– Так ты разыскиваешь свою тетку? Сестру матери?
– И не только ее. – Она открыла глаза – к чему притворяться. – Я хочу понять, кто есть кто в моей семье, а заодно освободить шкафы от скелетов.
Он усмехнулся:
– Думаешь, там еще много осталось?
– Много, мало – все мои.
Ее ответ прозвучал грубо. Как удар наотмашь. Он ничего не ответил. Снял со спинки стула набросанные на него предметы своей и ее одежды, встряхнул. Из кучи выпали его трусы-боксеры и один носок. Второй, по всей видимости, застрял где-то в штанине брюк.
Обыденность происходящего отрезвила обоих.
Она потянула на себя простыню.
– Сделать кофе? – В ее вопросе слышалась скрытая надежда на отказ.
– Не надо. Я и так опаздываю.
Она вдруг почувствовала, что начинает злиться. Все выглядело таким обыденным. Как будто это случилось у них в сотый раз. Хрустальная карета исчезла. Пажи-мыши разбежались. Посредине комнаты стояла, загромождая пространство так, что было трудно дышать, старая перезревшая тыква.
Он, полностью одетый, – только кончик галстука выглядывал из кармана – наклонился над ней. Она вся сжалась, ожидая прощального поцелуя, но вместо этого он отогнул простыню профессиональным движением так, будто открывал тело покойника для опознания родственниками, и тихо, но твердо сказал:
– Вставай. Я помогу тебе поставить стол на место.
Кряхтя и отдуваясь, они донесли стол до противоположной стены.
– Сильна ты, однако. Такой гроб с музыкой перетащить в одиночку… Уважаю.
Она, прижимая под мышкой упорно сползающую простыню, наконец-то посмотрела ему прямо в глаза:
– Поверь, меня есть, за что уважать. Не только за это.
– Я знаю. – Он шагнул к двери. – И дорогу на выход я тоже прекрасно знаю. А представь себе, – он вдруг повеселел, – я – французский лейтенант, спускаюсь вниз по той самой лестнице. Внизу на воде меня ждет шлюпка, и я уплываю на ней за горизонт. А ты стоишь тут у окна и смотришь вдаль. Мне было бы приятно знать, что ты грустишь, и ждешь, и не знаешь, доплыл ли я до противоположного берега и вернусь ли.
– Да. Очень романтично. Но пока твой противоположный берег – это здание полиции и твоя жена, – усмехнулась она.
– Какая ты циничная, Эйлин. – Уже в дверях обернулся, и ей показалось, что он подмигнул. – Я помогу тебе найти твою тетку.
– Спасибо, – ответила она одними губами.
Кофе в доме не оказалось.
Эйлин сгребла в охапку валявшуюся на полу одежду, кинула все без разбора в бельевую корзину. Девушка недолго постояла под душем. Достала из ящика комода чистую футболку, трусики, бюстгальтер. Джинсы с трудом натянулись на еще влажные ноги. Все на автомате, не задумываясь и как будто в спешке. Ей не терпелось выйти из дома. Было ощущение, что дом пропитался запахами страха и секса.
Она настежь открыла окно своей комнаты. Ворвавшийся ветерок шевельнул приколотые к доске записи. Она кинула на них равнодушный взгляд.
Потом. Потом. Не сейчас.
Набережная в начале июня выглядит как праздничный стол за час до прихода гостей. Клумбы пестрят разноцветными бегониями и всеми оттенками желто-оранжевых бархоток. Кое-где стоят поздние тюльпаны, но дни их сочтены. Скоро им на смену городская служба озеленения высадит ряды низкорослых астр и хризантем.
Вдоль уличных кафе жмутся небольшие столики, к ним аккуратно приставлены стулья. Сезон паломничества отпускников еще не начался. Пляж пустынен, урны не переполнены, и прохожие – в основном местные пенсионеры и домохозяйки – тихие, никуда не спешат.
Смертельно хотелось есть. Эйлин прошла по песку до конца набережной и присела за столик у паба «Звезда альбатроса». С террасы паба открывался вид на пристань. Эйлин полюбовалась на качающиеся на волнах катера и маленькие яхты, но спохватилась, что в пабах официанты не принимают заказы. Надо идти к стойке бара.
Вставать было лень, но голод взял свое. Она подошла к бармену, заказала большой английский завтрак: два яйца, две сосиски, два куска жареного бекона, жареный помидор и грибы. Подумала и добавила еще тосты, масло и апельсиновый джем.
Бармен оценивающе окинул фигурку Эйлин, как бы прикидывая: а поместится ли все это в столь малом пространстве.
Она перехватила его взгляд.
– Давно не ела.
– Понимаю, со вчерашнего дня? – улыбнулся бармен.
– Бери дальше. Со вчерашнего утра.
– Это давно, – согласно кивнул он. – Номер столика, за которым сидите?
– Не посмотрела. Там, – она махнула в сторону двери, – на террасе. Я там одна.
– Нет проблем. Кофе сейчас или с заказом?
– Конечно, сейчас.
Он повернулся к ней спиной. Привычным жестом нажал какие-то кнопки, подставил чашку под носик кофемашины.
Эйлин отодвинула от себя пустую тарелку и только тут поняла, что, как говорится, еyes bigger then stomach[19]. Было трудно дышать. Она потянулась, сделала глубокий вдох. Аромат – типичный для курортного городка: благоухание корицы со дна чашки, терпкий запах поджаренных солнцем морских водорослей, оставленных отливом на берегу, и резкий запах солярки, пропитавшей доски причала.
Она прикрыла глаза и постаралась вспомнить запах Джима. Не получилось.
«Повторять не будем, – подумала она, – не дай бог привыкнуть к его запаху».
И, как эхо ее мыслям, телефон, молчавший все утро, тренькнул. На экране всплыло сообщение: «Позвони, когда сможешь. Джим».
Ни минуты не раздумывая, она нажала опцию «Ответный звонок».
– У меня есть для тебя новости. Ты далеко?
– На набережной возле доков. Только что расправилась с завтраком.
– Завидую. У меня еще крошки во рту не было. Подходи к полиции. Набери меня, когда придешь, я тебя встречу.
– Что-то срочное?
– Есть кое-какая информация. Думаю, тебе будет интересно.
– Уже бегу.
Она вернулась в полутемный зал паба. После яркого солнечного света он казался сумрачным подземельем.
– Мне еще два сэндвича. Один с курицей, один с ветчиной и сыром. Пакет чипсов и большой стакан американо.
– Девушка не наелась? – Бармен искренне удивился ее заказу.
– Это с собой.
Пока он укладывал все в бумажный пакет с тонкими веревочными ручками, она расплатилась.
Джим встретил ее на крыльце полицейского участка и повел к стойке дежурного. Обменялся с констеблем парой фраз. Придвинул к Эйлин журнал регистрации посетителей. Передал ей ручку, ткнул, как указкой, в графу, где надо было расписаться.
Эйлин хотела съязвить, что по долгу своей службы она, вообще-то, знакома с процедурой посещения полицейского участка, но прикусила язык.
Джим карточкой-ключом открыл дверь из общего фойе в коридор, где располагались кабинеты сотрудников. Придержал дверь, пропуская Эйлин вперед. Им навстречу шли какие-то люди. Кто-то в униформе, кто-то в обычной одежде. Все дружелюбно кивали или здоровались, но Эйлин казалось, что улыбки их двусмысленны. Что все они знают о том, что произошло между Джимом и ею прошлой ночью. Она чувствовала, что краснеет и смотрит в пол.
Слава богу, его кабинет почти в самом начале коридора. Она шмыгнула в него с какой-то несвойственной ей поспешностью. Сунула Джиму в руки пакет с едой и села, как допрашиваемая, на самый краешек стула. Ладони вспотели, и она несколько раз провела ими верх-вниз вдоль бедер, как бы расправляя джинсы, на самом деле вытирая о них руки.
Он же, наоборот, спокойно, по-хозяйски обошел стол и сел в рабочее кресло, плотнее придвинул его к столешнице и наклонился вперед.
– Расслабься. Я придумал для тебя план действий.
– Что ты имеешь в виду?
– Это относительно твоего вчерашнего визитера. Как я понимаю, он ищет что-то в архивах твоего отца. Скорее всего, это какие-то фото или фильмы, снятые Генри. Я посмотрел в «Википедии», твой отец ушел с «Би-би-си» сразу после окончания Войны в Заливе. Ты случайно не знаешь почему?
– Если честно, я только сейчас узнала, что он был кинооператором и снимал хронику той войны. Я и сама не против взглянуть на тот материал.
– Думаю, тебе не понравится такое кино.
– А ты откуда знаешь, что мне нравится, а что нет? – Ее задел его снисходительный тон.
– Эйлин, я служил в Афганистане. Я знаю солдатскую жизнь. Поверь мне, никто в здравом уме, если только он не маньяк или извращенец, не захочет смотреть хронику тех событий.
– И что?
– Если твой визитер так жаждет завладеть этими фильмами, значит, он банально боится.
– Чего?
– Того, что в них можно увидеть.
– Кажется, я начинаю понимать. – Она приподнялась со стула и снова села. Удобно откинулась на спинку. – Там есть какой-то компромат на него? Извини, я мало спала прошлой ночью и много съела сегодня утром – голова не варит.
Он пристально посмотрел на нее:
– Надеюсь, и то и другое доставило тебе максимум приятных ощущений.
– О да! Особенно кофе с корицей.
Он отвел взгляд и сделал вид, что ищет что-то в бумагах на столе.
Эйлин сказала, как бы размышляя вслух:
– Кажется, я знаю, что я сделаю.
Он нахмурился. Она увидела тот самый белый шрамик над бровью, и ее бросило в жар.
– Я позвоню ему и скажу, что нашла пленки.
– Молодец, Эйлин! Тепло, тепло, почти жарко и… Что дальше?
– Я скажу ему, что готова их продать. Попрошу за них огромный выкуп. Мне кажется, что такой метод лучше всего подойдет. Он будет считать, что мы повязаны одной веревочкой… Грабитель и шантажистка.
– Браво! Жарко, очень жарко. Ему, по всей вероятности, понадобится какое-то время для того, чтобы собрать нужную сумму выкупа, а мы тем временем проработаем план засады. – Джим говорил не глядя на нее, как будто размышлял вслух.
– Ты все-таки хочешь его посадить?
– Ну, для начала – поймать. А дальше… посмотрим. Или пусть и дальше влезает в окна чужих домов и беспрепятственно угрожает ножом их жильцам?