Эйлин так обрадовалась возвращению подруги, что даже забыла про свой голод. Отправила курицу в духовку, сделала салат и, только расставляя тарелки и приборы, заметила на краю стола оторванную корочку багета.
Отодвинув пустые тарелки, подруги разом встали. Эйлин разлила остатки вина по бокалам.
– Посидим в саду, – полуспросила-полузаявила Оливия и, подхватив свой бокал, направилась в сторону задней двери, – я так люблю твой сад.
– Я тоже его люблю, – улыбнулась Эйлин.
– Привет, Чипс. – Оливия заглянула под скамейку возле старой липы. Крошечные лепестки цветов уже начали опадать, и скамейка, и земля вокруг, и холмик могилки Чипса были как будто присыпаны желтой пудрой. – Жалко песика, – добавила она, – такой весельчак был. Нового не думаешь завести?
– Пока нет. У Стива аллергия на шерсть домашних животных, но теперь это неактуально. Теперь я сама бездомная, как собака.
– Не гони. Всем бы быть такими бездомными. – Оливия сдвинула свои красивые бровки. – У тебя вон какой дом. – Она кивнула на веранду.
– Это не мой дом. Это отца. И скоро здесь будут квартиры, и это здание станет общежитием.
– Но ведь ты имеешь право на часть дома. Попроси у отца денег, пусть купит тебе что-нибудь отдельное. – Она вдруг рассмеялась. – Как я поняла, миссис Паркер не рада тому, что Стив оставил ее выплачивать ипотеку. Может, ей предложить дом продать? И вещи тогда забирать не надо.
– Оливия, я тебя очень люблю, но иногда ты бываешь непробиваемой дурой. И свои вещи я уже оттуда забрала.
Оливия не обиделась. Отпила немного вина. Первой прервала молчание:
– Похоже, что скелеты валятся буквально из всех шкафов, а за ними шлейфом уходят в туманы без вести пропавшие персонажи. Что делать будешь?
– Как что? Разгребать и расследовать. Шлейфы, знаешь ли, оставляют следы на пыльных дорогах. Кстати, с пропажей Стива все более или менее понятно. Я не успела тебе сказать, столько новостей сразу обрушилось. – Эйлин потянулась своим бокалом к бокалу подруги. – Что мы все про дела, про дела, про печальные события… Давай за тебя. Так, значит, он хорош?
– Да. Очень! И знаешь, он такой романтичный. Это была его идея – провести уик-энд в Венеции. Самый романтичный город на земле. Венеция вся какая-то пьяная, что ли. Тебя там качает, как после вечеринки. Нет, не пьянки, а как после бессонной ночи любви. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– О да, еще как понимаю! – Эйлин улыбнулась своим воспоминаниям, но смолчала.
Оливия – очень славная девушка, но ее профессиональный пыл иногда мешает ей держать при себе то, что другим знать не следует.
– Так у вас все серьезно? – Эйлин чисто по-девичьи хотелось подробностей.
– Похоже на то. Нет, ты пойми меня правильно. Не то чтобы вот прямо завтра побежим регистрировать брак, но мы уже обсуждали вариант совместного проживания. Есть, правда, одна проблема.
– Только одна? – Наступила пора Эйлин весело рассмеяться.
– Чего ты смеешься?! Не «только одна», но одна большая.
– И?..
– …Карл серьезно занят ее решением. У него мать почти инвалид. Она одна жить не сможет. Мне к нему переезжать – сама понимаешь, это убить еще не начавшуюся любовь. Он принял окончательное решение отправить ее в дом престарелых. Кстати, я, конечно же, не удержалась, ты уж извини, но я сказала ему о том, что мы с тобой знакомы. И еще сказала, что это ты узнала в почтальоне того, кто преследовал тебя до «Обители», ну, где Габби живет. Вот.
Она выпалила все это на одном дыхании и глубоко выдохнула.
– И?.. – протянула Эйлин.
– Он сказал, у него давно была идея определить мать в дом престарелых, но не знал, с чего начать и как найти хороший пансионат. А когда увидел в новостях про находку у тебя в доме и узнал, что твоя бабушка находится в одном из таких, он решил, что Генри Колд свою маму в плохой не определит. Он поехал к тебе – расспросить об этом, посоветоваться, но ты так быстро уехала, что он просто поехал за тобой.
– Неплохая легенда. И ты в это поверила?
– А чему тут не верить? – удивилась Оливия.
– Вот уж воистину: любовь не только слепит, но и отупляет. Ладно, проехали. – Оливия было собралась обидеться на последние слова подруги, но та быстро сменила тему разговора: – Я слышала, есть новости по обгоревшему трупу в фургоне «Хэппи Бургер».
– Да? – воодушевилась Оливия. – Откуда ты знаешь?
– Ну, я же не качаюсь в гондоле на волнах венецианских каналов, а живу здесь, в Торки, и плотно общаюсь с полицией. – Эйлин не дала Оливии ответить на колкость. – Так вот: экспертиза установила, что группы крови Харви Лукаса и жертвы пожара разные. Впрочем, и отчет дантиста указывает на то, что это не Харви.
– Ты думаешь, он инсценировал свою гибель, чтобы исчезнуть?
– Я думаю, что Харви и так жилось хорошо. А вот тот, на кого он работал, зачем-то решил свернуть точку сбыта здесь, в Торки. Возможно, перевел ее в другое место.
– Интересненько получается. У тебя есть идеи, кто и куда?
Эйлин снова рассмеялась.
– Оли, ты шутишь? У меня своих привидений полон дом, а ты хочешь, чтобы я за твоими гонялась. Ты же у нас большой специалист по работе с «Гуглом». Поищи, кто из высоких чинов полиции, мэрии или других представителей власти недавно пошел на повышение или был переведен в другое графство. Возможно, он или она – да-да, я не исключаю вариант, что наш соперник – женщина, – прихватил с собой часть персонала: каких-то секретарей, помощников и прочих. Возможно, и побочные бизнесы перевез в новое место. Так сказать, поближе к пригляду. Опять же, и для собственных нужд – далеко бегать не надо и деньги не возить через всю страну. Вряд ли Харви проценты от продаж клал ему или ей на счет банковским переводом.
– Хорошая мысль. – Глаза Оливии сузились, она всматривалась в морскую даль, как в экран компьютера. Казалось, что у нее перед глазами уже бежали не волны, а строчки текста.
Девушки допили вино и молча сидели рядом, каждая погруженная в свои мысли.
У Эйлин звякнул телефон. Она пролистнула страницу электронных сообщений.
– Ого! – воскликнула девушка.
Оливия с удивлением отвернулась от пейзажа и в упор уставилась на подругу.
– Ты не поверишь! Сообщение от моего босса из «Митчелл и Митчелл». Полиция передала нам запрос на составление дела по поиску и поимке злостного хакера, некоего Стивена Ричарда Паркера, 1993 года рождения, жителя Торки. В результате его трейдерства на бирже ценных бумаг Гонконга несколько тамошних брокерских компаний потеряли около семидесяти пяти миллионов долларов.
– Вау! Я всегда говорила, что у Стива хороший вкус. Сначала он выбрал тебя – лучшее, что было на рынке невест, а потом и приданое прихватил ничего так себе. Нехилое. Что ты будешь делать?
– Как что? Откажусь. Я не могу быть вовлечена в расследование ни как адвокат, ни как свидетель. Я – лицо заинтересованное. Пошли, – она встала со скамейки и махнула в сторону дома, – там, кажется, еще немного вина осталось.
Глава 39Габби
Она лежала с открытыми глазами и внимательно изучала цветочки на обоях, будто видела их впервые. В коридоре слышался рокот колесиков раздаточного столика. Вот он все ближе, ближе. Сейчас послышатся два удара костяшками пальцев в дверь, и дежурная санитарка заглянет в комнату с обязательной фразой: «И как нам сегодня спалось?»
Никто и не ожидает ответа на этот идиотский вопрос. Просто проверка, типа: «Ты еще жива, старая карга?»
Сейчас убедится, что жива, поставит чашку с чаем на столик возле кровати и покатит свою «заправочную» станцию дальше по коридору.
Габби поднялась в подушках, села поудобнее и отхлебнула чуть теплый чай.
Я стала замечать за собой странную особенность. Кажется, это началось прошлым летом, когда Генри привез эту несносную девицу Анну, а сам как дурак отправился на войну. Нет, я все понимаю: каждый настоящий мужчина должен проверить себя в бою. Это инстинкт мужского начала. Так было заведено веками и даже тысячелетиями. Мужчина должен быть охотником, бойцом, стражем и защитником. Он должен быть сильным и смелым, а где еще, как не на войне, проявляются эти качества. Но Генри ведь не солдатом там, в далеком Кувейте, рискует своею жизнью. Он фиксирует на пленку смерти других людей. Хорошо ли это? Не знаю. И вообще… У меня в последнее время возникло много вопросов к нашей жизни, и я стараюсь не углубляться в философию.
Раньше я была намного активнее. То ли возраст берет свое, то ли мудрость начинает через седые волосы, как через тоненькие проволочки, пробираться в голову, но я стала спокойнее смотреть на вещи. То, где я не могу повлиять на ситуацию, меня не трогает.
Артур, например, обожает разговоры о политике. Они с моим братом могут полночи обсуждать последние дебаты в парламенте, и что толку? Кто там, в парламенте, их слышит? Я ухожу от таких разговоров. Какой смысл тратить эмоции и слова на сотрясание воздуха?
Вообще, Артур сильно изменился. Иногда я просто не узнаю своего мужа. Тоже, наверное, стареет. Он становится все более и более несдержанным. Может сорваться на ровном месте, вскочить из-за стола, выбежать, хлопнув дверью.
Когда это случилось в первый раз, я побежала за ним, попыталась успокоить, вернуть. Потом поняла, что ни ему, ни мне это не приносит покоя. Наоборот, слова утешения вызывают волну контраргументов, и все эти разговоры заканчиваются еще большей ссорой.
Я начала побаиваться мужа. Пытаюсь приучить себя не реагировать. Поначалу мне это не очень удавалось, но теперь уже лучше.
На помощь пришел мой старый и добрый друг – отец Патрик. Как-то раз я пожаловалась ему на Артура, а он погладил меня, как девочку, по голове. Я до сих пор чувствую прикосновение его ладони к моим волосам. Клянусь, оно было другим. Совсем не таким, как во время причастия, когда он кладет руку на голову прихожанина: «Божие благословение да пребудет с тобою». Нет. В тот вечер эт