно долгую минуту сопромат и ярость стихии боролись друг с другом — и, наконец, корабельная сталь и человеческий гений одержали победу.
— В бортовую сеть вещания, — приказал Такэда.
— Айвен Иванович? — удивился Збых Кащенюк, но приказ исполнил. На смену аккордеону тем временем пришёл саксофон.
— Надо же, — меланхолично заметил Харальд Катори. — Серенада лунного света. Клубная переделка оригинала девяносто второго года.
— It’s in my dream I find the right moment, — спутать гремевшую на всю Конфедерацию главную тему ленты с легендарным Тоби Фуруя оказалось решительно невозможно, — It is the night that brings me the moonlight. And though I know it’s too late to call you, your shadow always right by my side…
Саксофон и голос переплелись и теперь резонировали из точек вещания по всему авианосцу.
— Not all the tears I cry are made of sorrow, — кем бы ни была неизвестная исполнительница, в паре с ней саксофон мастерски пел без слов на два голоса, — Reflected pools that will never dry!
Судя по шквалу аплодисментов по окончании песни, слушала ту вся лодка, без исключения. А если верить металлическим отзвукам — кто-то столь же упорно транслировал весь музыкальный шабаш по системе бортового оповещения, будто задавшись целью заглушить шторм на поверхности.
— Интересно, чем занят их акустик? — задумчиво спросил в пустоту Такэда. — И вообще, жив ли он после такого издевательства…
— Ко-мис-сар! — неслось тем временем из-под воды. — Ко-мис-сар!
После небольшой паузы аккордеон и сакс урезали такое, чего сам Такэда слышал разве что в портовых кабаках. И то далеко не всяких.
— Ах, Ярик, шёб ви сдохли, ви мне нравитесь! Прожить без вас совсем я не могу! — голос новой исполнительницы совершенно точно оказался женским. — Ах, Ярик, ми поженимся, поправитес! Не нужно будет плавать вам в Баку!
— Комиссар, — обалдело произнёс Харальд Катори.
— Строго, — в такт ему откликнулся Збых Кащенюк. — Имперско.
— Айфэн бойдэм ваксн кнышес, инэм тухэс мэдалэм, — продолжала совершенно искренне, и явно столь же адресно, выводить нецензурный клейзмерский припев неведомая имперская комиссар, — Ин дер тохэ тренди момэн, киндер махэн зах алейн!
— Кто-нибудь, пожалуйста, скажите мне, что «Ярик» — это не тот, кого я вслух лишний раз на вахте поминать боюсь? — демонстративно попросил Харальд Катори.
— Насколько можно верить Кривицкой — именно он, — раскрыл всплывший наружу секрет Полишинеля Такэда. — Наши секретчики убедительных аргументов против не отыскали. И вот что ещё, Харальд-сан…
— Да, Айвен Иванович? — обречённо вздохнул Катори.
— Зная образ нашего вероятного противника в Империи, это совершенно в духе прочих его поступков на публику, — добил командир подчинённого. — За прошлые Ярослава фон Хартмана даже на берег отправить без участия личных врачей Янтарного трона не смогли.