Войти в деревню было нелегко. Дорога хорошо просматривалась с вершины горы, и все попытки транспорта союзников пройти по ней дальше на север к базе Сафван отражались иракскими снайперами.
Дэвид был командиром нашей бригады. Дэн предложил играть по правилам противника: переодеться в гражданское платье, взять с собой местного старика, чтобы тот переговоры вел, как будто мы из соседней деревни приехали кирпичи покупать. Пока бы он с тамошними бабами ля-ля разводил, мы бы в шахту наведались, да и дали бы этим вшивым партизанам прикурить из огнемета.
План всем понравился. Мы ему даже степень операции присвоили и название дали – «Степная лиса», ну, по аналогии с лисьей хитростью. Поехали на старом мотоцикле с коляской и небольшим прицепом – типа для того, чтобы в него купленные кирпичи сложить, а на самом деле там у нас автоматы и ящики с патронами были припрятаны. Рисковали, конечно же, но на то и война – риск даже не ежедневный, а ежеминутный.
Вот бывает такой день: все не ладится. Старик-проводник вроде как заболел, прислал внука-пацаненка. Кто с ним будет торговаться?! Не успели от нашего расположения отъехать, как у прицепа колесо спустило. Кое-как подкачали. Я так сразу заподозрил неладное. И «внучок» этот мне не понравился, и спущенное колесо – все как-то настораживало. Но Дэвид – это Дэвид. Раз решил, назначил операцию, так только вперед – и никаких доводов против слышать не хотел. Да что уж теперь-то о том говорить…
Дорога шла по дну ущелья. С высоты гор просматривалась как на ладони. Нас пару раз для порядка обстреляли. Тут, надо сказать, парнишка нам пригодился. Он там что-то на своей тарабарщине кричал вверх в горы, и сторожевые псы огонь прекращали. А то нам до той деревни фиг бы доехать.
Деревушка – с десяток глинобитных мазанок размером с палатку, которые стояли кружком вокруг врытой в землю трубы. Рядом насос-водокачка. Деревянный желоб для подачи воды в «цех»: длинный стол под навесом из брезента, вдоль стола стоят тетки и деревянными рамками формируют из той самой глины кирпичи. Пара мальчишек-подростков оттаскивают готовые брикеты к печи.
На краю деревушки кучи глины, и в земле дыра – не дыра, а что-то типа пещеры. Ясен пень – вход в шахту. Въехали мы в ту деревушку после всех обстрелов уже сильно на взводе. Ну что греха таить, нервы сдали. Адреналин на пределе. Про покупку кирпичей уже и забыли. Все орут хором. В деревне паника. Бабы, малышня мечутся. У одной с головы платок снесло, а под платком мужик с бородой – и под юбку лезет, обрез вытаскивает. Тут у меня аж в глазах потемнело. Как я вырвал из прицепа огнемет, как начал по толпе этой фигачить. Все, что двигалось, мы уложили. Кто там мертвый лежал, кто просто от страха распластался – уже и не разобрать было. Даже дети не орали. Дэвид ко входу в шахту подскочил, рявкнул, выстрелил для порядку. Как начали из нее чумазики вылезать, он им команду дает, мол, два шага в сторону. Вылезло человек шесть. Стоят с поднятыми руками. Тут я опять не выдержал да и дал по ним очередь. Если честно, то не жалею. Это ж война. Если не мы их, то они нас. Последний, по кому Дэвид выстрелил, – так это тот парнишка-внучок.
Вернулись к мотоциклу. Там этот журналюжка, Генри, стоит белый, как простыня. Дэвид на него так глазом метнул, я думал, хана нашей прессе наступила. Ща Дэвид его на месте уложит. Дэн, видно, тоже тот взгляд перехватил и вперед выпрыгнул. Спрашивает у Генри: «Ты снимал?» А тот стоит, камеру в землю опустил и головой мотает. То ли в знак отрицания, то ли как будто сам себе говорит: «Глазам своим не верю». У Дэна фляжечка с джином была. Мы все к ней приложились слегка. Отпустило. Вернулись на базу уже спокойные.
Помылись, поели, спать завалились. А утром машина из тыла пришла. Провиант и воду подвезли, а журналиста забрали.
Нам благодарность объявили за то, что пост талибов с дороги убрали.
Картина стихийной казни кувейтских повстанцев встала так живо перед глазами Криса, что на минуту ему показалось, будто слышит треск пулемета. Он открыл глаза. Легкое тарахтение издавала тележка с клюшками, которую Дэвид волок позади себя. На лице сияла довольная улыбка – сегодняшняя игра удалась. Но присутствие старого однополчанина омрачило радость победы.
«Старый козел. По всему видно, что опять что-то напортачил. Сейчас будет петь соловьем, рассказывать, как он геройски облапошил юную адвокатшу, а ведь сплошь вранье. У него ж на морде все написано. Его можно читать как книгу для слепых – на ощупь», – подумал Дэвид. При этом Дэвид доброжелательно улыбнулся и предложил отметить выигрыш.
Крис встал и пошел к барной стойке, а Дэвид, наоборот, опустился в кресло по другую сторону крошечного столика, отделявшего собеседников друг от друга. Он с удовольствие потянулся, расслабился.
– Твое светлое, – сказал Крис, ставя перед другом стакан в тонкой корочке инея, – вот что значит – сервис. Они здесь пустые стаканы в морозилке держат. Респект.
– Этот сервис мне обходится в сто тысяч в год. Быть членом этого клуба – дело недешевое. Да еще и не каждого принимают.
– Вроде как почетное звание за свои же деньги, – усмехнулся Крис и отхлебнул пиво.
– А ты здесь задарма ошиваешься. Скажи спасибо, что нам разрешено гостей приглашать, а то тебя и на порог не пустили бы.
– Спасибо.
– Ну, рассказывай. Я ж тебя знаю, ты сюда не пиво пить прискакал. Что случилось? Что-нибудь нашел?
– Оно само меня нашло.
– Так. Это уже интересно. Докладывай!
Крис понял, что от чистосердечного признания ему не отвертеться. Придется все в подробностях рассказывать. И про то, как он влез в окно Клиф-Хауса, и про то, что Эйлин рано вернулась, а он не услышал звука подъезжающей машины.
Дэвид хотел его обругать и напомнить, что нормальные солдаты не ходят на задание, заткнув уши наушниками с музыкой, но промолчал. Видно было, что Крис и так не в себе.
– И чем же тебя эта маленькая сучка напугала? – спросил он.
– Она оказалась той еще мерзавкой, – глухо сказал Крис.
– Иди ты! Почему-то я не удивлен.
– Она сама нашла то, что нам нужно. Сама мне позвонила. И знаешь, она взялась меня шантажировать. Просит денег в обмен на пленки. Я, правда, тоже дурака свалял. В первый раз, когда я ее в парке встретил, сказал, что мне нужны кое-какие документы. Она и не поинтересовалась, чего я от нее хочу. Второй раз, когда она меня в доме накрыла, я, каюсь, прокололся. Сказал, что ищу пленки.
– И теперь она их нашла и хочет за них выкуп, – догадался Дэвид, – Ну, ты, Крис, и болван. Одно хорошо…
– Чего же тут хорошего? Она знаешь сколько просит?
– И знать не хочу. Сколько бы ни попросила, она этих денег все равно не получит. Ну что ты на меня смотришь как дурак на погремушку. Совсем чуйку потерял? Встречу с ней назначим где-нибудь в людном месте. Так, чтобы у нее не было возможности пересчитывать деньги. Уложим, как полагается: сверху настоящие купюры, а внизу куклы. Она тебе бобины с фильмами, а ты ей чемоданчик. Когда она дома его откроет, голову на отсечение даю: в полицию жаловаться не побежит. Проглотит пилюлю – никуда не денется.
Глава 35Люк Маккензи и Билл Смит
– Джим? Это я – Эйлин. – Голос в трубке звучал тихо и серьезно.
– Не надо представляться, я твой голос из сотни узнаю, – ответил он.
– Это хорошо. Слушай, я по делу. Я, кажется, нашла то, что тот тип искал.
– Что? Где и как нашла? – быстро сменив тон с мягко-романтичного на сухой деловой, спросил Джим.
– Этот детектив липовый говорил о каких-то пленках. Я сначала не поняла, думала, может, негативы. Все прикидывала: где обычно люди хранят всякий ненужный хлам. Из той категории, что «и хранить негде, и выбросить жалко». Искала какую-нибудь обувную коробку или большую жестянку из-под печенья. Все возможные и невозможные кладовки в доме перерыла. И тут меня осенило… – Эйлин на секунду остановилась, переводя дух.
– И?..
– Полезла в винный погреб.
– Надеюсь, ты на лестницу в туннель не выходила, – хмыкнул Джим.
– Надейся-надейся.
– Эйлин! Мы же договаривались – без самодеятельности!
– О'кей. Я не спускалась, а только на площадку, ведущую к ней, вышла, и что ты думаешь?
– Думаю, что мне пора запрашивать решение суда о запрете для тебя выходить из своей комнаты дальше десяти метров, – сыронизировал Джим.
– Фигушки! Такое решение даже старик Кандински не вынесет.
Она улыбнулась, вспомнив суровое лицо, которое судья, в сущности добряк, надевал вместе с судейским париком перед выходом в зал заседаний.
– Короче, там в углу стоял металлический бочонок. В темноте очень похож на пивной. Никто на него никогда внимания не обращал, да, я думаю, в этот погреб никто двадцать лет и не входил. Иначе труп-скелет давно нашли бы.
– Логично.
– Угу. Так вот, я присмотрелась, а это не пивной бочонок, а металлический кофр с ручкой на крышке. Типа, помнишь, были такие медицинские переноски со стерильными инструментами?
– Мне ли не помнить? Я как-никак Афган прошел. – Джим согласно кивнул.
– Вот я и удивилась. Я такой контейнер последний раз у нас в школьном медпункте видела. Думаю: что эта железяка у нас в подвале делает? Он, правда, весь в пыли и хоть и из нержавейки сделан, но сильно ржавый. Ну, я туда заглянула, естественно.
– И?.. – В нем бобины с кинопленкой лежат. – Она пожалела, что говорит все это по телефону. Так захотелось увидеть выражение лица детектива-инспектора.
– Вау. Архив мистера Генри Колда? – спросил Хикманн, потом на минуту задумался и равнодушно сказал: – Это дело в работе у Маккензи. Ему и звони.
– Еще чего! Они со Смитом находку сразу же журналистам сольют – им же надо похвастаться – и пойдет-покатится. Не хочу шума, а главное, нового внимания к моему дому и моему отцу. Если эти пленки такие ценные, что тот тип готов рисковать и угрожать, значит, они не предназначены для чужих глаз… – Эйлин помолчала пару секунд, – и уж точно не для широкой публики. У меня есть одна идея.