глазницу.
Женщину, разумеется, сперва следует изучить с помощью иных инструментов. А после – что ж, все будет зависеть от его настроения.
Покончив со второй сигаретой, Катан отшвырнул окурок, поднял взгляд – и в изумлении открыл рот. Потом резко развернулся и исчез в лесу.
Стайкс дремал, лежа на спальнике, когда Катан с бешеными глазами прибежал в лагерь.
– Поднимай свою задницу. Работаем!
Стайкс встал, потер глаза.
– Что ты видел?
– Свет.
– Свет?
– Да. На входе в пещеру прыгает луч. Кто-то идет.
– Давно пора, – сказал Стайкс. – Одеваемся по полной?
– По полной. Откуда нам знать, кто выйдет. Вдруг большой. С этим лучше не рисковать.
– Ты про того, что из «Дельты»?
– Говорят, он не подчиняется «Дельте». К тому же где-то рядом нарки с федералами. Если нас вдруг раскроют, лучше все иметь с собой. Давай, шевелись!
Оба надели на себя приготовленное для миссии снаряжение: боевые пояса с полуавтоматическими «береттами» и четырьмя запасными обоймами на двадцать патронов, тактические ножи, резервные ножи с выкидными лезвиями, по одной осколочной и одной фосфорной гранате, кевларовые каски со встроенной системой связи. Надели полные бронезащитные костюмы, закрепили их лентами велкро, сверху на нагрудных ремнях – по восемь магазинов на тридцать патронов для М4.
Схватив автоматы, они пробрались к границе леса, легли на животы и скользнули в укрытие – продолговатое углубление в земле, заваленное ветвями и листвой так, что оно стало почти неотличимым от окружающего травяного покрова. Если смотреть с этого места в бинокль, вход в пещеру лежал как на ладони, будто они расположились не в двухстах, а в двадцати ярдах от него.
Они наблюдали. И ждали. Ждали.
– Какого черта они там делают? – пробурчал Стайкс. – Я вспотел как свинья.
– Есть! – Катан не отрывал глаз от окуляров. – Это она.
Стайкс поднял свой бинокль.
– А остальные?
– Погоди…
Они ждали.
Халли вышла из пещеры, прикрыла рукой глаза от слепящего солнца, пошатнулась, словно пьяная. Сбросила рюкзак, обвела взглядом луг. Посмотрела прямо на них, затем перевела взгляд дальше.
– Вид у нее не особо в этом костюмчике, – разочарованно произнес Катан.
– Похоже, ест батончик, – сказал Стайкс. – Пьет из красной фляжки. У них, что, бухло с собой в пещерах? Может, возьмем ее прямо сейчас?
– Нет. До нее двести метров. Увидит нас и – бац! – прыгнет обратно. Или в лес драпанет. Бегай потом за ней. Здесь, сам знаешь, лучше не шарахаться… – Катан в сомнениях замолчал.
– Ну так… и что? А если она вызовет группу эвакуации?
– Из пещеры она сделать этого не могла. Только отсюда. И ей нужно радио. Такого нельзя допустить. Как только она достанет что-нибудь, похожее на приемник, придется ее убирать. Можешь взять ее на прицел?
– Вас понял!
Стайкс установил М4 на камни, из которых он раньше соорудил станок под автомат.
– Готов? – спросил Катан.
– Она на мушке, – ответил Стайкс, не отрываясь от оптического прицела.
– Если что, стреляй в голову. Сможешь?
– Говорю же, она на мушке. Двести метров – фигня.
– Я тебя страхую, продолжаю наблюдать в бинокль. Держи цель в перекрестии.
– Отсюда я ей в ухо попаду.
Они ждали, потея от жары, осаждаемые жалящими насекомыми с воздуха и с земли. Как никогда, засада обернулась адскими мучениями.
Шли минуты. Стайкс наблюдал в прицел, удерживая перекрестие на голове Халли, подушечка указательного пальца давила на спусковой крючок М4 с усилием два фунта. Четыре фунта – и автомат выстрелит. Соленый пот обжигал глаза.
– Я не вижу остальных. А ты?
– И я.
– Неужели она всех уделала? И оставила в пещере? – В голосе Стайкса звучало сомнение, однако он знал: порой случаются и куда более странные вещи.
– Нет, скорее, их уделала пещера.
Уголком глаза Стайкс видел, как Катан облизывает губы и трет промежность.
– Очень надеюсь, что нам не придется в нее стрелять. – Он повернулся к Стайксу: – Отправляй сигнал.
– Нехорошо. Эту хрень из пещеры мы ведь пока не раздобыли.
Катан сплюнул.
– По-твоему, у нее получится нас убить и забрать эту хрень себе? Я так не думаю. Отправляй сигнал.
– Катан…
– Чем быстрее мы скажем, что вещество у нас, тем быстрее они отправят куда надо наши денежки. Хочу, вернувшись, сразу же их получить.
Эти слова не убедили Стайкса, но главным в группе был Катан. Стайкс достал из кармана спутниковый радиопередатчик, черный, размером с пачку сигарет, и вытянул на всю длину телескопическую антенну.
– Ты уверен? – в последний раз спросил он.
– Делай что сказано.
Прибор служил одной цели: передаче зашифрованного пакета данных на спутник, который транслирует его адресату на земле. В данном случае таким адресатом был Грей. Стайкс поднял откидную крышку; под ней находилась красная кнопка не больше десятицентовой монеты. Недолго поколебавшись, он нажал кнопку и удерживал ее в течение пяти секунд. Наконец отрапортовал:
– Готово.
– Отлично, – сказал Катан.
41
Шатаясь от изнеможения, с глазами, полными слез от слепящего солнца, с распухшим, черным от синяков лицом и несколькими кровоточащими порезами Халли выбралась из пещеры в мир света. Она не имела понятия, сколько занял путь после схватки с Канером. Много, много часов – больше, чем она могла вспомнить. Вокруг светило солнце, и это главное; это всё, что ей сейчас нужно.
Тело гудело от боли. И все-таки она вышла. Вышла с «лунным молоком». Жжение в глазах постепенно утихнет, порезы заживут, синяки исчезнут, ушибы и растяжения пройдут. Обычно, выходя из пещеры, Халли ощущала приятное возбуждение от только что пережитых приключений – и одновременно грусть, оттого что они закончились. Но не теперь.
На этот раз выйти из пещеры было все равно что пересечь финишную черту марафона. Халли так упорно и так долго шла к цели, что, когда, наконец, ее достигла, мир едва не ушел у нее из-под ног. Она могла только сбросить с плеч рюкзак и упасть рядом с ним.
Некоторое время Халли сидела в тумане усталости и боли, щурясь от света, ничего не видя вокруг. Наконец в голове стали оформляться мысли. Она вспомнила о лежащем в рюкзаке аварийном радиобуе. Прибор работал на защищенной частоте, как те, что военные летчики используют для вызова спасателей. Была у нее и рация – Боуман вручил перед экспедицией каждому члену группы. Велел сначала использовать радиобуй, известить бригаду эвакуации и ждать связи по радио. Халли открыла рюкзак и стала искать радиобуй. Потом замерла. Сейчас день. При дневном свете они не явятся. Какой смысл рисковать, если есть опасность обнаружения? До ночи надо прятаться.
Опять в пещеру. О боже!
Она не сдвинулась с места. Голод и жажда сейчас заглушали остальные потребности. Халли вновь потянулась к рюкзаку, поискать что-нибудь поесть или попить. Нашла лишь раздавленный энергетический батончик и пустую бутылку из-под воды. На глаза попалась фляжка Боумана. Рановато для спиртного, но какого черта!
Халли погрызла батончик, сделала глоток из фляжки. Огненный ром обжег желудок, но лучше напитка она не пробовала – усталость как рукой сняло, словно луч солнца пробился сквозь туман, и в мозгу вспыхнула искра.
Полегче, девочка. Тебе много не нужно – махом напьешься. Так нельзя.
Халли убрала фляжку, встала, взяла рюкзак и повернулась к пещере. И вдруг ее внимание привлек яркий блеск: посреди луга отражала солнечные лучи сияющая, недвижная поверхность сенота. Халли безотрывно смотрела на воду и чувствовала, как внутри поднимается нечто схожее с иссушающей жаждой. Она действительно хотела пить, но эта потребность была иного рода: желание ощутить телом очищающее, целебное прикосновение воды. Грязным телом. «Омерзительным» – вот слово, которое пришло ей на ум. Халли не мылась больше недели. И уже не помнила, когда закончилась туалетная бумага. На обратном пути после озера Мышиного дерьма водопада не было, и теперь масса фекалий сохла поверх скопившихся за последнюю неделю грязи и пота, издавая невыносимую вонь. Некоторые порезы на коже покрылись коркой; казалось, в этих местах в тело загнаны гвозди. Халли смотрела на сенот и думала о холодной, прозрачной воде. Думала о том, как хорошо… нет, как превосходно будет вымыться, стать чистой, увидеть собственную кожу, охладить раны, успокоить жгучую боль.
– Всего лишь десять минут, – сказала она вслух и направилась к сеноту. Сбросила рюкзак, сняла ботинки и носки, грязный комбинезон. Стянула красное термобелье и, оставшись в спортивном бюстгальтере и трусах, пошла к каменистому краю водоема. Нырнула, почти не подняв брызг.
Ощущения полностью соответствовали ее предвкушениям. Халли не могла подобрать слово, которое описало бы эти чувства. Вода была прохладной, но не холодной, ласковой, исцеляющей, и женщина легко поплыла, наслаждаясь успокаивающим кожу потоком. Достигнув середины сенота, она остановилась, потерла лицо, прочесала пальцами волосы. Легла на спину, развела в стороны руки и ноги, разминая одеревеневшие мускулы, получая удовольствие от нежного прикосновения воды.
Халли нырнула и проплыла вниз двадцать футов, затем тридцать. Свет тускнел, давление росло. Она непрерывно продувала уши – действие, доведенное до автоматизма при многочисленных погружениях с аквалангом. Потом посмотрела наверх и быстро поднялась, с шумным всплеском вынырнула и едва сдержала радостный крик.
Боже, как хорошо! Как приятно двигаться в воде! Халли не знала лучшего лекарства для больного тела. Черт, скоро нужно выходить… Впрочем, еще пара минут роли не сыграет. Халли перевернулась на живот и поплыла медленным, грациозным кролем, глотая воздух через плечо после каждого взмаха длинных рук. В десяти футах от дальней стенки сенота, рядом с которой вздымался густой лес, она остановилась, перебирая ногами в воде.
И увидела плавающие окурки.