Детектив Маккензи не скрывал своей досады:
– Вы, мисс Колд, оказывается, не только адвокат, но и доктор. Можете ставить диагнозы и делать прогнозы?
– Моя работа адвоката в том и заключается, что, отстаивая права подзащитного, я сохраняю ему не только свободу, но и здоровье.
– Конечно-конечно. Гуманизм – превыше всего.
Детектив-констебль Билл Смит уже поднялся, ожидая, пока его начальник сделает то же самое. Маккензи не спеша взглянул на часы, сделал запись в графе «окончание допроса» и аккуратно закрыл свой блокнот. Билл повертел в руках полупустой стаканчик, как бы прикидывая, много ли в нем осталось, но передумал брать с собой и поставил на столик рядом с вазочкой с нетронутым печеньем.
Глава 8Габби. Прошлое
Оставшись одна, Габби накинула на плечи шаль и поудобнее устроилась в кресле у окна.
…Кухарку какую-то приплели. Не поленились – разыскали. Тоже мне детективы! Я и так все прекрасно помню. А уж то Рождество невозможно забыть. Я с детства люблю, обожаю этот праздник. Он сказочный. И смысл у него глубокий. Он о волшебстве, о главном подарке в истории человечества. Ведь Бог подарил нам, людям, Своего Сына. Этот праздник для того, чтобы напомнить нам о том, чему Сын Бога учил людей, – о добре, о всепрощении, о щедрости. Именно поэтому я готовлюсь к Рождеству заранее. За два месяца начинаю покупать и заворачивать в красивую рождественскую бумагу подарки. И елка в нашем доме всегда ставится заранее. Я как-то даже поругалась с Мартой. Моя сестра все делает в последнюю минуту. И к Рождеству готовится в последнюю минуту, за несколько дней до праздника. Из ее рассуждений следует, что долгая подготовка делает праздник обыденностью. Мол, когда в доме месяц стоит елка, глаз к ней привыкает, и она становится частью мебели. Не знаю, как для Марты – она давно уже там, где праздник каждый день, – а для меня нарядная елка всегда елка и уж никак не мебель.
Мне ли не помнить Рождество 1990 года…
В доме двойной праздник. Не только потому, что в семье появился новый член, но и потому что Генри здесь, с нами, живой и здоровый. Правда, только на время отпуска, но это и подавно делает праздник особым.
Что касается нового члена семьи – это жена Генри. Я, правда, на него немного обижена. Как-то не по-людски. Без свадьбы, без знакомства со сватами. Это уж потом он сказал, что Анна сирота. Она то ли стесняется, попав в другой слой общества, то ли чурается. На вопросы отвечает «да/нет». Сама ничего не спрашивает и старается как можно реже попадаться мне на глаза. С ее появлением в доме стало как-то неуютно. Постоянно чувствуется присутствие чужого человека. Все говорят, что у меня память пропала. Как же можно такое забыть!
Габби плотнее запахнула концы шали на груди.
– Помню! Конечно же, помню!
Он привез ее в конце мая. Липа в саду над обрывом вся в цвету. Запах божественный, и я на седьмом небе от счастья. Увлечение Генри свободомыслием и скитания по коммунам всяких там бездельников и горлопанов меня очень беспокоили. Ведь в большинстве своем эти забастовки и митинги заканчиваются полицейскими разгонами. Даже если ангел-хранитель и спасет его от увечий, то как все это отразится на дальнейшей карьере? Полицейские приводы – не лучшая визитная карточка молодого человека, только-только вступающего в жизнь.
Слава богу, Генри вовремя одумался. Смешно сказать, но фильм Антониони «Фотоувеличение» сыграл свою роль. Вот она, великая сила искусства. Кто бы мог подумать! Посмотрев его, Генри решил, что он будет фоторепортером.
Естественно, когда Артур узнал о намерении сына остепениться, он сразу же позвонил в офис члена парламента от нашего округа. На очередном партийном слете пиво из нашей пивоварни текло рекой, а Генри уехал в Лондон учиться в школе операторов при «Би-би-си».
Когда по телевизору показывают очередной скандал с коррумпированными политиками, мне становится смешно. Сегодняшние масс-медиа такие необразованные. Они все подают так, будто только что открыли Америку. Не понимают, что так было всегда. Важно не что ты знаешь, а кого.
Так уж устроена жизнь, и радость не бывает долгой. Только привыкла, что голос сына снова звучит в доме, и хоть и обращен он не ко мне, а к этой его «жене», так Генри огорошил нас новым известием. В Персидском заливе назревает война, и мой дурачок-сын радуется как ребенок, что его включили в пресс-группу «Би-би-си». Не спорю, прекрасное начало карьеры, но… ведь это так опасно.
Габби убрала лицо в чашку ладоней и зажмурилась. То ли старалась избавиться от наваждения, то ли наоборот – с закрытыми глазами прошлое виднее.
…Я стою на кухне, а он подкрадывается сзади. Я слышу его шаги и оглядываюсь. Привычно, как на маленького, смотрю вниз, а его лицо выше моего. Он берет мое лицо в ладони. Они у него теперь такие большие, такие крепкие и теплые, что у меня сердце замирает. Он улыбается.
В дверь постучали. Габби отвела руки от щек:
– Кто там? Входите.
В комнату заглянула одна из сестер.
– Миссис Колд, миссис Фостер велела проведать вас. Еще она просила узнать: вы обедать будете в столовой или вам сюда принести?
– Сюда, сюда, деточка.
…Ей всегда хотелось девочку.
– Теперь у тебя есть дочка. – Генри не выпускает моего лица из своих рук. – Ее зовут Анна, и я очень надеюсь, что ты будешь за ней присматривать и вы подружитесь. А когда я вернусь, она тебе еще и внучку родит.
Я прямо замерла от ужаса. Если Анна беременная, то как же можно уезжать, да еще и на войну?! Я так ему и говорю, а он смеется. Мол, еще не беременная, и что война будет короткой, и как только он вернется, они с Анной вплотную займутся этим вопросом. Подмигнул и чмокнул меня в макушку.
А в августе он уехал. И потекли самые мучительные для меня дни. Война в Кувейте шумно освещалась прессой и телевидением. Ее даже прозвали «телевизионная война».
Я буквально не отхожу от телевизора – все высматриваю где-нибудь в толпе или на заднем плане своего мальчика, а невестка моя сидит в саду с книжкой, как будто и не интересуется. Несколько раз я звала ее со мной в магазины, но у нее всегда находится причина вежливо отказаться. Заторможенная она какая-то. Не о такой дочке я мечтала.
И вот наконец наступил декабрь. Ближе к Рождеству Генри приехал на побывку. Всего на две недели, но какие две недели! Молодые до полудня не выходят из своей комнаты, а я буквально с ног валюсь. Так хочется, чтобы настоящий праздник был не только в душе, но и в доме. Я и Марту, и Ника уговорила приехать со своими семьями.
Народу собралось полно. Даже преподобный Патрик принял мое приглашение. Я очень удивилась, когда Анна спросила у меня разрешения пригласить сестру. Генри уверял, что она сирота. Я сначала хотела отказать, а потом подумала: ведь Рождество – это же семейный праздник, и если у нее есть хоть какие-то родные, то они должны быть вместе. А еще, если честно, мне любопытно взглянуть на одну родственницу.
Снова послышался стук в дверь, и та же девушка внесла поднос с тарелками под пластиковыми колпаками.
– Как изменились нравы. – Габби сделала сердитое лицо. – В мое время такие крышки были серебряными. Начищать их, правда, была та еще морока, но зато как красиво в них отражалось пламя свечей.
– К Рождеству привезут и серебряные. – Привыкшая к капризам постояльцев санитарка отшучивалась как могла. Она шумно поставила поднос на столик перед Габби. – А пока какие есть. Приятного аппетита.
…Надин оказалась полной противоположностью своей сестре. Веселая, остроумная. Она буквально влюбила в себя всех. После обеда гости перебрались в большую гостиную и затеяли игру в шарады. Надин, правда, к тому времени была уже немного пьяна, но это не мешало ей смешить и веселить народ с еще большим энтузиазмом. Ее партнер Валентин разыгрывал очень смешные пантомимы, и Надин подыгрывала ему, как настоящая артистка. Особенно когда они вдвоем представили библейский сюжет вхождения Марии и Иосифа в Вифлеем.
Надин с куклой под платьем изображала сварливую жену и ругала на чем свет стоит своего недотепу-мужа, который не смог заранее позвонить в турагентство «Кук» и забронировать отель.
Мы, зрители, должны были изображать животных в хлеву, где происходили роды. Все весело мычали, ржали и блеяли, а она долго и подробно, но очень смешно «рожала». В результате на свет явился «младенец», и Надин долго искала, куда бы его уложить. Кто-то любезно выдернул ящик из комода, стоящего рядом с камином. Она с благодарностью взяла предложенный реквизит, но тут ей понадобились пеленки, детское питание и корона. Ведь родился новый царь. Мы все буквально задыхались от смеха, и все было бы хорошо, но в какой-то момент ее собственное веселье сменилось настоящим гневом. Выступление явно шло не по пусть импровизированному, но все же сценарию.
Она начала нецензурно обзывать Валентина, орать и кидать в него все, что попадало под руку. Он огрызался, называл ее сумасшедшей истеричкой и как мог увертывался от ее кулаков, все еще пытаясь доиграть представление. Вдруг она повернулась к нам, то есть к публике, и с уставшей улыбкой заявила, что по ходу пьесы случилось изменение сюжета и, соответственно, персонажей. Она больше не хочет играть Марию, и теперь она – царь Ирод. Она выхватила из того самого ящика, изображавшего люльку, куклу – «нового царя», и не успели мы ахнуть, как разбила фарфоровую головку об мраморную доску камина. Осколки полетели во все стороны, а остатки – в камин.
Ник и Генри каким-то образом смогли ее скрутить и буквально волоком вытащить из гостиной. Остальные гости сидели как оплеванные, в мертвой тишине. Только поленья в камине потрескивали и пахло горелым шелком кукольного платья.
Эйлин задержалась, разговаривая с Маргарет, и, прежде чем уехать, еще раз заглянула в комнату Габби. Та сидела в кресле и крепко прижимала к груди концы шали. Перед ней стоял поднос с нетронутой едой. Габби выглядела совсем маленькой, почти ребенком.