[17]. Мужики на нее головы сворачивали.
– Надо понимать, женская половина персонала к ней относилась более прохладно.
– Что вы, совсем наоборот. Страсти вокруг нее кипели. Кто-то сразу ее принял и, как я, восхищался ее раскованностью и независимостью. Кто-то, наоборот, считал ее шлюхой и хищницей – охотницей за богатым мужиком. Что греха таить, врачи тогда были очень обеспеченными людьми.
– То есть вы считаете, что она специально пошла работать в госпиталь с целью найти себе состоятельного мужа, а не из-за желания помогать больным и страждущим?
– Конечно. Я же вам говорю: она работала в административном блоке. Архивы. Истории болезней. Канцелярщина, одним словом. Компьютеров-то тогда еще не было. Все хранилось в папках на стеллажах и вносилось в гроссбухи. Вот она там и сидела. Выдавала справки и ответы на всякие запросы.
– Не сказать, что очень захватывающая работа.
– Если честно, я и тогда удивлялась: какого черта она там сидит. Говорю же: девушка она была яркая, свободолюбивая, неболтливая. Но! За все время нашего с ней общения я так и не поняла: то ли ее скрытность была напускной, эдакий флер загадочности для пущей привлекательности, то ли у нее в прошлом было что-то такое, что она ни под какими пытками не выдала бы. Что-то черное, вы понимаете, что я имею в виду?
Эйлин кивнула:
– Но, судя по тому, что отдыхать в Грецию она поехала с вами, а не с богатым доктором, план поимки такового не состоялся.
– Между нами говоря, я тоже была удивлена, что за эти годы она так и не женила никого из них на себе. Знаете, как бывает? Человек предполагает, а Бог располагает. Может, в планах и был богатенький хирург или кардиолог, но роман-то завязался у нее с человеком, далеким от медицины.
Эйлин склонила голову и подняла бровь.
– Что значит «далеким от медицины»?
– Ну, с одним из посетителей. У него сестра лежала в онкологии. Кажется, он хотел показать ее какому-то частному врачу в Лондоне или даже в Европе. Пришел взять историю болезни, увидел Надин и… забыл, за чем приходил.
– Влюбился? – Эйлин покачала головой.
– Еще как! Он буквально потерял голову и стал ходить к сестре ежедневно ближе к окончанию рабочего дня. Это у нас, у персонала, работа по графику, а администраторы четко с девяти до пяти. Так вот, он приходил к сестре к четырем, а без четверти пять уже стоял у служебного выхода. Боялся красотулечку нашу пропустить. Я даже ревновала. Скучно было домой одной идти, да и дома тоже было одиноко. Я же не для того себе квартирантку взяла, мне ее деньги даром не нужны были, мне тепла человеческого в доме не хватало. Но Надин на раздачу простого человеческого тепла была не щедра. Говорю же – эгоистка. Себе на уме.
Эйлин слушала, и перед глазами вставала картина той девичьей дружбы-ревности-зависти, которая чаще всего приводит к душевным болям и даже к трагическим финалам.
– И что же? Сложилось у них? Он ей предложение сделал? Она за него замуж вышла?
– Как бы не так. Поматросила его и бросила. И в самый для него тяжелый момент. Когда сестра его все-таки умерла. Подождите, сейчас вспомню, как ее звали… Как-то на Сэ… Такое имя не самое обычное. Сюзанна… Стефани! Вот как ее звали! Сте-фа-ни. Красивое имя. И совсем молоденькая была. Почти наша ровесница. Рак – он же не выбирает. Ему, подлюке, все равно кого сгубить. Старуху или ребеночка.
– Да… – Эйлин снова кивнула и развела руки в стороны. – Так что же? Роман с Надин заглох?
– Уж как там у них не сложилось, я не знаю. А только пришла Надин как-то домой поздно и в хорошем настроении. Сказала, что все, пора в отпуск ехать. Устала она от всего. Сказала, что если ехать вдвоем, то и веселее, и дешевле получается. Я так обрадовалась. Знаете, Эйлин, я такая дурочка была. Я не понимала, что с красивыми лучше не дружить. Что они своим блеском все внимание на себя забирают. Я так обрадовалась, что мы с ней наконец-то вместе время проводить будем, что на следующий же день пошла к главному нашего отделения, наплела бог знает что. Отпуска-то у нас летом дают в основном семейным и тем, кто с детьми, – но я так его разжалобила, что он меня отпустил.
Она надолго замолчала. Морщины на ее лице разгладились. Глаза наполнились какой-то тихой радостью. Взгляд стал мечтательным. Мисс Стар прикрыла глаза, вспоминая то время, как будто листала картины той поездки. Потом вдруг вся собралась и сказала, как припечатала:
– Я до сих пор не верю, что она погибла.
– Почему же? – осторожно поинтересовалась Эйлин.
– Да надоело ей все.
– Что вы имеете в виду? Суицид?
– Зачем такой красотке убиваться? Думаю, она малость запуталась в романах и в планах на будущее да и решила начать все с чистого листа.
– Возможно… возможно… Жаль. Спасибо за рассказ. – Эйлин поднялась с дивана. – Можно еще один вопрос?.. – Она убрала в сумочку копию заметки и достала выцветшую фотографию. Протянула ее Джемме. – Кто запечатлен на этой фотографии? Вы знаете этих людей?
– Ой, откуда она у вас? Это же Надин, Эрик и я. Какие же мы красивые. Молодые.
– Да вы и сейчас красавица. – Эйлин знала: мелкая лесть всегда приятна любому человеку в любом возрасте. – А кто такой Эрик?
– Так он и есть брат той Стефани.
– Фамилию не помните?
– Нет, боюсь, не помню. Какая-то простая: не то Браун, не то Батлер… может, Бейкер? Извините. Не припомню. Он в моей памяти только именем сохранился.
– И на том спасибо. Извините, что отняла у вас время.
– Уж какие тут извинения. Такой путь проделали, а толком так ничего и не узнали.
Эйлин направилась к входной двери. На прощание опустила глаза на лежанку, где, уютно свернувшись клубочком, спал пес.
Глава 25Харви Лукас
Ночью прошел дождь. Эйлин с Оливией бежали молча, сосредоточенно вдоль моря по мокрому, крепко укатанному ночным приливом песку. Добежали до изгиба берега, где пляж упирался в забор, отгораживающий лагуну. Там за забором водная гладь была расчерчена на сектора деревянными мостками. По обе стороны каждого из них тихо покачивались пришвартованные катера и яхты. У ворот на территорию пристани стоял киоск с напитками. Девушки замедлили бег, подошли к нему, взяли по стаканчику кофе и повернули в обратную сторону, к центру набережной. Пошли уже спокойным, прогулочным шагом, не спеша прихлебывая горячий напиток.
– Хоть и лило всю ночь, а горелым все равно пахнет.
– Не понимаю, как это могло случиться! – искренне воскликнула Эйлин.
– И как по заказу. Стоило тебе на один день уехать из города – и ву-а-ля, такое происшествие. Тебе почаще надо отлучаться, тогда и у тебя, и у меня работа будет, – рассуждала Оливия.
Они почти подошли к тому месту, где еще совсем недавно стоял фургон уличной еды «Хэппи Бургер». Оливия, как собачка, потянула носом.
– Как вегетарианка я терпеть не могу запах жареного мяса, а уж тут и подавно. – Оливия скривила свои красивые губы. – Как вообще такое могло произойти?! Кстати, тело, найденное в сгоревшем фургоне, еще не опознали. Может, это вовсе и не Харви Лукас.
– Может быть, – задумчиво согласилась Эйлин, – но от этого не легче. Все-таки человек погиб.
– Говорила мне бабушка… – вздохнула Оливия, снимая резинку с волос. Тряхнула головой, и крутые спирали, сверкнув на солнце, рассыпались ореолом вокруг ее точеного личика. – «Не откладывай на завтра то, что можно сделать сейчас». Ведь еще тогда, когда ты занималась делом Лиз, выяснилось, что Харви не только бургерами торгует, но и наркотой. Если честно, я очень надеялась, что ты вернешься и прихватишь его за жабры, а заодно и весь наркобизнес.
– Вот прямо весь? – Эйлин усмехнулась. – Ты слишком большого мнения обо мне. Мне это льстит.
– Ну, хотя бы в одном, отдельно взятом захолустном прибрежном городишке. О'кей? Вечно ты к словам цепляешься.
– Работа у меня такая. А городок наш не такой уж и захолустный. – Эйлин погладила подругу по плечу в знак примирения.
– Знаешь, Эйли, я тебе прямо скажу: ты совсем обуржуазилась в своей конторе «Митчелл и Митчелл». – Она произнесла это название с делано-аристократическим акцентом, где звуки «т» и «ч» сливались в одно шипящее «щ». – То одно у тебя дорогостоящее дело, то другое. А теперь Харви пропал. Надо понимать, что с ним и концы в воду. А ты же обещала, – она даже ножкой топнула, – я думала, мы такой шум поднимем. У меня и материал уже был почти готов.
– Ты помнишь, кем я тогда была? Студенткой-выпускницей юрфака. Диплом писала. А теперь я адвокат, а не следопыт-самозванец. Мое дело – защищать обвиняемых. Это ты все не можешь сдержать свой журналистский азарт, все тебе надо преступление раньше полиции раскрыть.
– Если мы – пресса и медиа – не будем полиции на хвост давить, они вообще перестанут мышей ловить.
– Ой-ой! Много на себя берете, госпожа Мышеловка! – Эйлин весело подтолкнула подругу локтем в бок.
– Я, конечно, понимаю: кидаться в расследование еще рано. Еще вон, – Оливия кивнула в сторону обгорелого фургона, – и пожарище толком не остыло. Не то что мой кофе. – Девушка в сердцах швырнула пустой стаканчик в сырую кучу досок.
– Эй, Оли, ты что делаешь?! Ты же картину вещдоков портишь.
– Да ладно тебе. Какие уж там вещдоки? Друг твой Хикманн здесь вчера целый день только что на карачках не ползал – здоровенный мешок всякого мусора собрал, а толку-то что?! Ты же его знаешь. Ничего не говорит. Даже на пресс-конференции отделался общими фразами, и все. Эйли, я уже поняла, что ты не в теме, но частное мнение у тебя же есть? Ведь есть, правда? Поделись.
– Ну, – не спеша начала Эйлин, как бы подогревая интерес подруги, – я бы начала разрабатывать следующие версии… – Она замолчала и прошла вдоль полицейской ленты, заграждающей подступы к пожарищу. Сзади фургон представлял не менее жалкое зрелище. – Очевидно, газовый баллон, подключенный к плите, был полупустой. Иначе тут бы все разнесло к чертовой матери…