Во сне Халли увидела Боумана. Он склонился над ней, водил кончиками пальцев по щеке, что-то шептал, касался губами ее губ. Ладонь скользнула вниз по ее шее, проникла под спальник, обхватила грудь. Халли двигалась, стонала под ласками его пальцев.
«Да, – бормотала она. – Пожалуйста, да».
Но рука ускользнула, и она вновь провалилась в сон.
– Халли?
Боуман?
– Халли, вставай. У меня кое-что для тебя есть.
Она открыла глаза. Ее спальное место освещал нашлемный фонарь. Не Боумана – Эла Канера. С дымящейся кружкой в руках он присел рядом на одно колено.
– Подумал, ты захочешь выпить чаю, – произнес он, приблизив лицо к Халли, чтобы не перекрикивать шум реки.
Наконец, она окончательно проснулась, откинула верх спальника, села. Взяла протянутую кружку, отхлебнула.
– Осторожно, горячо, – предостерег Канер.
Чай действительно был горячий, крепкий, с сахаром и сухим молоком – самый вкусный напиток в ее жизни. Дуя на поверхность, она пила и ощущала прилив энергии.
– Чудесный чай. Спасибо.
– Не за что. – Он подвинулся ближе, скрестил ноги, улыбаясь, наблюдал за ней. – Ты долго спала.
– Давно встал?
– Давненько. Как твоя рука?
Она слегка сжала кисть, сморщилась.
– Чертовски больно. Но ничего. Заживет. А ты как?
– В порядке, – отозвался он. – Правда, в порядке.
Халли посмотрела ему в лицо.
– Голос почти что радостный.
В ее тоне Эл уловил удивление.
– Ну, мы ведь достали «лунное молоко», мы живы и идем обратно. Как тут не радоваться?
Действительно. Разве что трое хороших людей погибли, подумала Халли, но промолчала. В некотором смысле он был прав. Они пришли сюда за «лунным молоком», и сейчас операция уже подходила к концу. Вот что самое главное. Три смерти – это ужасно, но они предотвратят сотни тысяч, а может, и миллионы мучительных смертей. Все участники экспедиции, отправляясь сюда, полностью осознавали опасность.
– Ты прав. Прости, Эл. Я устала. И мы слишком много здесь потеряли.
Он мрачно кивнул.
– Да, действительно. – Вздохнул, отвел взгляд, затем вновь посмотрел на нее. – Я достал завтраки, пойду разогрею. Омлет с беконом. Проголодалась?
– Очень. Подождешь минутку?
– Конечно.
Эл ушел. Халли выбралась из спальника, натянула комбинезон, ботинки и шлем и пошла к «кухне». Канер разогрел ИП, налил ей еще дымящегося черного чаю и вручил пакетик из фольги. Стоя, они доставали ложками еду из пакетиков. Омлет на вкус был как настоящий, а кусочки бекона – хрустящие и подкопченные. От чая и теплой еды Халли ожила и уже хотела было поблагодарить Канера, как тот наклонился, доставая что-то из своего рюкзака.
В руках у него оказалась красная фляжка Боумана. В изумлении Халли смотрела, как Канер отвинчивает крышку и наливает себе изрядное количество рома. Он потянулся и к ее кружке, но Халли накрыла ее ладонью.
– Это вещь Боумана. Где ты ее взял?
– Достал из его рюкзака, когда мы уходили из лагеря. – Канер пожал плечами. – Ему она больше не понадобится.
Возможно, и так, однако обыденность его тона ее встревожила.
– Нет, правда, тебе тоже не помешает, – настаивал Канер. – Вряд ли Боуман захотел бы, чтобы ром пропал впустую. Немного расслабимся, что здесь такого?
– До завершения миссии еще далеко. – Сама того не желая, Халли начала раздражаться. – Слишком рано праздновать.
Канер холодно посмотрел на нее, выпил еще и поставил кружку. Подошел ближе. Они оказались на расстоянии вытянутой руки друг от друга.
– Ты не часто ошибаешься, Халли, но на этот раз ты не права. Праздновать вовсе не рано.
Он широко развел руки в стороны. Черт возьми, ведь он молодец, справился со своей задачей. Халли шагнула навстречу, в его объятия.
– Да, Эл. У нас есть причина для хорошего настроения.
Халли попыталась высвободиться, но он продолжал ее удерживать. Ладно, ладно. Понимаю, ты счастлив. Она откинула голову, чтобы заговорить, но, к ее удивлению, он поцеловал ее прямо в губы. Шлем Канера стукнулся о ее шлем и сбил его с головы. Она положила руки ему на плечи и попыталась оттолкнуть, однако он еще крепче прижимался ртом к ее губам, царапая лицо жесткой щетиной. Его правая рука легла ей на грудь, большой палец тер сосок.
– Эл!
Халли собрала силы и отпихнула его. Ее удивлению не было предела. За все время работы в УПРБ он ни разу не бросил на нее двусмысленного взгляда. Что, черт побери, с ним происходит? Потом она вспомнила: «В пещерах люди меняются».
Она отошла назад и не успела открыть рот, как он произнес:
– Ты мне нравишься, Халли. Очень, очень. И всегда нравилась.
– Ты мне тоже нравишься. Как-то раз ты сказал, что будешь рад другу, которому можно доверять. Для меня дружба тоже важна. Дружба. И не более того.
На мгновение ей показалось, что Эл собирается вновь приблизиться, однако он стоял на месте и не сводил с нее взгляд, что-то прикидывая в уме. Если сейчас у него съедет крыша, мы пропали, подумала Халли. Волновалась она скорее за «лунное молоко», а не за себя. Биомассу нужно скорее поднять на поверхность. И она не позволит чему бы то ни было встать у нее на пути. Ни усталости, ни опасностям, ни смертям – даже смерти Боумана. И Элу Канеру тоже.
– С чего бы начать? – произнес Канер.
– Что? – Халли не поняла, о чем он.
– Ладно. Думаю, пришло время для откровенного разговора. Я помню, какие взгляды ты бросала на меня в лаборатории, Халли. И я очень хотел ответить тебе взаимностью. Но не мог.
Однажды ей довелось стоять на крутом снежном склоне в Денали[41], и за мгновение до схода лавины весь мир будто вздрогнул. Сейчас произошло то же самое.
– Какие взгляды я на тебя бросала? Не пойму…
– Не лги, Халли. Тебе не к лицу. К тому же в этом больше нет необходимости.
– Я считала тебя близким другом. Взаимное расположение и доверие – вот и все, что было между нами.
– Ты лжешь, – выдавил он, впервые по-настоящему зло. Его лицо покраснело, губы поджались. – Зачем? Разве ты не помнишь, как мы вместе обедали? О чем говорили?
Она помнила обеды. Сэндвичи и кофе в маленькой вонючей столовке. Они говорили о погоде, политике, коллегах, бейсболе… Стоп! Неожиданно Халли поняла, что происходит, и мысленно упрекнула себя за то, что не распознала этого раньше, просто мозг затуманила усталость. Значит, его не впервые посетили фантазии об их романтических отношениях. Он неверно истолковывал брошенные вскользь слова, видел то, чего не было, в улыбках и случайных прикосновениях, придавал слишком большое значение встречам, телефонным звонкам и имейлам.
Халли знала, как развеять эти фантазии раз и навсегда.
– Конечно, я помню, как мы вместе обедали, – сказала она. – И о чем говорили – тоже. Но ничего романтического не припоминаю. Прости, если у тебя возникло ложное впечатление или если я, пусть нечаянно, ввела тебя в заблуждение. Я считала тебя своим другом, и только. Кстати, я и сейчас так считаю.
Пока она говорила, Эл приближался к ней. Медленно, без угрозы, внимательно вслушиваясь в ее слова. Халли уже хотела было вскинуть руки, но Канер вдруг остановился. Кивнул на кружки с ромом. Выражение его лица изменилось, напомнило ей терзаемые тоской лица, как на похоронах. Тоска вперемешку со злобой.
– Уверена, что не хочешь выпить со мной?
– Я уже сказала – нет. Давай оставим это и начнем собираться.
– Мне жаль, Халли, – произнес Канер. – Мне правда очень жаль.
Он поднял правую руку… с маленьким фонариком? Послышался треск, как от искрящей электрической дуги. Что-то укусило Халли в шею, будто пронзила зубами кобра; миллионы ос стали разом жалить внутри и снаружи, тело сотрясалось от боли, о существовании которой она и не подозревала, – боли было достаточно, чтобы десять раз убить. Вспышки света обожгли мозг. Халли попыталась крикнуть, но мускулы застыли.
Она потеряла сознание.
35
Очнувшись, Халли услышала мелодию «Свит Кэролайн»[42]. Канер, весело насвистывая, укладывал в рюкзак вещи.
Тело ломило. Ясно, Канер применил электрошокер. Значит, он носил его с собой. В пещерах все меняются. Это ей было известно еще до спуска. Она и раньше видела, как спелеологов охватывает ужас, как они теряют мужество, даже нападают на товарищей по экспедиции, становятся невменяемыми, и партнерам приходится вытаскивать их наверх на веревке. Но Канер заранее приготовил электрошокер. Значит, действовал по замыслу.
Халли лежала на спине, на связанных сзади руках – неудобное положение. Перекатившись на бок, она невольно вскрикнула от сильной боли. Было такое чувство, что ее избили. Во рту стоял неприятный медный привкус, горло саднило. По запаху она определила, что ее, должно быть, в какой-то момент вырвало. Тело содрогалось от холода. Сколько она здесь пролежала?
– Проснулась, наконец? – Голос Канера звучал приветливо, но не так, как раньше. – Ты проспала дольше, чем я ожидал. Наверное, выставил слишком высокое напряжение. Век живи, век учись.
Халли хотела заговорить, но мышцы гортани были парализованы. Сглотнула, закашлялась, сплюнула желчь, попыталась снова:
– Эл. Почему ты так поступаешь? Ты должен меня отпустить.
Он оторвался от своего занятия и сказал – совсем уже не приветливо:
– Тут ты ошибаешься. Я не должен тебя отпускать. Отныне в мире вообще не существует ничего такого, что я должен делать.
Вызванный электрошоком туман в голове мешал думать. Похоже, Канер решил говорить загадками. Халли заставила себя сосредоточиться, от усилия лицо и голову обожгло болью.
– Зачем ты меня связал? Мы ведь партнеры, черт подери.
– Мы были партнерами. Я на самом деле думал, что у нас есть будущее. Молился и уповал. Имея это, как бы мы зажили вместе – ты не представляешь!
– Имея что?