Как только пилот нажал на тормоза, к нам присоединился эскорт из двух «Хамви», их установленные пулемёты 50-го калибра, судя по всему, были направлены на случай возможной атаки с самолёта. Бизнесмены были в восторге. Камеры снова включились.
«Чёрт возьми…» — Джерри не мог перестать смеяться. «К тому времени, как мы доберёмся до иммиграционного контроля, они уже всё запомнят».
Иракские женщины всё ещё ругались, но я смотрел на мистера Гапа, желая, чтобы он добился результата. Он заслужил это, хотя бы своей настойчивостью. Он изо всех сил старался встретиться с ней снова, как только она будет в Багдаде. «Где вы остановились? Может быть, я мог бы помочь вам с вашими исследованиями – в конце концов, я работаю в CPA. Я мог бы познакомить вас с лучшими людьми».
Очевидно, именно этого она и ждала. «Да? Знаешь что? Это было бы здорово. Я останавливаюсь в отеле «Палестина».
«Круто». Он был таким счастливым охотником. «Мы можем договориться о встрече в любое время».
«Это было бы так мило». Я так и представлял себе её широкую улыбку. Она держала его за яйца.
Мы проехали мимо терминала и наконец остановились у ангара. Несколько американских солдат спешились из «Хаммеров» и направились к самолёту, когда винты замедлили вращение, а дверь открылась.
Мы оставались на своих местах как можно дольше, прежде чем протиснуться к выходу вслед за иракскими женщинами. Как только мы добрались туда, нас обрушила стена горячего воздуха.
25
Я изо всех сил щурился, ища дешёвые солнцезащитные очки. Вонь авиационного топлива была невыносимой, а шум — оглушительным. Казалось, будто вся американская армия пришла в движение. Вертолёты взлетали и приземлялись меньше чем в ста метрах от меня. Тяжёлые грузовики везли контейнеры и цистерны с водой. Американцы выкрикивали приказы друг другу.
Когда бизнесмены достали свои камеры, раздался рявкающий голос, и молодой солдат в футболке подбежал к ним с М16 в руке и «Береттой», пристегнутой к ноге. «На базе фотографировать нельзя. Камеры убирайте». Он наслаждался этим, и ему было всё равно, что об этом узнают другие.
Я стояла с Джерри в тени крыла, наблюдая, как мачо послушно засовывают свои «Олимпусы» обратно в жилеты.
Подъехал военный грузовик. Американский водитель и пара иракцев начали вытаскивать наши сумки из багажного отделения и забрасывать их в кузов.
Другой солдат направился по взлетно-посадочной полосе к огромному грузовому ангару, крича: «За мной, ребята!», и мы, словно стадо овец, последовали его примеру.
Роб и его спутники шли впереди, а за ними следовали всё ещё болтающие иракские женщины. Мы с Джерри держались в тени как можно дольше, а затем пристроились сзади. Ещё пара американских бойцов замыкала шествие.
Внутри серого стального здания появился чернокожий парень в футболке и солнцезащитных очках, с обязательной «Береттой» на ноге. «Слушайте, ребята». Он помахал планшетом. «Когда прибудет транспорт, я хочу, чтобы вы взяли все свои сумки и отнесли их к столу. Их проверят, прежде чем вы пройдете на иммиграционный контроль. Вы все это поняли?»
В ответ послышалось несколько согласных невнятных звуков, возможно, в знак признания того, что он был первым солдатом, которого мы видели, который не с нетерпением ждал своего шестнадцатого дня рождения.
Подъехал грузовик, и наши сумки вывалили на бетонный пол. Люди начали их собирать и выстраиваться к столу. Я держался позади, пока Роб и его помощник не забрали свои, а потом взял свой рюкзак. Джерри посмеялся над его размером, но зачем тащить целый чемодан вещей, если всё можно купить по прибытии? Одна смена одежды и зубная щётка — вот и всё, что нужно. Всё остальное — лишний багаж.
Роб обернулся и, должно быть, увидел меня, но мы всё ещё не смотрели друг другу в глаза. На самом деле, никто почти не разговаривал, кроме четырёх иракских женщин. Все выглядели настороженно, пока солдаты рылись в их сумках, заставляли их включать ноутбуки и пытались делать вид, что знают, что делают.
Я полагал, что они просто ради развлечения шныряют. Если уж провозить что-то незаконное в эту страну, то по пути Али-Бабы. Сотни миль неохраняемой пустыни, по которой шли все, от наркоторговцев до вооружённых боевиков.
После завершения проверки нам пришлось обойти стол и забрать сумки, прежде чем нас провели через ангар. Логисты сидели за столами, деловито стуча по ноутбукам. Поскольку это была американская армия, большая часть ангара была заставлена стеллажами с новеньким блестящим снаряжением. Комплекты спешно доставлялись тем, кому они были нужны. В британской армии на один паёк приходилось шесть интендантов, и даже его нельзя было забрать без приказа о реквизиции, подписанного начальником Генерального штаба.
Мы добрались до коридора, и всё стало гораздо интереснее. Американские солдаты сидели, попивая колу из банок на старых, недавно освобождённых, позолоченных диванах. Похоже, это помещение когда-то служило главным офисом того, для чего когда-то использовался ангар. Теперь же здесь располагалась совершенно новая иракская иммиграционная служба. Несколько сотрудников в приветливых синих рубашках сидели за столами, каждый из которых был оснащён компьютером и цифровой камерой. За ними сидела группа американцев, некоторые в форме, которые окидывали всех взглядом.
За столами виднелась толпа людей в форме и штатском. Очевидно, это была временная зона прибытия и отправления, но больше напоминала приёмную в здании ООН. Группа корейцев в американских униформах стояла рядом с группой итальянцев. У каждой национальности на рукаве был вышит флаг. Самыми нарядными были немцы в накрахмаленных чёрных брюках, футболках и бронежилетах. Их флаг был почти не виден, но благодаря коричневым ботинкам, средиземноморскому загару и светлым волосам они без труда выиграли конкурс на лучшую военную форму.
Я прошёл, показав свой паспорт Ника Стоуна. Я ввёл Джерри в заблуждение, что Коллинз — девичья фамилия моей ирландской матери. Я подавал заявление на ирландский паспорт, но потерял его при переезде и уже много лет он мне не нужен. Конечно, он мне не поверил, но какое это имело значение? Наверное, когда мы въедем в город, будут проблемы и похуже. Иракец сфотографировал меня, поставил штамп в паспорт и махнул рукой, чтобы я проезжал.
Джерри не повезло. То ли арабское лицо в американском паспорте их немного смутило, то ли они просто хотели покрасоваться перед новыми начальниками, которые подарили им такие красивые рубашки.
Я ждал его в общей зоне. Было жарко и шумно, и большинство шума исходило от итальянцев. Они затмили четырёх женщин, да и жесты у них были гораздо лучше.
Вооружены были не только солдаты. Место кишело парнями в бронежилетах поверх гражданской одежды, с АК-47, MP5, M16, пистолетами – всё, что угодно. Мне было от этого хорошо. Даже если я просто держал Джерри за руку, я работал и снова был среди своих.
Здесь мне было комфортно; это был мой мир. Возможно, я поступил правильно, приехав сюда.
26
Ослепительный солнечный свет лился сквозь запыленное окно. Я заглянул внутрь и подумал, как мы попадём в город. Такси не было, потому что они не могли добраться до базы. Мы находились в укреплённом загоне: всё, что я видел, – это ряды немаркированных внедорожников с затемнёнными окнами и несколько парней в бронежилетах под обязательными жилетами-сафари песочного цвета, с солнцезащитными очками на носу и MP5 наготове. Для пущего эффекта у них во рту были прикреплённые микрофоны, чтобы они выглядели как настоящие мастера своего дела. Впрочем, в этом не было необходимости: здесь было больше солдат, чем во всей британской армии. Я решил, что это официальные наёмники в городе, вероятно, защищающие американских и британских бюрократов, управляющих страной, и выглядящие хорошо, чтобы CPA считала, что они не зря платят за свои деньги.
Среди всего этого хаоса одно было ясно: Роб не стал бы стоять в очереди на автобус. Он бы всё организовал до мельчайших деталей и, вероятно, уже мчался в сторону Багдада на внедорожнике с кондиционером.
Похоже, канадка тоже разобралась. Гапмен был занят погрузкой её сумки в багажник белого «Сабурбана», пока она запрыгивала в багажник, а БГ завёл двигатель.
Джерри всё ещё допрашивали. Я перехватил его взгляд и показал, что выйду на улицу. Он кивнул, а затем снова повернулся, чтобы поболтать со своим новым другом. С тех пор, как мы приехали в Иорданию, он всё время твердил, как странно говорить по-арабски. Судя по всему, это был первый раз, когда он им воспользовался, не считая разговоров с бабушкой и мамой или похода в один из магазинчиков на углу в Лакаванне.
Я снова надел солнцезащитные очки и вышел на улицу. Полуденное солнце сверлило меня, пока я оглядывался в поисках транспорта. Я не успел сделать и дюжины шагов, как позади меня раздался громкий голос на кокни: «Эй, тупица, как дела?»
Я сразу узнал его, даже в «авиаторах». Я не видел его с тех пор, как покинул эскадрилью, но Гари Маки он был безошибочен. Газ не церемонился: он никогда не следовал писаным правилам, не говоря уже о неписаных.
Он всё ещё был ниже меня и всё ещё занимался силовыми тренировками. Руки и грудь у него были огромные.
Я произнесла обычное приветствие, которым приветствуют людей, когда сталкиваешься с ними вот так: «Чёрт возьми, я слышал, ты умер!»
Он не ответил. Он просто надвинулся на меня, широко раскинув руки, и крепко обнял. Потом отступил назад, всё ещё держа меня за плечи. Его глаза были на уровне моего носа. «Чёрт возьми, приятель, ты выглядишь как мешок дерьма!»
Справедливо: наверное, так и было. Газу сейчас, должно быть, чуть за пятьдесят, но выглядел он гораздо моложе. Его чёрная толстовка промокла насквозь, спереди и сзади. Изначально у неё были длинные рукава, но их оторвали, и нитки свисали поверх его больших загорелых рук, как у моряка Попая. До полка он служил в лёгкой пехоте, и на правом бицепсе у него до сих пор сохранилась выцветшая татуировка старой кокарды. Только теперь она больше напоминала якорь.