– Вы даже не знаете, есть ли между ними связь, – парировала Эйлин.
– В этом нам и предстоит разобраться. – Маккензи достал из папки блокнот детектива. – Миссис Колд, – он посмотрел на Габби, – мисс Колд, – перевел взгляд на Эйлин, – напоминаю вам, что данная встреча – это не допрос, а скорее интервью. Любая информация о том, кто в доме жил, когда, степень родства и прочее, могут значительно облегчить нашу работу. Миссис Колд, вам понятны причины, по которым мы пригласили вас на разговор?
Габби, зажатая между подлокотником диванчика и правым плечом Эйлин, поискала в воздухе, за что бы подержаться, и положила свою сухую морщинистую лапку на локоть внучки. Та накрыла свободной левой рукой бабушкину ладошку и слегка похлопала по ней. Ободренная старушка согласно закивала.
– Итак, начнем. – Детектив приготовился записывать. – Ваше полное имя?
– Эйлин Розалинда Джейн… Вы можете меня звать просто Габби, как все.
– Спасибо, Габби, но протокол требует официальности. – Маккензи любезно улыбнулся и сделал пометку в своих записях. – Дата вашего рождения?
– Э… э… я не помню точно. Кажется, май. Да, деточка? – Габби слегка сжала локоть Эйлин.
– Год? – не унимался детектив.
– Сороковой или сорок первый.
– Женщина всегда остается женщиной, – со смехом сказала Маргарет, входя в комнату с подносом, уставленным чайными приборами. – Габби, кончай молодиться и умалять свои года. Она родилась одиннадцатого мая тридцать шестого года.
– Вы помните даты рождений всех жильцов «Обители»? – удивился детектив, принимая из ее рук поднос.
– А как же! Это моя работа. Знать все и вся о наших подопечных.
– Спасибо, мисс Фостер, мы вас пригласим, если понадобятся дополнительные сведения.
Маргарет слегка поджала губу. Она не ожидала того, что ее присутствие будет так бесцеремонно отклонено, и, выйдя из комнаты, закрыла за собой дверь так же тихо, как в первый раз.
– Что ж, миссис Колд, Габби, давайте пороемся в закромах вашей памяти, – произнес детектив, подвигая к себе чашку.
– Боюсь, закрома сильно оскудели, – кокетливо ответила старушка.
«Ни фига у них из этого допроса-интервью не получится, – думала Эйлин, поглаживая руку Габби. – Как она может отвечать на все их вопросы, если она даже дату своего рождения не помнит?»
А вслух произнесла:
– У бабушки диагностировали болезнь Альцгеймера два года назад. Несмотря на самые современные препараты, ее память не только не улучшается, но и довольно быстро покидает ее.
– Спасибо, Эйлин. Могу я к вам так обращаться?
– Конечно. Я здесь не как адвокат, а как представитель семьи.
– Спасибо. Уверяю вас, даже то немногое, что мы сможем узнать от вашей бабушки, значительно облегчит нашу работу. Габби, постарайтесь ответить на следующий вопрос. Вы помните, кто жил или бывал в Клиф-Хаусе в середине восьмидесятых – начале девяностых годов?
– Конечно. Это я помню очень хорошо. Там жили мы: мой теперь покойный муж Артур, наш сын Генри. Позже Генри женился, и его молодая жена Анна тоже с нами жила.
– Вы помните, когда ваш сын женился? Наверное, помните свадьбу.
– Нет. Не помню. Тогда было время протестов. Молодые не хотели жить, как мы. Генри доставил нам столько беспокойств своими увлечениями. То на какие-то рок-фестивали ездил, то с хиппи у атомной станции протестовал.
– Ба, что ты такое говоришь, – вступила Эйлин, – мой отец хипповал? Вот это новость!
– Ой, деточка, он много чудил. Всего и не помню. И свадьбы с Анной не было. Вернее, была, но где-то там, в этих их коммунах. Приехал, привез да и уехал снова.
– И когда же это было? – Билл Смит неожиданно вспомнил, что тоже присутствует на допросе, отхлебнул кофе из своего стаканчика и взялся за ручку.
– Не помню.
Эйлин решила подсказать бабушке:
– Ба, ты ничего не путаешь? Отец родился в шестидесятом, а хиппи были в семидесятых. Не мог же он в десять лет сбежать с ними. Да и для женитьбы как-то рановато.
– Может быть, ты и права, деточка. Наверное, это был не Генри, а мой брат…
Ее личико сморщилось, она явно пыталась вспомнить его имя.
– Ник, – подсказала ей Эйлин, – Николас – полное имя моего двоюродного деда. Но он тоже вряд ли что-либо помнит. Ему девяносто лет.
– Еще жив? – уточнил Маккензи.
– Да. Живет в доме престарелых недалеко от Манчестера.
– Разбросало, однако, семейку, – пробурчал Билл, явно представляя себе перспективу скорой поездки в Манчестер и делая очередную пометку в своем блокноте.
– ОК. Прислуга в доме жила? – Маккензи отпил из чашки и снова поставил ее на стол.
– Голубчик, у вас странные представления о тех временах, – улыбнулась Габби. – После войны у нас не было прислуги. Были помощники.
– Согласен. Помощники. Они проживали у вас? Дом-то большой, все могли разместиться.
– Нет. И садовники, и уборщицы были приходящими. Артур как раз купил нашу первую стиральную машину, я быстро научилась пользоваться ею… Да… такой агрегат… На бак для ферментации виски похож.
Полицейские опустили головы, пряча улыбки.
– Ну вот, а говорите, ничего не помните, – заметил Маккензи.
– Кое-что помню, – согласилась Габби. – Тогда, слава богу, появились кримплен и нейлон, не требующие глажки. Я, знаете ли, гладить не любила, но Артур признавал только хлопок или лен, и его сорочки гладила… как же ее звали… такая молоденькая девушка… – Габби посмотрела на Эйлин, словно прося подсказки.
– Не, бабуля, я пас. Меня тогда еще и в проекте не было.
– Да, ты у меня молоденькая, а то было очень давно. Очень. Ужасно давно. В другой жизни.
– Тем не менее кое-кого нам удалось найти. – Маккензи полистал свой блокнот в поиске нужной записи. – И этот кое-кто помнит кое-что.
– Обе Эйлин напряглись.
– Нам удалось отыскать некую Кейти Бланш – дочку вашей кухарки. Мать была приходящей прислугой и часто приводила девочку с собой.
Личико Габби нахмурилось, она отрицательно покачала головой.
– Прошу прощения. Ошибочка в фразеологии. Не прислуга, а помощница по хозяйству. Позвольте продолжить? – Детектив сделал такое лицо, будто не допрос вел, а сидел в приемной у стоматолога. Габби снова кивнула, теперь уже утвердительно. – Из слов Кейти мы узнали, что, когда в доме устраивались большие празднества, к примеру Рождество, вы даже выделяли им комнату. Женщина помнит, что мать с удовольствием принимала ваши приглашения. Во-первых, вы щедро оплачивали рабочие часы в выходные, а во-вторых, в доме всегда было много народу. Топили камины, играла музыка.
– Да, что-то такое припоминаю… Девочку не помню, а кухарку… Мария… нет, кажется, Анна…
– Тепло, тепло, почти горячо. Молодец, миссис Колд! – похвалил Маккензи, снова отпивая из чашки. – Марианна – вот как звали вашу кухарку.
Эйлин на минуту показалось, что она принимает участие не в допросе, а в школьном вечере-викторине. Габби обрадовалась, что вспомнила ответ, почти так же, как сама Эйлин на викторине в восьмом классе радовалась своему правильному ответу на вопрос «Где проходила летняя Олимпиада 1980 года?».
Констебль Билл Смит пролистнул несколько страничек своего блокнота и обернулся к старшему по званию:
– Разрешите мне? – Не дожидаясь ответа сержанта, он начал читать: – Со слов Кейти Бланш, последний раз она помогала матери в обслуживании рождественского ланча в декабре 1990 года. Тогда к семейному обеду присоединились еще и брат миссис Колд Ник с семьей, и какие-то друзья дома. Присутствовала сестра Анны – вашей невестки – Надин Купер. Она была артисткой. – Полицейский поднял глаза от своих записей. – Мы проверяли, – продолжил он, – Итак. Первое: на Рождество 90-го года передвижная труппа из Лондона давала праздничные представления «Золушки» в Торки с 15 декабря 1990-го по 9 января 1991 года. Второе: в труппе действительно была девушка по имени Надин Купер. Правда, она числилась не артисткой, а ответственной за реквизит.
– Минуточку, – вмешалась Эйлин. – Вы уверены, что девочка, дочь кухарки, могла правильно запомнить имена гостей?
– Это нам еще предстоит уточнять, но пока работаем с той информацией, которой располагаем, – холодно ответил констебль, явно раздраженный тем, что его прервали. – Третье: мы не знаем, в каких отношениях были сестры, возможно, Анна и пригласила Надин познакомиться с семьей. Четвертое: Кейти помнит, что Надин была не одна, не то с мужем, не то с бойфрендом по имени Валентин. Факт супружества пока не подтвержден. Мы разыскиваем актеров той труппы. Единственное, что удалось установить, – что артист под именем Валентин Камомайл действительно состоял в труппе. Пятое: было очень шумно, весело. «Лучшее Рождество в моей жизни» – так охарактеризовала его Кейти Бланш.
Эйлин, как ни старалась, не смогла сдержать эмоций. Она повернулась к Габби. Их лица почти касались.
– Ба! Как же так?! У меня есть тетка, а я о ней первый раз слышу.
– Я тоже, – отшатнулась старушка. – Что вы тут несете? – Она подняла на констебля полные ужаса глаза. – Какая Надин? Какое Рождество? У Анны – матери моей единственной внучки – не было никаких сестер! У нее и родителей-то не было! Она сирота! – Габби выкрикивала слова как выплевывала.
Эйлин никогда не видела ее такой взволнованной, почти агрессивной.
Старушка откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. Ее губы дрожали. Казалось, она сейчас расплачется.
Эйлин тоже искренне расстроилась. Она обхватила голову бабушки и прижала ее к себе; гладила седые кудряшки, шептала ей какие-то слова утешения.
Полицейские молча наблюдали. На несколько минут в комнате повисло молчание. Постепенно Габби успокоилась и перестала дрожать. Эйлин протянула ей чашку с остывшим чаем. Та послушно, как ребенок, сделала несколько глотков. Девушка вернула чашку на место, повернулась к полицейским и тихо, но твердо проговорила:
– Как адвокат и как член семьи считаю неправильным продолжать данное интервью. Опрашиваемая не в состоянии адекватно отвечать на вопросы, и продолжение расспросов может неблагоприятно повлиять на ее здоровье.