– Это потому, что ты зануда и никому не доверяешь.
– Неправда. Я доверяю, но все перепроверяю. У меня работа такая, – обиделась Эйлин.
– Знаю-знаю. Тот редкий случай, когда не поспоришь.
Оливия позвонила в отдел доставки магазина и узнала, что у Эрика рабочий график через день. Обычные часы с 8:00 до 16:00. По окончании смены привозит фирменный фургончик на служебную стоянку, сдает ключи и накладные и уезжает на своей машине домой.
Оливия так увлеклась детективной деятельностью, что даже регистрационный номер его машины нашла.
– Просто удивительно, какими знаниями богат наш «Гугл», – ворковала она, не поднимая глаз от экрана.
Она хотела снова сыграть себя – то есть журналистку, делающую очередной репортаж о простых профессиях и людях, выбравших их. Но, посовещавшись, девушки решили, что в такой сценарий трудно вписывается интерес к Надин. И потому согласилисьс тем, что в разговоре с Эриком она будет просто племянницей-сироткой, которая разыскивает свою тетушку.
Оливия подъехала к служебной парковке без десяти четыре, легко нашла машину Эрика, огляделась по сторонам и порадовалась наличию скамейки у стены здания. Еще и под навесом. Удобно. Спасает курильщиков и от дождя, и от солнца.
Курильщик оказался только один, вернее одна – толстая неопрятная тетка в сером рабочем фартуке и с волосами, убранными в одноразовый чепец-сетку. Она одарила Оливию недружелюбным взглядом, криво улыбнулась, метнула окурок в ящик с песком и тяжелой походкой удалилась вглубь помещения. Оливия так и не поняла: то ли тетке не понравился цвет ее кожи, то ли перекур подошел к концу.
В 16:05 в ворота въехал крытый пикап. Его бока были оклеены гигантскими фотографиями. Ягоды клубники и вишни размером с человеческую голову вблизи выглядели довольно устрашающе.
Из фургончика вышел вполне еще крепкий мужичок лет шестидесяти. Чуть ниже среднего роста, с аккуратной стрижкой. Не менее аккуратная бородка при поворотах головы слегка искрилась сединой.
Одежда – чистая, но что-то выдавало в нем одинокого мужчину. Оливия сначала не поняла, что именно, а потом присмотрелась – рубашка была выстирана, но не выглажена.
Так как на стоянке у конторы не было других фургонов, Оливия сделала вывод, что это и есть Эрик Батлер, но решила еще подождать, пока он не освободится окончательно и не подойдет к своей машине. Он вошел и почти сразу же вышел.
Оливия так стремительно поднялась со скамейки и кинулась ему навстречу, что он, бедолага, чуть не потерял равновесие. Они одновременно схватили друг друга за рукава. Он – чтобы удержаться на ногах, она – чтобы задержать его. Посмотрели друг на друга и рассмеялись.
– Извините, я вас, наверное, напугала, – улыбнулась девушка.
– Такой красотой нельзя напугать, можно только ослепить, – хмыкнул Эрик.
– Ой, да вы мастер на комплименты, – она все еще держала его за рукав, – правда, жду я вас здесь не для того, чтобы их получать, а…
– Для чего же? – перебил он ее.
– Если вы не возражаете, я бы пригласила вас на чашку кофе, мне кажется, вы обладаете некоей информацией, важной для меня, – выпалила она скороговоркой.
– Только информацией? – Эрик хитро подмигнул.
«А мужичок-то явно ловелас. Неудивительно, что ему рубашки никто не гладит. Седина в бороду…» – промелькнуло у Оливии в голове.
– Да. Но мне бы хотелось рассказать суть дела в более комфортной обстановке. Я, когда сюда подъезжала, видела за углом паб.
– А… – потянул он, – «Королевские доспехи». Кухня там ужасная, но пиво неплохое.
– Я за рулем, да и вы, кажется, тоже.
– Ничего. Я и прогуляться могу после работы.
В пабе он явно был завсегдатаем. Провел Оливию через темный с низкими потолками зал, весело кивнул бармену, бросил комплимент официантке:
– Все молодеешь.
– Не так быстро, как твои подружки. – Женщина, как и многие представительницы этой профессии, не привыкла лезть за словом в карман.
Пройдя сквозь помещение паба, вышли на крытую веранду. Там стояли три или четыре столика. В этот час все они были пусты.
– Тут будет нешумно, – сказал он, отодвигая для Оливии стул.
«Старая школа, – подумала она. – Соблюдает манеры. Наверное, сам не курит, но зажигалку с собой носит».
– Так вам кофе? – спросил он.
– Я передумала. Если можно, я бы выпила чаю. Зеленого.
– Кто бы сомневался! Такие, как вы, себе во всем отказывают ради красивого отражения в зеркале. А зря. В мире существует масса вещей вкусных и приятных.
Он направился назад в общий зал к стойке бара.
Она смотрела ему в спину. Что-то в нем было фальшивое, но что – она не могла уловить. Наверное, его манера говорить. Эта развязность, за которой люди обычно прячут душевную рану или комплексы.
Он быстро вернулся и не успел устроиться за столиком напротив Оливии, как официантка внесла поднос с запотевшим высоким стаканом светлого пива, одиноким чайничком и непарной к нему чашкой.
– Вы меня заинтриговали, – промолвил Эрик и отхлебнул пиво. Тонкая полоска пены осталась у него на усах. Он облизнулся.
– Извините. Наша встреча произошла так спонтанно. Я – Оливия. – Она протянула ему через стол руку.
Он ее пожал, чуть привстав над стулом.
– Эрик.
– Я знаю. Эрик Батлер. Я вас искала.
– И нашли. Что дальше?
– Дальше… вы меня извините, но вы звено в цепи моего поиска.
Она вытащила из-под стула свой рюкзачок, немного в нем порылась и достала конверт. В конверте была та самая фотография Надин с Джеммой и Эриком. Она положила ее перед Батлером.
– Расскажите, кто здесь изображен и что вы знаете об этих женщинах.
Он мельком взглянул на фото и откинулся на спинку стула.
– Как к вам попала эта фотография и что вы, собственно, от меня хотите?
Его слегка шутливый, слегка развязный тон изменился. В нем появилась горечь.
– Все не так загадочно, как может показаться. Фото я нашла в семейном архиве, когда разбирала дом после смерти бабушки.
«Дай Бог здоровья бедной Габби. Я не имею в виду ее преждевременные похороны», – промелькнуло в голове.
– Теперь, после ее кончины, я осталась совсем сиротой. Мама давно умерла, а папа, – она повернула ладони к своему лицу, – папа у нас был марокканским моряком. Поматросил, так сказать… Но, как я поняла из семейных рассказов, у меня должна быть тетя. Случайно узнала, что она работала в Бристоле в госпитале. Мне удалось разыскать вот эту женщину, – Оливия ткнула пальчиком в фото, – она и сказала мне, кто мужчина на этой фотографии.
– Даже не помню, когда это фото было сделано. Да, тетушка ваша была та еще птичка. А эта, – он кивнул в сторону пальчика, все еще указывающего на Джемму, – эта была полиция нравов. Мне нравилась Надин. Да что там нравилась! Я был по уши влюблен в нее. Надин была восхитительная. Очаровательная. Непредсказуемая. Эта дура рядом с ней была просто синий чулок. Но она все время вклинивалась между нами. Даже здесь на фото стоит в середине. Она была одинока и, наверное, ревновала. Однажды напилась и стала говорить про Надин всякие гадости. Якобы Надин от меня что-то другое надо. А что может быть надо молодой, красивой девушке от такого же парня? Я, как видите, тоже был неплох собой.
– Да вы и сейчас вполне себе. Молодым фору дадите, – подбодрила его Оливия.
Он пропустил комплимент мимо ушей.
– Я тот роман никогда не забуду. Он был таким бурным, таким эмоциональным. У меня буквально сносило крышу. С одной стороны – красавица Надин, с другой – моя умирающая сестра. Мы со Стефани были очень близки с самого детства. Она была для меня всем. И вот теперь она уходила. У нее был рак. Быстрый, агрессивный. Он не хотел ее отпускать, наоборот, ежеминутно забирал последние остатки ее жизни. Я чувствовал острейшую боль и одновременно счастье, что на смену Стефани в мою жизнь входит Надин. Оливия, вы не можете себе представить остроту тех моих чувств. Горе и счастье, как теперь говорят, в одном флаконе. Даже больше. Ведь моя любовь к Надин позволяла еще и физическую близость. Ту, которую я никогда бы не смог испытать с сестрой. Вы понимаете, о чем я? – Он склонился над столом. Его лицо было в нескольких сантиметрах от лица Оливии. Она инстинктивно отшатнулась. Он спохватился. – Боже, зачем я вам все это говорю?
Оливия молча пожала плечами.
– Все закончилось так же неожиданно, как и началось.
– Как?
– Через неделю после похорон Стефани Надин пришла ко мне и сказала, что разрывает наши отношения. Я был в шоке. Я умолял, унижался, я ползал на коленях. Она сказала, что поняла, что мои чувства не имеют к ней никакого отношения. Что я просто ищу замену сестре. Это все та ведьма Джемма ее накрутила. – Он со злобой ткнул ногтем в фотографию, все еще лежащую на середине стола. Ткнул так, будто хотел пробить в ней дырку.
Оливия быстрым движением придвинула фото к себе.
– Она настроила Надин против меня, – продолжал он. – Она увезла ее в Грецию. Это идиотское путешествие. Она хотела забрать мою Надин себе. Только самой обладать ею. Не удивлюсь, если узнаю, что она и утопила Надин или еще что с ней сотворила. – Он одним махом влил в себя остатки пива.
Над столом повисла неудобная тишина. Оливия лихорадочно думала над тем, как вернуть разговор в спокойное русло.
– У вас, наверное, сохранились фотографии вашей сестры?
– Конечно. Она всегда со мной. Вот. – Его правая рука нырнула во внутренний карман пиджака. Он достал старомодное, сильно потертое портмоне и извлек из него фотографию молодой женщины в очках.
– Надин тоже носила очки? – спросила Оливия, разглядывая фотографию.
– Нет.
– И что? Вы с Надин больше не встречались?
– Нет. В тот вечер мы не были близки, просто сидели, как друзья, – он ухмыльнулся горькой улыбкой, – как брат с сестрой. Я сделал чай, и мы его пили. Говорили о трудностях жизни, о превратностях судьбы. Она меня успокаивала. Я и правда немного успокоился и решил начать жизнь с чистого листа. Сделать ремонт, поменять занавески. Как будто бы в занавесках дело! Я собрал все вещи Стефани в две большие коробки и вызвал ребят из благотворительного фонда, помогающего больным раком. Я отдал им все ее платья, книги и украшения. Себе оставил только шкатулку, где лежали какие-то мелкие вещи: очки, ее водительские права, свидетельство о рождении. Сколько ни искал потом, ничего найти не смог. Вот только одна фотография осталась, и то потому, что я ее всегда с собой носил… – он помолчал, – и ношу.