Полицейские снова переглянулись. Смит закатил глаза к потолку и безнадежно покачал головой.
– Бабушкины самые яркие воспоминания – это те, которые связаны со Второй мировой войной, когда она ребенком была эвакуирована из Лондона на север. – Эйлин поспешила внести ясность в рассказ Габби.
– Понятно, понятно. – Маккензи делал какие-то пометки в своем блокноте.
– Возможно, в памяти бабушки смешались два события: окончание Второй мировой войны и встреча военных друзей отца после завершения кувейтской кампании, куда он был откомандирован в качестве военного оператора «Би-би-си».
– Возможно… все возможно. – Детектив-сержант набрал полную грудь воздуха, как бы готовясь к новому раунду неравной борьбы. – Миссис Колд, а знали ли вы кого-нибудь из друзей вашего сына лично? Может, кто-то приезжал чаще, чем остальные. Оставался в доме на какое-то время?
– Ой, – глаза Габби вдруг сверкнули веселым огоньком, – помню. Был один. Такой веселый, долговязый. Генри говорил, что он до войны был баскетболистом. Этот парень шутливо говорил, что ему очень нравится наш дом: в нем высокие потолки, и он не задевает головой люстру. Говорил, что даже в винном погребе у нас может стоять в полный рост.
И опять полицейские молча переглянулись.
– И что? Часто он туда спускался? – осведомился Маккензи.
– Думаю, не очень часто. Он несколько дней у нас прожил. Такой веселый был. Столько анекдотов знал. Я потом спрашивала Генри, почему Тони больше не приезжает, а Генри сказал, что его рост подвел. Его убили в перестрелке. Он в окопе не помещался.
В комнате, где из-за тесноты и так было душно, стало нечем дышать. Эйлин приподнялась:
– Вы не против, я приоткрою окно?
Полицейские молчаливо кивнули, а Габби, наоборот, плотнее запахнула шаль. Женщина снова ухватилась за рукав Эйлин и громким шепотом сказала:
– Не впускай его.
– Кого? – хором спросили и полицейские, и Эйлин.
– Ну, этого. Он вчера приходил. Тоже все вопросы задавал.
– Я на минутку… – Эйлин стремительно выбежала из комнаты.
– Миссис Колд, Габби, а какие вопросы он задавал? – Тон детектива был мягок и доброжелателен. Так обращаются к детям или животным, стараясь не напугать их.
– Не знаю. Не помню. Я все думаю: у того старика в деревне, куда нас эвакуировали, у него вся стена была завешана часами. И знаете что? Они все шли в обратную сторону. А если спросить у него: «Который час?» – он всегда смотрел на противоположную стену, где висело зеркало.
Билл Смит, не мигая, смотрел на Габби. Его лицо выражало усилие осмыслить услышанное.
– Как это? – спросил он наконец.
– Очень просто. Часы шли против часовой стрелки.
– Он что, был дислексиком, этот старик?
– При чем тут дислексия? – возмутилась Габби. – Он, кажется, вообще ни читать, ни писать не умел. Просто во время войны – той еще, Первой мировой, – у него сын без вести пропал. Вот старик и устроил часы в доме так, чтобы они время назад отсчитывали, к тому часу, когда сын из дома ушел. – Она помолчала. – Иногда мне кажется, что такие же часы тикают и у меня в голове.
– Бред какой-то, – только и проворчал констебль. Он снова опустил глаза в свои записи. – Так вы говорите, тот друг вашего сына был баскетболистом?
– Друг? Нет, я не знаю друзей Генри, да и когда это было…
Детектив-сержант Люк Маккензи пролистнул свои записи.
– Баскетболист, констебль, нам неинтересен. У скелета рост 175 см. Никак в баскетболисты не годится.
При этих словах в комнату вернулась Эйлин. Вид у нее был очень взволнованный.
– Господа, мне кажется, вы не там ищете. Миссис Фостер невнятно отвечает на мои вопросы относительно того, был ли здесь кто-то чужой. Естественно, если был, это пятно на репутации охраны заведения. Поэтому она мямлит что-то неразборчивое. Теперь понятно, что моя бабушка не бредит и не страдает галлюцинациями. Кто-то здесь был вчера или на днях и напугал ее. Потому-то она и не хочет выходить из своей комнаты. А вы? Что вы сделали? Я вам три дня назад сказала, что кто-то проявляет излишний интерес к нашей семье. А вы? Вы хоть что-нибудь предприняли для того, чтобы защитить нас? Вы узнали, кто этот «частный сыщик»? Вы нашли его?
Она была похожа на фехтовальщика, совершающего серию туше.
– Мисс Колд, мы не обязаны перед вами отчитываться. – Смит попытался сделать ответный выпад для защиты чести мундира. – Визитка, которую вы нам дали, отправлена в лабораторию на экспертизу. По базе данных среди самозанятых детективов он не проходит.
– Ага. – Эйлин горько усмехнулась. – По базе не проходит, зато в частные дома проходит как к себе. Еще раз вам говорю: не там ищете.
– Мисс Колд! Не учите нас делать нашу работу. Делайте хорошо свою.
– А я и делаю. Позвольте вам напомнить: моя работа – это защита интересов допрашиваемого, и потому объявляю это интервью законченным. Посмотрите, – Эйлин обняла бабушку за плечи и поправила на ней шаль, – на бедной старушке лица нет. Она напугана вторжением чужаков и всеми этими вопросами. Как вам не стыдно?
– Нет, мисс Колд, нам не стыдно. Нам не стыдно копаться в грязном белье вашего семейства. – В голосе констебля Смита слышались ноты явного раздражения.
– Что? – возмутилась Эйлин. – Да как вы смеете?! У вас нет никаких оснований подозревать ни одного из членов моей семьи.
Маккензи, будучи старшим и по годам, и по званию, решил прийти на помощь подчиненному. Он посмотрел прямо в глаза Эйлин долгим холодным взглядом и тихо сказал:
– В домах семей, где некого подозревать, скелеты не валяются.
Полицейские покинули комнату. Эйлин выставила за дверь лишние стулья, и в комнате сразу стало просторнее. От легкого сквозняка колыхнулась занавеска. Возникло ощущение, что за ней кто-то стоит.
«Бедная Габби, как это должно быть страшно – жить в реальности, где события не стыкуются. Где нет границы между причиной и следствием».
Она закрыла окно.
– Ба, хочешь прилечь?
Та согласно кивнула.
Эйлин помогла бабушке подняться из кресла, держа под локоть, довела до кровати, поправила подушку и помогла снять тапочки. Габби легла на спину, глядя прямо в потолок.
– Я полежу, пока Артур закончит там, наверху. Позови его, если он заработается. А то опять ужин остынет.
– Конечно, я все сделаю, а ты пока попробуй поспать.
Эйлин уже стояла в дверях, когда Габби еле слышно прошептала:
– Надин, деточка, открой, пожалуйста, окно. Что-то здесь очень накурено.
Глава 20Габби. Прошлое
Маргарет знала, что как администратор она не может себе позволить иметь любимчиков среди подопечных, и все-таки – она же не робот – как ни старалась, но относилась к ним по-разному. К Габби, например. В то время как многих жителей «Обители» старость и деменция превратили в злобных стариков, Габби Колд в минуты просветления оставалась по-детски славной и чистосердечной. К сожалению, такие минуты наступали все реже и реже.
Из окна своего кабинета управляющая наблюдала за отъездом полицейских, и, как только их машина выехала за ворота, она направилась проведать Габби. Та лежала в постели и смотрела в потолок.
– Габби, ну что ты там высматриваешь? Ничего там нет. Ремонт недавно сделали, да и паутину уборщики регулярно сметают. – Тон администратора был дружественно-ироничным, – Хочешь я тебе помогу подняться? Помогу надеть какое-нибудь из твоих красивых платьев? Пойдем в общий холл. Сегодня к чаю морковные кексы, а после ужина кино.
– Отвали. От кексов толстеют, а кино… Кино у меня тут свое имеется. Ложись рядом, будем вместе смотреть, – сухо ответила старушка, не отрывая взгляда от потолка.
Маргарет только пожала плечами и, ни слова не говоря, вышла из комнаты.
…Какая же она все-таки заботливая, эта Надин. Мне всегда хотелось дочку, но Бог не дал. Дал невестку, но уж больно никудышную. К сожалению, Анна не стала ни мне дочкой, ни моему сыну толковой женой. То ли дело ее сестра…
Следов побоев на руках и лице Надин уже почти не видно. Доктор Расселл навещает нас ежедневно. Забавно наблюдать метаморфозы в этом молодом человеке. С каждым днем становится все понятнее, что его визиты связаны не столько со здоровьем Надин, сколько с ней самой. Говоря словами Гете, его поразила болезнь под названьем Zahnschmerzen im Herzen[12].
Мы, конечно же, делаем вид, что ничего не замечаем, но лично мне перспектива женитьбы молодого доктора на нашей родственнице кажется вполне достойной. Мне нравится Надин, нравится легкость ее характера, любознательность. Она часто расспрашивает Грегори о подробностях ее увечий. Он приносит ей атласы и книги по медицине. Кажется, между ними зарождается чувство.
Правда, иногда у Надин очень быстро и совершенно непредсказуемо меняется настроение. Одну минуту она беззаботно шьет или стряпает, и вдруг как будто какая-то пружина у нее внутри срывается с предохранителя, вызывая приступы короткой, но очень бурной ярости. Она может нагрубить или даже разбить что-либо. Правда, никогда не позволяет себе ничего такого по отношению ко мне или к Артуру. В основном «мальчиком для битья», вернее девочкой, становится ее младшая сестра. По всей видимости, так было и в детстве. Очевидно, родители не ладили, дети были свидетелями их скандалов. Одна дочь уходила в себя, другая давала выход эмоциям. Мне кажется, что, обрети Надин семью, деток, она успокоится и станет хорошей женой и матерью.
Мне не хочется отпускать Надин, и я придумала, как задержать ее рядом с нами.
В один из визитов доктора я отзываю его в сторонку и предлагаю попробовать Надин на должность секретаря в его офисе. «Офис» – это громко сказано. Доктор приобрел и обустроил для приема посетителей пустующее помещение – часть старой пекарни. В пекарне давно не пекут хлеб, его теперь доставляют с небольшого хлебозавода, но та половина, где когда-то стояли печи, превратилась в магазинчик товаров первой необходимости, а та, что была хлебной лавкой, стала приемной местного доктора.