Взглянув в гардероб, Пия обнаружила, что ее запас свежего нижнего белья был на исходе, и быстро запихнула в стиральную машину грязное белье для стирки в режиме 60 градусов. У нее уже не было времени на завтрак, и лошадей придется оставить в своих боксах, пока она не вернется из Франкфурта. Сплошные неудачи!
Было около десяти, когда Пия приехала в Институт судебной медицины — и опять встретила Лоблих, которая была здесь в качестве представительницы прокуратуры. На сей раз на ней был не шикарный костюм, а джинсы и футболка слишком большого размера, которая наверняка принадлежала Хеннингу. Этот факт окончательно доконал и без того расстроенную психику Пии.
— В таком случае мы можем наконец начать, — сказал Хеннинг.
Совершенно неожиданно Пия почувствовала себя совершенно чужой в этом помещении, в котором она и Хеннинг провели вместе бесчисленное количество часов. Впервые она действительно поняла, что уже не играет в его жизни никакой роли. Правда, это Пия оставила его, и если он сделал то же, что и она, и нашел себе новую партнершу, то она должна это принять. Тем не менее это повергло ее в шок, к которому Пия в ее теперешнем положении не была готова.
— Извините, — пробормотала она. — Я сейчас приду.
— Не уходи! — сказал строго Хеннинг, но Пия вылетела из прозекторской в соседнее помещение.
Дорит, лаборантка, которая специально приехала, чтобы произвести экспресс-анализы, как обычно, сварила кофе. Пия взяла фарфоровый стаканчик и налила себе напиток. Он был горьким, как желчь. Она отставила кофе, закрыла глаза и потерла пальцами виски, чтобы уменьшить давление в голове. Изредка Кирххоф чувствовала себя изнуренной и деморализованной, как этим утром, что было также связано с тем, что у нее были критические дни. Как назло, она почувствовала, что к ее глазам подступили слезы. Если бы здесь был Кристоф, с которым она могла бы поговорить и посмеяться! Пия нажала сжатыми в кулаки руками на глаза, пытаясь бороться с закипающими слезами.
— С тобой все в порядке? — Голос Хеннинга заставил ее вздрогнуть. Она слышала, как он закрыл за собой дверь.
— Да, — ответила Пия, не оборачиваясь. — Это всего лишь… в последние дни было слишком много всего.
— Мы можем перенести вскрытие на вторую половину дня, — предложил Хеннинг.
Чтобы он мог еще раз залезть в постель с Лоблих, пока она будет сидеть здесь в одиночестве?
— Нет, — резко сказала Пия. — Всё в порядке.
— Посмотри-ка на меня.
Это прозвучало с таким участием, что слезы, которые она почти поборола, опять выступили у нее на глазах. Пия молча покачала головой, как маленький упрямый ребенок. А потом Хеннинг сделал то, чего никогда не делал за те годы, пока они были женаты. Он просто обнял ее и крепко прижал к себе. Пия была безмолвна. Она не хотела обнаружить перед ним свою слабость. Хотя бы потому, что, как она предполагала, он, возможно, расскажет об этом своей возлюбленной.
— Я не могу выносить, когда вижу тебя несчастной, — сказал он тихо. — Почему твой директор зоопарка не заботится о тебе?
— Потому что он в Южной Африке, — пробормотала Пия, позволив ему взять себя за плечи.
Хеннинг повернул ее к себе, поднял ее подбородок и скомандовал:
— Открой глаза.
Она послушалась и с удивлением обнаружила, что его лицо было серьезно озабоченным.
— Жеребята вчера вечером убежали, Нойвилль при этом поранился. Мне пришлось два часа гоняться за ними, — прошептала Пия, как будто это было объяснением ее отвратительного состояния. А потом у нее по лицу действительно побежали слезы.
Хеннинг притянул ее к себе и, утешая, стал гладить по спине.
— Твоей подруге не понравится, если она нас увидит, — глухо сказала Пия, прижавшись к его зеленому халату.
— Она не моя подруга, — ответил он. — Ты случайно не ревнуешь?
— У меня нет на это права. Я знаю. Но тем не менее…
Хеннинг немного помолчал, а когда вновь заговорил, его голос звучал по-другому.
— Знаешь что, — сказал он тихо, — мы сделаем сейчас нашу работу, потом как следует позавтракаем, и если ты захочешь, я поеду с тобой в Биркенхоф и посмотрю Нойвилля.
Это предложение было чисто дружеским, никакой неловкой попытки сближения. Хеннинг присутствовал в прошлом году при рождении жеребенка; он сам, так же как и она, был большим любителем лошадей. Перспектива провести день, не страдая в одиночестве, была заманчивой, но Пия все же устояла перед искушением. В действительности она совсем не нуждалась в сочувствии Хеннинга, и это было бы нечестно — подавать ему надежду только потому, что она почувствовала себя одинокой и пребывала в дурном расположении духа. Он этого не заслуживал. Пия глубоко вздохнула, чтобы просветлела голова.
— Спасибо, Хеннинг, — сказала она и вытерла слезы тыльной стороной руки. — Это очень любезно с твоей стороны. Я рада, что мы все еще так хорошо понимаем друг друга. Но мне нужно еще потом поехать в офис.
Это, правда, было не так, но не звучало как отказ.
— Хорошо. — Хеннинг отпустил ее. Выражение в его глазах было труднообъяснимым. — Тогда пей спокойно свой кофе. Не спеши. Я жду тебя.
Пия кивнула и спросила себя, осознавал ли он двойной смысл своих слов.
Понедельник, 7 мая 2007 года
— Роберт Ватковяк был убит, — доложила Пия своим коллегам на утреннем совещании в отделе К-2. — Прием алкоголя и таблеток был произведен не добровольно.
Перед ней лежало предварительное заключение по результатам вскрытия, которое удивило вчера не только ее. Экспресс-анализы крови и мочи убитого показали сильнейшую интоксикацию. Причиной смерти, без сомнения, стала высокая концентрация трициклических антидепрессантов в комбинации с содержанием алкоголя в крови на уровне 3,9 промилле, что привело к остановке дыхания и кровообращения. Но, тем не менее, Хеннинг обнаружил на голове, плечах и запястьях трупа гематомы и кровоподтеки, и предположил, что Ватковяка связывали и насильно удерживали. Небольшие продольные раны с кровоподтеками в ткани пищевода и следы вазелина подкрепили его подозрение в том, что мужчине насильно влили смертельный коктейль с помощью трубки. Остальные пробы были исследованы в криминалистической лаборатории в Висбадене, но Хеннинг однозначно констатировал смерть по вине иного лица.
— Кроме этого, место обнаружения трупа не является местом преступления. — Пия раздала коллегам фотографии, которые были сделаны сотрудниками службы по обеспечению сохранности следов. — Кто-то оказался достаточно сообразительным и тщательно подмел пол, чтобы не оставлять никаких следов. Правда, не в полной мере сообразительным, так как ему это пришло в голову только после того, как он уложил труп Ватковяка на пол. Его одежда была вся в пыли.
— Таким образом, у нас уже пятое убийство, — констатировал Боденштайн.
— И нам опять надо начинать с нуля, — добавила Пия удрученно.
Она чувствовала себя совершенно разбитой. Кошмары прошлой ночи, в которой Элард Кальтензее и «парабеллум» сыграли свою устрашающую роль, она ощущала до сих пор. — Если мы вообще хоть немного сдвинулись с места.
Они были единого мнения в отношении того, что убийца Гольдберга, Шнайдера и Фрингс и человек, расправившийся с Моникой Крэмер, были разными лицами. Но Пию разочаровало то, что никто из коллег не разделял ее подозрения в том, что Элард Кальтензее мог быть тройным убийцей. Она должна была согласиться, что ее обоснования, которые она еще в субботу считала абсолютно убедительными, притянуты за уши.
— Все ведь ясно, — сказал Бенке. Он приехал ровно в семь и сидел угрюмый, с опухшими глазами, за столом в переговорной комнате. — Ватковяк прикончил троих стариков, чтобы заполучить деньги. Потом рассказал об этом Монике Крэмер. Когда она пригрозила, что выдаст его, он ее убил.
— А дальше? — спросила Пия. — Кто убил его?
— Понятия не имею, — сказал Бенке мрачно.
Боденштайн поднялся, подошел к доске, висевшей на стене, которая сверху донизу была исписана и увешана фотографиями с мест преступления, скрестил руки за спиной и стал критически рассматривать причудливые линии и круги.
— Сотрите, пожалуйста, всё, — обратился он к Катрин Фахингер. — Начнем все сначала. Где-то мы ошиблись.
В дверь постучали. Вошла сотрудница охраны.
— Для вас есть работа. Вчера ночью в Фишбахе причинено опасное телесное повреждение. — Она подала Боденштайну тонкую регистрационную папку. — У пострадавшего множество колотых ран в верхней части туловища. Он лежит в больнице в Хофхайме.
— Еще и это, — проворчал Бенке. — У нас и с этими пятью трупами работы по горло.
Его брюзжание ничего не дало. Это был участок отдела К-2, не зависимо от того, сколько убийств ждали своего расследования.
— Сожалею, — сказала охранница, в голосе которой не было ни капли сожаления, и вышла.
Пия протянула руку за папкой. Ни в одном из пяти убийств дело не продвинулось вперед. Они были вынуждены ждать результатов лабораторных исследований, а это могло занять несколько дней и даже недель. Стратегия Боденштайна — не допускать прессу к расследованию — имела существенный недостаток: не было никаких наводок со стороны населения, на которые они могли бы отреагировать, ни бессмысленных, ни полезных. Пия пробежала протокол патрульной службы, которая выехала на место по анонимному экстренному вызову в 2:48 и обнаружила тяжелораненого мужчину по имени Маркус Новак в его разоренном офисе.
— Если никто не возражает, я займусь этим. — Пие не особенно хотелось весь день сидеть без дела за письменным столом в ожидании результатов из лаборатории и испытывая на себе негативное воздействие Бенке. Да и с собственными мрачными мыслями лучше бороться активной деятельностью.
Час спустя Пия разговаривала с главным врачом отделения пластической хирургии больницы в Хофхайме. Доктор Хайдрун ван Дийк выглядела утомленной после бессонной ночи, под глазами у нее были темные круги. Пия знала, что врачи, дежурившие по выходным, нередко имели нечеловеческую нагрузку, работая по двадцать семь часов в смену.