Глубокие тайны Клиф-Хауса — страница 29 из 43

Ей показалось, что пластик, закрывающий проем в стене, шелохнулся, вернее, за ним промелькнула тень.

«Вот только птиц мне здесь не хватало. Птица в помещении – плохая примета».

Она прислушалась. На шелест крыльев вроде бы непохоже. Скорее, шаги.

«Что за черт?!»

Эйлин открыла ящик комода, стоявшего около двери в кухню. Только вчера она искала записную книжку с номером телефона доктора и видела там фонарик. Достала, нажала кнопку. Луч ударил в пластик занавески, образовав круг-мишень. Эйлин отогнула край занавески и сделала шаг вперед.

– Эй! – крикнула она в глубь коридора. – Есть здесь кто?

– Есть.

Желтый свет фонарика уперся в фигуру мужчины в черном тренировочном костюме. Мужчина и не пытался скрыться или убежать. Наоборот, он уверенной, слегка пружинящей походкой шел ей навстречу. Как и у Эйлин, его правая рука была вытянута далеко вперед, но зажатым в ней был не фонарь, а нож.

Эйлин на секунду обомлела.

– К-к-как вы здесь очутились, неуважаемый мистер Прайс?

– Пришел, как видите, без приглашения. Вы же, мисс Колд, отказали мне в гостеприимстве. А ведь я настоятельно советовал не ссориться со мной. – Его губы изогнулись в кривой улыбке, а взгляд вдруг стал холодным: каким-то грязным, оценивающим. – Или ты думаешь, что можешь повторить трюк, как с Дэном Стокером? Уж не ты ли его и угробила двадцать лет назад, детка?

– Надеюсь, вы понимаете, что ваш визит является правонарушением. За это можно и срок схлопотать. – Она медленно отступала назад, надеясь снова оказаться в холле, откуда всего двенадцать ступенек до укрытия – до ее комнаты. Там и телефон, и сумка с перцовым баллончиком.

– Это при условии, что закон узнает, что я здесь был. Но мне почему-то кажется, что ты, детка, не будешь делиться ни с кем этой новостью. Прикушенный язык лучше отрезанного. – И он сделал легкое туше фехтовальщика, качнувшись одновременно вперед и в сторону.

Эйлин автоматически сделала шаг назад, за спиной противно зашелестел пластик.

Нож промелькнул мимо Эйлин и распорол чертову клеенку. Она распахнулась на две половинки, как занавес на сцене, открыв Эйлин дорогу к бегству.

В два прыжка она преодолела лестницу и оказалась в своей комнате. Сдернула со спинки стула сумку. Пальцы бешено, в ритм стука сердца – бум-бум, туда-сюда – шарили внутри, перебирая ключи, бумажник, упаковку бумажных платочков, солнечные очки…

Черт! Она же оставила перцовый баллончик внизу в кармане куртки, когда приходили полицейские. Глоток вина, выпитый пять минут назад, теперь стоял в горле мерзкой изжогой, и она не могла понять, от чего ее мутит: от подкатывающей тошноты, от выброшенного в ток крови адреналина или просто от страха.

Она захлопнула дверь и одним рывком придвинула к ней тяжелый дубовый письменный стол. Боже! Откуда силы взялись! Ножки стола оставили глубокие борозды в ковровом покрытии, но пусть бы и вообще разорвали его в клочья. Ковра не жалко. Смертельно жалко себя.

Крис пару раз пнул ногой закрытую дверь:

– Ну и черт с тобой, не хочешь по-хорошему, мне же лучше. Сиди здесь взаперти, а я пока разнесу не только ту половину дома, что уже разбита гребаными строителями, но и оставшуюся. Я без пленок не уйду. Так и знай!

– Ты, урод вонючий! Убирайся из моего дома! Мне плевать, что ты там ищешь. Я тебя урою. Засужу! – Ей казалось, что она кричит на весь дом и даже на всю улицу, но голос пропал. Она тихо шептала себе под нос, сидя скрючившись под все тем же столом.

Эйлин прислушивалась к шагам в коридоре, стараясь понять, куда направляется незваный гость. Но не слышала ничего, кроме ударов сердца у себя в горле.

Не вылезая из-под стола, она шарила ладонью по его краю. Где-то там должен был лежать телефон. Слава богу! Пальцы коснулись холодного стекла экрана, но не могли попасть в нужные кружки цифр для снятия блокировки.

Эйлин вдруг забыла все техники, которым ее учил врач-психолог. Ни считать, ни глубоко вдыхать и задерживать выдох, ни представить себе водопад или бегущую впереди дорогу – ничего из того, что привело бы мысли в порядок, она не могла сделать. В конце концов ей удалось сделать глубокий вдох, и пальцы перестали дрожать. Она справилась с телефоном. Нашла опцию «Контакты» и в ней строку «Джим Хик».

Он ответил сразу же, как будто ждал ее звонка.

– Пожалуйста, приезжай, – только и смогла прошептать она, – мне очень страшно. Он здесь, и у него нож.

– Кто он?

– Не знаю.

Глава 30Джим Хикманн

Езды от полицейского участка до Клиф-Хауса если без мигалок, то минут десять.

Эйлин постаралась расслабиться. С трудом распрямила затекшие ноги и спину, легла на пол. Было страшно и холодно. Еще через минуту, чтобы как-то согреться, она свернулась калачиком, но избыток адреналина продолжал клокотать внутри. Все тело сотрясалось мелкой дрожью.

Наверное, Джим находился где-то неподалеку. Очень скоро она услышала быстрые взбегающие по лестнице шаги. Они приближались и остановились рядом с ее комнатой. Затренькал телефон.

– Где ты? – прозвучал его голос совсем рядом, с той стороны двери.

– Я здесь, – ответила она сдавленным шепотом.

– Открой. Мы в доме одни. Я чуть-чуть опоздал. Видел только хвост машины, отъезжающей от твоих ворот.

– Я не могу открыть. Я придвинула тяжеленный стол к двери, а теперь на могу не то что его сдвинуть, Джим, я сама не могу пошевелиться.

– Ты ранена?

– Скорее убита…

– Что за хрень!

Послышался громкий удар в дверь, потом еще один и еще. Стол сдвинулся на несколько сантиметров, и в щели двери появилось плечо, затем рука. Она дотянулась до стола и уперлась в него, тогда как все тело Джима навалилось на дверь и оттолкнуло ее вместе со столом. Щель стала достаточно широкой для того, чтобы он сам мог в нее протиснуться.

Джим увидел Эйлин, лежащую на полу в позе эмбриона, и упал на колени рядом с ней. Привычным жестом приложил пальцы к шее, нащупывая сонную артерию.

Она открыла глаза и увидела его лицо совсем рядом со своим. На подбородке были видны темные точки отросшей за день щетины, на скуле – тонкий след от бритвенного пореза. В нем не было того холодного спокойствия, той профессиональной маски, которая, казалось, намертво приклеена к лицу детектива-инспектора Джима Хикманна. Наоборот, в его взгляде были тревога и… нежность.

Он просунул одну руку под ее затылок, вторую под колени. Легко поднялся и переложил девушку с пола на середину кровати. Эйлин почувствовала, как мышцы спины и ног сами собой расслабляются. Колени выпрямились. Руки взметнулись и обхватили его голову, наклоняя ее все ближе к своему лицу. Тепло его дыхания обдало щеку, и крепкий мужской запах, чем-то напоминающий запах отца, ударил в ноздри. У Эйлин закружилась голова и внутри разлился жар. Он наполнил грудь и плавно потек в низ живота. Спина выгнулась. Ее губы поймали его рот, их языки сплелись. Грудь под его пальцами стала твердой и горячей. Все тело как будто приподнялось над кроватью и зависло в воздухе в ожидании соития.


Джим оказался фантастическим любовником. В обычной жизни сухой, скорее суровый, зажатый в броню либо мундира, либо джинсов и пиджаков-свитеров, теперь, скинув с себя все одежды, он оказался терпеливым, нежным и таким теплым партнером, что через час его ласк Эйлин плыла в волнах ощущений, никогда прежде ею не испытанных.

Он был неутомим. Успокоился только под утро и, кажется, заснул, а она не могла спать. Лежала на боку, подперев голову рукой, играла волосками на его груди и рассматривала такое близкое и теперь такое родное лицо. Крошечный шрамик над бровью, очевидно, след детского падения с дерева или качелей. На расстоянии его и не видно, а вблизи – вот он, белеет перед глазами. На левом плече татуировка. Конечно же, армейское – красный цветок мака и слова «I sacrifice»[18].

Она любовалась его красивым стройным телом, и постепенно на смену блаженству под кожу стал заползать холод осознания. То, что случилось, – ложь и воровство. Она изменила Стиву, он – жене. Пока еще все замерло в синеве сумерек, но скоро, очень скоро взойдет солнце. Оно выжжет тени из углов комнаты, прикроет тела одеждами, а мысли вернет в ежедневный водоворот дел и событий. Они оденутся, избегая прямых взглядов, выпьют кофе (она не была уверена, что кофе в доме есть). Он, скорее всего, поедет прямо в участок. За день запах другой женщины выветрится, как аромат дешевых духов.

А она? Как она теперь будет жить?

Он, словно прочитал ее мысли, потянулся, обнял за талию и притянул к себе.

– Я ждал этого дня, вернее этой ночи, слишком долго. Почти три года.

«И потому женился», – промелькнуло у нее в голове, но она не успела произнести это вслух.

– Больше ждать не буду.

Его губы снова нашли ее. Рука скользила по животу вверх к груди. Пальцы коснулись соска. Тот напрягся, внутри снова разлился жар. Голова все еще пыталась объяснить телу, что то, что случилось, пусть не роковая, но ошибка. Что на этом надо поставить большую жирную точку прямо сейчас, здесь. Но тело жило по своим законам. Пока голубели сумерки и день не наступил, то и хрустальная карета еще не превратилась в тыкву. Колени Эйлин раскинулись, руки обхватили Джима в плотные объятия, и они снова свились в крепкое кольцо инь и ян.

Часть третья

Глава 31Инь и ян

Он стоял у окна: красивый, голый, ягодицы чуть светлее всего тела – прошлогодний загар почти сошел.

Она, притворяясь спящей, рассматривала его сквозь сеточку ресниц. Страшно было открыть глаза и увидеть все в реальном свете дня. С ним придут реальные вопросы и потребуют реальных ответов. Есть ли они у Эйлин?

Он отвернулся от окна и свободно, не стесняясь своей наготы, прошелся по комнате. Погладил деревянное яблоко – часть резного убранства на крышке старинного бабушкиного бюро, сменившего функцию письменной конторки на туалетный столик. Наклонился, как будто принюхиваясь к смешанному запаху ее духов и полироли. Подошел к стене, где висела доска с приколотыми фотографиями и карточками с именами персонажей нынешнего расследования. Не поворачиваясь к кровати и не глядя на Эйлин, как будто бы зная, что она не спит, он спросил: