– Здравствуйте, доктор. – Мелькнула мимолетная улыбка, та самая, что в начале первого срока полномочий президента воодушевляла страну. – Я сожалею, что был вынужден прервать нашу предыдущую беседу. И простите за долгое молчание. Мне нужна информация. Меня уверили, что самый компетентный в этом вопросе человек – вы.
Барнард почувствовал, как краска заливает лицо.
– Благодарю вас, сэр.
– В нашем последнем разговоре вы заметили, что микроб может разрушить наши вооруженные силы изнутри. Насколько точной оказалась эта оценка, доктор?
– Все еще серьезнее, чем я думал тогда, сэр. Коэффициент распространения инфекции такой же, как у натуральной оспы. Процент смертности выше – порядка девяноста.
– Девяносто процентов? – Брови Эйлин Вашински поползли вверх. – Такое возможно?
– Боюсь, что так, госпожа вице-президент. Ни один из известных патогенов – возможно, за исключением вируса Эбола, – не опасен до такой степени. Впрочем, пока слишком рано делать окончательные выводы.
Снова заговорил президент:
– Доктор Барнард, в нашем распоряжении все лаборатории центра по контролю заболеваний, не задействованные в решении других критических вопросов. Мы также подключили людей из военного ведомства, занимающихся биологическим оружием. Частные компании пока не привлекали по причинам безопасности.
– Спасибо, сэр. Согласен: если нам пока нечего противопоставить плохим новостям, лучше хранить молчание. В противном случае может возникнуть паника.
– Тут наши мнения сходятся, доктор, – проскрипел Хантер Мейсон. Крепко сбитый, невысокого роста, этакий тяжелоатлет-любитель с бритой, похожей на пушечное ядро головой, – даже в строгом костюме он создавал впечатление человека, способного отжать от груди холодильник. Голос его звучал, как скатывающийся из самосвала гравий. – И все-таки, когда нам следует начинать говорить об этом?
Барнард глубоко вздохнул.
– Сэр, из Афганистана доставлены культуры патогенных организмов. Наши лаборатории только начинают работу. Пока мы не получим первых результатов, я бы рекомендовал воздержаться от каких бы то ни было высказываний.
Президент кивнул.
– Благодарю вас, доктор Барнард. Мы очень высоко ценим ваше мнение, потому что, насколько я понимаю, ваши лаборатории почти вплотную подошли к разработке состава нового перспективного антибиотика. А значит, вы ближе всех к созданию эффективного средства против этой инфекции.
– Спасибо, сэр, – поблагодарил Барнард.
Как меж двух огней. Если продолжать молчать и возникнет пандемия, скажут, что президент был обязан предупредить мир. Если все рассказать и возникнет паника, опять будет виноват он. Ему не позавидуешь.
Президент перешел к следующей части разговора:
– Итак, вы можете вкратце рассказать, чем сейчас занимается УПРБ?
– Разумеется, сэр. С самого начала кризиса мы применили трехсторонний подход. Одна из групп пытается синтезировать антибиотик, который может оказаться действенным. Другая пытается синтезировать само «лунное молоко» – экстремофилов, с которыми мы работали раньше. Третья начинает работу по расшифровке генетического кода АКБ.
Барнард ждал вопросов. Лэйтроп говорил, что его босс Хантер Мейсон и президент знают об экспедиции в Куэва-де-Луз. Очевидно, Вашински и Рейтору тоже сообщили. Однако события развивались очень стремительно, и этот факт ему никто не подтвердил. Из-за секретности миссии в Куэва-де-Луз и с учетом ее необычного характера, возможности неблагоприятной политической реакции, он решил о ней молчать, пока президент не заговорит сам.
Вопросов не последовало.
О’Нил посмотрел в свои записи и вновь поднял глаза.
– Доктор, насколько я понимаю, ваши люди также ищут экстремофила в его природной форме.
– Да, сэр.
– Как вы оцениваете шансы на успех?
Барнард ожидал этого вопроса, но все равно не знал, что ответить. Пусть президент и его люди физически не присутствовали рядом, Барнард прекрасно отдавал себе отчет в их неизмеримой власти. Все равно что снаряд, который в любой миг может взорваться без предупреждения. За всю жизнь сопоставимые чувства он испытывал лишь во Вьетнаме во время боя – дурманящая смесь страха, трепета и исступленного восторга. Выброс адреналина учащает сердцебиение, дыхание и – ему это было хорошо известно – влияет на способность оценить ситуацию. Всегда есть соблазн взять на себя невыполнимые обязательства. Лучше обещать меньше, а сделать больше. На ум пришли слова Хейта на совещании: «похоже на полное безрассудство».
Держись золотой середины.
– Я бы сказал, шансы неплохие, сэр.
Такая нейтральная оценка не дает оснований для несбыточных надежд, но и не оставляет впечатления, что провал предрешен.
О’Нил кивнул. Вашински и Мейсон никак не проявили своего отношения к вопросу – Барнард предположил, что, будучи далекими от науки, они не особо верили в успех предприятия, казавшегося им сродни фантастике.
Брови же Натана Рейтора взлетели вверх. Он нахмурился. На долю секунды на лице мелькнуло удивление, что, в свою очередь, удивило Барнарда.
– Я считал, у экспедиции в пещеру довольно мало шансов на успех, – произнес Рейтор.
Откуда такие сведения, задумался Барнард. Напрямую он не обсуждал этот вопрос с Рейтором.
Не твое дело спрашивать откуда, старик. В распоряжении у чиновника такие ресурсы, о которых тебе остается только мечтать.
– Им придется… приходится… трудно, господин министр, – согласился Барнард. Немного помолчал, подбирая нужные слова, и продолжил: – Могу заверить вас, что если в мире и существует группа, способная выполнить миссию, то это именно подобранные нами люди.
Рейтор, похоже, собирался спросить что-то еще, но передумал, лицо его вновь приняло равнодушное чиновничье выражение.
– Понятно, – буркнул он. – У меня всё, господин президент.
Президент, однако, не закончил.
– Еще два вопроса, и мы вас отпустим. Если вашей лаборатории все-таки удастся получить средство против АКБ, сколько месяцев уйдет на производство достаточного количества вакцины? Ее ведь выращивают в куриных яйцах, так?
– В случае с вакциной – так, сэр. Антибиотик же – другое дело. Как только станет понятен генетический код, мы относительно быстро сможем выпускать фактически неограниченное количество. Примерно миллион доз за две недели, если задействовать и частный сектор. Затем перед нами станет по-настоящему сложная задача: каким-то образом нужно будет доставить лекарство миллионам человек, которым оно к тому времени потребуется.
На лице президента отразилось большое облегчение.
– Доктор, должен вам сказать, за неделю это первая хорошая новость. С доставкой мы справимся. Теперь второй вопрос: о каком количестве жертв идет речь?
– По самому неблагоприятному прогнозу, господин президент?
– Разумеется. Как еще нам планировать?
Барнард встал из-за стола и направился к белой доске. Чувствительная к движению камера дистанционной связи медленно повернулась вслед за ним. Дэвид Лэйтроп отошел в сторону, чтобы не попасть в зону обзора.
– Господин президент, по имеющимся к настоящему времени данным, коэффициент распространения инфекции АКБ выше, чем у натуральной оспы. Вот как это выглядит.
Красным маркером он вывел на доске цифру 1.
– Наихудший сценарий предполагает, что система сдерживания инфекции не подействовала. На третьи-пятые сутки возбудитель переходит в контагиозную стадию. Кстати, в случае с оспой потребовалось бы от семи до десяти дней – в этом и состоит их значительное отличие. Затем первый больной в типичных городских условиях будет заражать примерно по двенадцать человек в сутки.
Под единицей Барнард написал:
ДЕНЬ 3: 12
– Эти двенадцать станут заразными в тот же срок, и каждый из них заразит еще по двенадцать человек.
ДЕНЬ 6: 144
Дальше он писал молча:
ДЕНЬ 9: 1728
ДЕНЬ 12: 20 736
ДЕНЬ 15: 248 832
ДЕНЬ18: 3 257 437
Барнард отошел в сторону. Странным образом в голове мелькнула тревожная мысль о ямке на галстучном узле. Потом – не осталась ли расстегнутой ширинка после похода в туалет. Стресс, подумал он и приказал себе сосредоточиться.
Никто в зале оперативных совещаний не осмелился заговорить до президента. О’Нил долго смотрел на доску.
– То есть вы хотите сказать, – начал он, – что если разразится эпидемия, при отсутствии контрмер мы получим три миллиона зараженных за три недели? И девять из десяти может погибнуть?
– Нет, сэр.
– Что же тогда вы хотите сказать?
– Не если разразится эпидемия. А когда.
Лицо президента посерело. Он открыл было рот, но передумал говорить. Положил руку на лоб и тут же опустил.
– Что, ради всего святого, мы будем делать с тремя миллионами инфицированных трупов?
На этот вопрос Барнард ответить не мог. Остальные, вероятно, тоже.
Экран погас.
– Отличная работа. – Дэвид Лэйтроп отошел от стены, у которой стоял, чтобы не попасть в зону обзора камеры во время видеосвязи.
Пожалуй, за исключением Лу Кейси, на службе самые тесные отношения у Барнарда установились с Лэйтропом. Хотя тот был младше, их многое объединяло. В том числе война. Барнард воевал во Вьетнаме, Лэйтроп участвовал в первой войне в Персидском заливе, в специальных операциях. После перешел в ЦРУ. Провел несколько операций как агент, продвинулся выше, стал командовать собственной агентурной группой, и в конце концов был назначен страшим офицером ЦРУ по взаимодействию с УПРБ.
Барнард выбрался из-за стола и жестом указал Лэйтропу на большие, обитые кожей кресла, где недавно они сидели с Халли. У низкого горизонтального шкафа налил две чашки кофе, передал одну Лэйтропу.
– Ты сообщил Рейтору об экспедиции? – спросил тот.
– Нет. Я подумал, ты, – ответил Барнард. – Хотя сомневался.
Лэйтроп пристально изучал чашку.