– Познакомься, Мартин, это твой папа.
Генри застыл.
– Дороти, я дурак. Какой же я дурак! – Горло сдавило. Он беззвучно шептал: – Я все исправлю. Обещаю! Я буду ему настоящим отцом. Вот только вернусь с войны – и обязательно буду.
– Боже мой, Генри, от твоих выходок голова идет кругом. Какая еще война?
– Ничего глобального. Не волнуйся. – Он протянул руки к ребенку. – Дай подержать.
– На. – Дороти с готовностью передала малыша. – Что за война? Какая? Где? Почему я ничего не знаю? – И, как бы отвечая своим мыслям, добавила: – Если честно, то мне и не до того было.
– И правильно. Моя война – это просто работа: съемки, съемки и съемки. А учитывая, что кувейтский пейзаж смертельно однообразен, то единственное развлечение – это наблюдать за тем, как одни люди убивают других… Шучу.
– Да уж, юмор у тебя стал вполне армейским. – Дороти покачала головой.
Верхняя ступенька лестницы, ведущей на террасу, плохо прибита. Она качается и скрипит. Но Дороти и не ожидала скрипа. Она услышала шаги мужа еще тогда, когда он был внизу. Даже не шаги, а тяжелое дыхание больного человека.
– Что ты там так долго возился? Тебе же надо есть строго по часам! Вот, все уже остыло.
– Не ворчи. – Отодвигая стул, он положил руку ей на плечо. Тяжело сел. Рука соскользнула вниз, и он слегка похлопал жену по спине. – Ты что-то последнее время на себя не похожа.
– Будешь тут сама не своя. Я очень волнуюсь по поводу того, что происходит дома. Может, мне все-таки слетать? Посмотреть на ситуацию своими глазами.
– Ни в коем случае. Чем больше мы станем проявлять интереса, тем больше у полиции будет подозрений, что мы как-то причастны ко всему этому.
– А мы причастны? – Она смотрела на него серьезным долгим взглядом.
– Я – нет. А уж ты – тем более.
Его лицо оставалось абсолютно спокойным.
– И все-таки я до сих пор не могу понять: зачем ты привез эту свою Анну?
– Дороти, не начинай. Мы же договорились обо всем еще тридцать три года назад. Мне ее жалко стало. Она была совсем одна. Я дал ей семью. И потом, она же нам не мешала. Ты что? До сих пор ревнуешь?
– Вот только за дуру-то меня не держи. К чему там было ревновать? Да и ты прекрасно справлялся с двумя семьями. И Мартину хорошим отцом был, и Эйлин.
– Так в чем же проблема?
– В том, что с нее все и началось. Все проблемы в Клиф-Хаусе начались с приездом этой блаженной. И продолжаются до сих пор.
– Не говори глупостей. Уж кто-кто, а она к этим скелетам никакого отношения не имеет. – Он убрал руку с ее спины и придвинул стул ближе к столу.
– Ты в этом уверен? – Дороти налила кофе в большую кружку, добавила молока, размешала и придвинула ее к мужу. – Твои слова да Богу в уши.
Глава 18Люк Маккензи и Билл Смит
Все утро Эйлин чувствовала себя ученицей третьего класса, которой задали проект «Генеалогическое древо». На большом листе ватмана она даже нарисовала его. Получилось довольно живописно. С помощью трафаретной линейки на другом листе Эйлин начертила овалы и аккуратно вырезала их маникюрными ножницами. На каждой веточке нарисовала гнезда. Гнезда получились не очень, но не в них же смысл. Смысл в тех яйцах, которые по ним разложены. Ей вдруг, как тогда, двадцать лет назад, очень хотелось, чтобы ее проект получил первый приз, но тогда рядом была Габби. Она помогала, как только умеют помогать бабушки. Дала внучке какие-то старые фотографии незнакомых людей. Эйлин и тогда с помощью такого же трафарета обвела их лица, вырезала и наклеила на веточки среди желтых и красных листьев. Ей казалось, что раз там фотографии в основном мертвых людей, то и все вокруг них должно быть умирающим, как листва осенью.
Она так увлеклась раскраской листвы и деревьев, что Габби пришлось ей помогать. Бабушка написала имена и степень родства под каждой фотографией, иначе Эйлин не закончила бы работу к сроку.
Черт! Почему она тогда не сохранила это древо?! Почему? Потому, что проект Лиз Барлоу был признан лучшим в их классе. Лиз получила в качестве премии тряпичного кролика из сказки «Алиса в Стране чудес», в лапке которого были зажаты настоящие маленькие часики. Надо думать, что часики символизировали время и связь с прошлым. Какой бы скрытый смысл ни прятался в этой награде, досталась она не Эйлин. От зависти и злости девочка порвала свою работу и выбросила в большой мусорный контейнер, стоявший за воротами школы.
Теперь – двадцать лет спустя – ей стало стыдно за ту глупую детскую вспыльчивость, а главное, сейчас этот проект с именами и датами, подписанными бабушкиной рукой, очень бы пригодился.
Она порылась в коробке с отложенными после сортировки чемоданчика фотографиями, но серьезно заняться ими не удалось. У входной двери послышались голоса и одновременно с ними стук кольца, зажатого в пасти льва, о латунную пластину на двери.
Выходя из комнаты, Эйлин на всякий случай вынула из сумки перцовый баллончик. Если это снова «частный детектив», она устроит ему достойную встречу.
– Кто?
– Полиция.
Она узнала голос старшего из них. Кажется, Люк Маккензи.
– Чем обязана? – холодно спросила Эйлин, пряча за спиной баллончик.
Ей ли как адвокату не знать, что ношение этого средства самообороны еще в 1968 году было приравнено к ношению огнестрельного оружия.
Широко открыв дверь и прислонившись спиной к стене, она опустила баллончик в карман висевшей на вешалке куртки. Освободив таким образом обе руки, развела их в стороны, изображая гостеприимство.
– Проходите, господа, сюда. – Девушка жестом указала на дверь в гостиную. – Чаю?
– Спасибо, мисс Колд. Мы, собственно, не задержимся.
– Дело в том, – детектив-сержант Маккензи дружелюбно улыбнулся, – что нам очень нужно поговорить с вашей бабушкой еще разок.
– Мы позвонили в «Обитель», но администратор категорически нам отказала. Сослалась на то, что это якобы ваше распоряжение, – вступил в разговор констебль Смит.
– И правильно сделала. Я же вам еще в прошлый раз объяснила, да вы и не хуже меня знаете законы. Габби недееспособна. Она не может быть допрошена без присутствия адвоката или социального работника.
– Вот об этом мы и хотели вас просить, – сказал Маккензи. – Нам очень нужны ее показания. Ведь теперь, когда мы знаем, кому принадлежит взрослый скелет, мы можем назвать ей имя, и возможно, она что-то вспомнит.
Эйлин даже присвистнула от неожиданности.
– Как? Как вам удалось его опознать? По зубам? Архивы стоматологов?
– Не совсем. Как вы понимаете, мисс Колд, задача была не из простых. В те годы еще не было общей базы данных рентгеновских снимков. Вместо того чтобы ковырять в зубах. – Смит усмехнулся своей же шутке, но старший по званию Маккензи так на него посмотрел, что лицо констебля моментально приобрело суровый вид. Он продолжил: – Мы подумали: не мог же этот человек возникнуть ниоткуда. Для начала мы сделали запрос о мужчинах, пропавших в начале двухтысячных и в возрасте примерно тридцати – тридцати пяти лет. Помимо приблизительного возраста у нас еще есть одежда жертвы. Джинсы и майка оказались самыми массовыми и распространенными, но куртка… Исследование куртки дало место ее изготовления: такими куртками снабжались солдаты британских сухопутных войск во время Войны в Персидском заливе 1990−1991 годов.
– И? Вы хотите сказать, что один из них пал смертью храбрых не в кувейтской пустыне, а в подвале моего дома? Как?
– Ответ на этот вопрос мы и пытаемся найти, – пояснил Смит.
– Вам имя Дэн Стокер что-либо говорит? – продолжил Маккензи.
– Ровным счетом ничего.
– Дело в том, что во время наших поисков обнаружилось заявление некой миссис Стокер о пропаже мужа в сентябре 2003 года. Правда, в то время он проживал в Честере, но в заявлении женщины было сказано, что Дэн Стокер уехал навестить кого-то на юге Англии, возможно в Девоне, и потому ориентировка на него была разослана по южным графствам. К сожалению, женщина умерла несколько лет назад, и мы не смогли предъявить одежду для опознания, но…
«Вот любят же эти копы делать многозначительные паузы. Да не на ту напали. – Эйлин слушала и кивала головой в такт рассказу. – Я и сама так умею».
– Но, – сказала она уже вслух, – все вышесказанное – прекрасное подтверждение тому, что полиция не сидела сложа руки. Вы, господа, проделали колоссальную работу. И все же, какое отношение некто по имени Дэн Стокер имеет к моей семье?
– Для начала, он умер в вашем доме, – заметил детектив, криво улыбнувшись.
– Вот здесь позвольте вам возразить. Смерть произошла не в начале, а в конце каких-то неизвестных нам событий. Она не причина, а следствие. Следствие чего? У вас есть хоть какие-то предположения относительно того, за каким чертом он сюда приперся?
– О, мисс Колд, тут наши вопросы совпадают. Ответить на них может ваш отец, ведь он тоже был на фронтах той войны, пусть и не воевал. Возможно, подружился с кем-то. Армейская дружба – она, знаете ли, крепка. Ваша бабушка может знать друзей Генри тех времен.
– Извините, но ваши теории зыбки, как пески тех самых пустынь. Возможно, мой отец и этот, как его… Дэн Стокер могли пересечься. И вообще, заявление теперь уже покойной жены и армейская куртка еще не гарантируют установление личности. Молодые пижоны с удовольствием покупают на барахолках всякое брутальное шмотье.
Эйлин откинулась на спинку кресла и скрестила руки на груди. На языке тела этот жест означает одно: разговор закончен.
Детектив-сержант Люк Маккензи потому и дослужился до такого высокого звания, что за годы работы выучил не только язык тела, но и язык фактов. С видом покерного игрока он открыл свой блокнот, заглянул в него и сообщил:
– Видите ли, мисс Колд, мы с полной уверенностью можем сказать, что останки, найденные в вашем доме, принадлежат Дэну Стокеру. Дело в том, что у него есть дочь. И она согласилась сделать ДНК-тест. Тесты совпали.