В вестибюле всё ещё царило оживление. Из зала свадебного приёма доносилась громкая арабская музыка, и женщины громко распевали песни. К утру они будут совершенно измотаны.
Снаружи у дальнего конца бассейна собралась толпа, ожидая, когда можно будет забрать еду с барбекю. Горлышки пивных бутылок торчали из больших контейнеров со льдом, словно иглы замороженных ёжиков. К двум динамикам был подключён Apple PowerBook, на экране которого отображалось музыкальное меню. The Wailers изо всех сил пытались пробиться сквозь кантри-н-вестерн.
Джерри покачивался в такт музыке и указывал на гирлянды гирлянд на пальмах. «Это могли бы быть Карибы, чувак».
«Должно быть, именно поэтому он так популярен», — сказал я, пробираясь вдоль бассейна. «И, держу пари, у „Ярди“ таких не так уж много». Гусеничная машина с визгом проехала по дороге прямо по другую сторону стены, а в небе с грохотом пронеслись вертолёты.
Гости были в основном британцами и американцами, и, похоже, были знакомы друг с другом. Новостные агентства всегда действовали довольно кровосмесительно: одни и те же команды постоянно перемещались из одной зоны боевых действий в другую. Охрана была без оружия: все парни были в праздничных костюмах: ярких гавайских рубашках и бермудах. Время было весёлое, и мы были в своей тарелке. Их было примерно шестнадцать к одному, и они вились вокруг немногих свободных, как мухи вокруг дерьма.
Джерри взял себе пиво, а мне — колу, и мы хорошенько осмотрели всё вокруг: я высматривал Роба, он — всех, кто мог знать секрет боснийского аятоллы. Должно быть, мы выглядели как те самые «лишние хрышки».
Спорадические выстрелы прерывали гул разговоров, но, очевидно, было слишком далеко, чтобы беспокоиться. Интересно, как они определяют «слишком близко, чтобы чувствовать себя комфортно». Сто метров? Пятьдесят? Или подождать, пока кто-нибудь упадёт? Это был бы действительно эффективный вражеский огонь.
Рядом вспыхнул мощный контакт. На этот раз все посмотрели вверх. Невероятное количество трассирующих пуль калибра 0,50 прочертило по небу горячие пунктирные линии. Все взгляды проследили за его траекторией, но, поняв, что он не упадёт нам на головы, их хозяева вернулись к своим разговорам и пиву.
Я как раз собирался сделать глоток колы, когда получил такой сильный удар по спине, что мои зубы стукнулись о бутылку.
«Придурок!»
Я узнал сильный акцент джорди ещё до того, как обернулся. Я знал Пита Холланда много лет, но, к счастью, не так уж близко. Он был одним из тех, у кого на всё было своё мнение, и многие из них исчезали, когда их подносили к свету. Сложенный как форвард, он слыл в полку хорошим носильщиком бергенов, с крепкой спиной, на которую можно было положиться, доставляя снаряжение из пункта А в пункт Б. Настолько сильным, что мышцы на спине вздувались, словно крылья летучей мыши. Его прозвище, конечно же, было «Латес-Как-Летучая Мышь».
Мы пожали друг другу руки. «Всё в порядке, приятель? Как дела? Это Джерри».
Вскоре Джерри извинился и ушёл, вероятно, чтобы я мог начать расспрашивать Латса о Нухановиче. Но мне нужно было быть совсем отчаянным, чтобы пойти этим путём. Он бы захотел узнать, почему, где, когда – и сколько я готов заплатить ему за ответы.
Пит держал в одной руке пиво, а в другой — запасное, как он выражался, «на загрузочном лотке». Он служил в артиллерии до полка. В этом и заключалась его проблема: как только он начинал работать с пивом, загрузочный лоток был загружен, как заводской конвейер. Он мог бы дать Эзре работу на всю жизнь.
Он кивнул двум балканским парням, которых я видел в кафе-баре, только что присоединившимся к компании у бассейна. Тот, что с козлиной бородкой, широко улыбался, предлагая мне пачку сигарет. «Ты же не работаешь на этих ублюдков, правда?»
Я покачал головой. «Журналист. Этот парень, Джерри. А ты?»
Он выпятил челюсть и запрыгал на месте, словно раздумывая, какой удар нанести. «Занимаюсь своим делом. Немного подрабатываю. У меня неплохой доход, немного японского. Пятьсот в день. Чемпион». Он сделал большой глоток бесплатного пива.
Что ты на это ответил? «Пятьсот. Молодец, приятель. Слушай, эти флэттопы. Они боснийские, сербские, кто?»
«Хрен его знает. А я, блядь, знаю, что они замышляют». Он указал бутылкой на остальных. «Эти козлы что, не понимают, что делают? Некоторые из них моложе моих двух девочек».
Меня это зацепило. Эти двое были частью кампании по глобализации на Балканах. Не похоже, чтобы они собирались проводить много времени с аятоллой.
Он сделал ещё один глоток, хотя ему это и не требовалось, и я понял, к чему эта поза. Он пытался сохранить равновесие. Неудивительно, что он был предоставлен сам себе. Любого, кто работал в приличной фирме и выпивал на работе, вышвырнули бы, без исключений, без второго шанса. И слух об этом разнёсся быстрее, чем следопыт. Он не был независимым по своей воле. Никто за него не поручился бы. Это было серьёзным делом. Если парень, за которого ты поручился, оказался дерьмом, это означало, что ты тоже. Просто так было.
Я надеялся, что он не подошёл и не похлопал меня по спине, потому что считал меня родственной душой. «Ты и японцы в отеле?»
«Да, я тут и там. Ты же знаешь, как это бывает».
Я не знал. Я понятия не имел, о чём он.
37
Канадка вошла в бассейн вместе с мистером Гэпом. Он выглядел так, будто только что сошел с витрины, только сегодня его рубашка-поло была зелёной. На ней было чёрное марлевое платье, которое, как она знала, выгодно подчеркивало пуговицы, которые она оставила расстёгнутыми между грудей.
Латс не мог отвести от них глаз, когда она присоединилась к компании у барбекю. Он поставил пустую бутылку и пнул следующую, одновременно выуживая из мусорного ведра ещё одну. «Я её трахну. С этим придурком в зелёном?»
«Не знаю, приятель».
«Я собираюсь поговорить с ней, как это делают бойцы спецназа. Понимаете, о чём я?»
На этот раз я понял, о чём он говорит. «Ну, удачи, приятель. Мне нужно поговорить со своим другом о завтрашнем дне».
Было ошибкой пожать руку, только что вытащенную из контейнера со льдом. Когда я уходил, у меня было такое чувство, будто я только что столкнулся с живым мертвецом.
Джерри времени даром не терял. Он переспал с парнем, немного похожим на путешественника из Нью-Эйдж. Рэнди был телеоператором, хотя я сомневался, вспомнит ли он об этом утром. Достать здесь табак, наверное, было так же легко, как и пиво, и Рэнди этим пользовался по полной. «Я здесь уже семь месяцев, Джерри», — протянул он. «Никакого боснийского мессии здесь нет, ни за что, дружище». Вот тебе и отказ от общения с прессой. «Я пришёл с морскими пехотинцами…» Он остановился и посмотрел вверх, когда над головой один за другим пронеслись три вертолёта. Мы их не видели: они были без фар. Рэнди отшатнулся назад и, указывая вверх, закричал, как водитель, разозлённый на дороге: «Тихо! Ради всего святого, замолчите — у меня, блядь, день рождения!»
Восстановив равновесие, он разразился смехом, а затем положил руку на плечо Джерри. «У меня есть подход к вертолётам. Видишь ли, они довольно быстро вылетают из моей машины, чувак. А вот с этими чёртовыми танками у меня проблемы, чувак».
Через хилую руку Джерри я увидел Роба, выходящего из вестибюля к бассейну. Он выглядел так, будто направлялся на какую-то совсем другую вечеринку. На его футболке были пятна пота от того места, где он только что снял бронежилет, на поясе у него висел пистолет, а в руке — АК. Я не думал, что он задержится надолго.
«Приятно познакомиться, Рэнди». Я попытался пожать ему руку, но он был слишком занят, отмахиваясь от очередной очереди трассирующих пуль. «Джерри, мне пора идти — Роб здесь. Увидимся позже».
Рэнди попытался сфокусировать на мне взгляд, но сдался. «Да, я тоже. Мне нужно выбраться отсюда. Из этого грёбаного Ирака. Семь месяцев, чувак».
Роб осматривал толпу. Он улыбнулся, когда я подошёл. «Извини, приятель. Я не собираюсь тут торчать. Десять минут — и всё».
«Ты со своим мужчиной?»
Он покачал головой, оглядывая группу. «В Аль-Хамре. Решил зайти поздороваться. Как продвигаются поиски боснийца? Есть ли у вас его имя?»
«Нуханович. Он — их ответ Махатме Ганди. Ты что-нибудь слышал?»
«Нет. Тебе просто нужна фотография?»
«Джерри, парень, с которым я дружу, говорит, что однажды он станет знаменитым».
'За что?'
«Мир во всем мире, приятель. Оставляешь нас без работы».
Он протянул руку и указал в никуда. «Только не говори об этом никому из сербов на трассе, ладно?»
«Хочешь колу?»
«Никакой колы, спасибо. Вода сойдет». По его лицу ручьями струился пот.
Я схватил бутылку из одного из контейнеров для льда. Он открутил крышку и запрокинул голову. Из этого получилась бы отличная реклама, если бы я действительно работал в рекламном бизнесе.
По ту сторону забора вспыхнули несколько выстрелов АК, и по дороге прогрохотала гусеничная машина. Роб прислушался к хаосу и покачал головой. «Закрой глаза, и я бы вернулся домой».
«Чёрт возьми, Роб, я знаю, что в Ковентри временами может быть плохо, но...»
«Нет, приятель, Узбекистан. Теперь они мои люди. Там та же ситуация». Он резко мотнул головой в сторону внешнего мира. «Беспорядочный подсчёт трупов. Должен быть способ получше, не так ли?»
Я пожал плечами. Почему Узбекистан? Насколько я знал, страна была в ужасном состоянии. Она обрела независимость от России в 91-м, но всё ещё оставалась государственной. Правительство решало всё: от того, какую еду покупать, до того, какой телевизор смотреть. Недавно я сидел, развалившись на диване, и смотрел документальный фильм о правах человека. У Узбекистана была такая репутация, что Пол Пот по сравнению с ним показался бы матерью Терезой. Один из их любимых трюков — варить людей до сдирания кожи, а потом оттирать их дезинфицирующим средством. «Знаешь что, Роб? Я очень стараюсь не думать об этом слишком много».
В правой руке он держал бутылку, в левой — оружие. «Мы тут облажались, как французы в Алжире. История повторяется, но никто ничему не учится».