– Кстати, а почему мы в гермошлемах? – спросил Сайкс. – В Уваре и Ураниум-Сити их почти не носят, а тут…
– Сними – узнаешь, – хмыкнул Пудинг.
Северянин услышал издевательский смех остальных грабберов.
– Не советую снимать шлем, – сказал Апостол. – Вы не могли не заметить, что пещеры безжизненны. На то есть причина.
– Последствия Армагеддона, – догадался Северянин. – В пещерах нет вентиляции, и «UZ» все еще действует.
– Наш подарок этой планете, – с горечью сказал Апостол. – Идем дальше. Осталось совсем немного.
Станция оказалась совершенно разрушенной. От самого здания вокзала остался лишь бетонный каркас, верхний этаж обвалился, и груды обломков окружали серые стены, иссеченные ветром и временем. Стальной монорельс проржавел, силовые опоры склонились в разные стороны, будто расшатавшиеся зубы. С серыми руинами странно контрастировали разноцветные вагончики – красные, синие и зеленые. Армированный пластик их кузовов время не смогло изглодать так же жестоко, как бетон и металл.
Привал устроили на втором этаже вокзала, среди куч мусора, битого стекла и перекрученных дюралевых балок. Апостол, проверив свой газоанализатор, разрешил снять гермошлемы. Северянин с наслаждением вдохнул горячий пахнущий пылью ночной воздух, обтер мокрое лицо, расчесал пальцами потные волосы. Надя и Анна распаковали рюкзаки с припасами, разожгли походную печку. Грабберы молча занимались своим снаряжением, не обращая на Северянина и Сайкса никакого внимания. Впрочем, Северянин так устал, что ему было не до разговоров. Усевшись на бетонную балку в углу, он закрыл глаза и попытался расслабиться.
У него не было чувства радости. И дело вовсе не в том, что ноги гудят и все тело наполняет болезненная тяжесть. Они прошли за Линию – станция располагается на Территории Хаоса. Ну и что? Все только начинается. А впереди одна неизвестность. Тягостная, грозная и неопределенная.
Он вздрогнул, когда рядом появилась Анна. Она протянула ему миску с разогретой консервированной фасолью и мясом, села рядом.
– Очень вкусно, – похвалил Северянин, попробовав еду. Есть ему не хотелось.
– Ничего особенного. Всего лишь консервы. Когда-нибудь я угощу вас своими пирогами. Любите сладкие пироги?
– Люблю. – Северянин вздохнул. – Вишневый. И яблочный.
– Что-то вас гнетет, Николай. Вы будто боитесь чего-то.
– Вам не стоило идти вместе с нами. Здесь опасно.
– Ну и что? – Анна пожала плечами. – Я не могла отпустить Вадима одного. И вас тоже. Вы как ребенок. Большой, сильный и удивительно наивный.
– Я видел вас во сне, Анна. Этот сон испугал меня.
– Я была в вашем сне такой страшной? Слишком сильно накрашенной или наоборот?
– Вы шутите, а мне не до шуток. Сон был не совсем про вас. Больше про эту чертову планету. Она пугает меня. Когда я прилетел сюда, Аваллон был просто планетой. Унылой, мрачной, неприветливой, почти безжизненной, но все-таки вполне реальной и понятной. Это была обычная пустыня, и только. Но чем дольше я здесь нахожусь, тем больше она меня приводит в ужас. Мне кажется, здесь что-то есть. Мы не можем видеть этого, но оно рядом. Глупые страхи, правда?
– И вам кажется, что вы начинаете сходить с ума?
– Возможно. – Северянин улыбнулся. – Не обращайте внимания на мою болтовню. Это все нервы. Я слишком долго ждал этого дня, но теперь даже не могу обрадоваться по-настоящему. То, что ждет меня… ждет нас, кажется мне чем-то непреодолимым. Если оно не убьет нас, то изменит неузнаваемо. Изменит так, что вся предыдущая жизнь покажется незначительной и бессмысленной. А я должен вернуться обратно, к моей жене.
– У вас тоже есть это чувство? Я имею в виду – чувство путешествия, из которого не будет возвращения?
– Есть.
– А разве жизнь не похожа на такое путешествие? Мы с вами никогда не вернемся в прошлое. Стоит ли этого бояться?
– Откуда у такой юной девушки тяга к философии?
– Конечно, вам трудно такое представить. Ведь ваша жена – она другая, так ведь?
– Вы не знаете моей жены. Давайте не будем о ней говорить. Мне это неприятно.
– Неприятно, что я с вами о ней говорю? Разумеется, я ведь для вас чужой человек. А вы очень любите свою жену.
– Очень люблю. – Северянин отвернулся. – Закроем эту тему.
– Извините.
Анна собралась уйти, но Северянин ее остановил.
– Нет, не уходите, – сказал он. – И не извиняйтесь. Я должен просить прощения. Вы ни в чем не виноваты. Вы очень добры ко мне, и я благодарен вам. Побудьте со мной. Мне спокойно с вами.
– Перестаньте думать о плохом, Николай. – Анна провела пальцами по его щеке. – Все будет хорошо. Вы получите то, что ищете. Я знаю это наверняка. Только думайте о хорошем. Аваллон совсем не так страшен, как вам кажется.
– Один вопрос, Анна. Зачем вы идете с нами? Чем вы можете помочь Вадиму?
– Наверное, ничем. Но это неважно. Я хочу идти. Так нужно. – Она ласково улыбнулась Северянину. – Ешьте, а то ваш ужин остынет.
– Пойдемте к остальным, – решился Северянин. – Я должен кое-что сделать.
Грабберы Апостола сидели кругом у печки и молча поглощали свой ужин.
– Послушайте меня, – сказал Северянин и достал из кармана комбинезона свой «перс». – Я знаю, что вы согласились принять меня только из-за этой карты. Но я понимаю вас. Вот… – Он раскрыл прибор, набрал команду. – Я снимаю пароль с карты. Теперь, если меня убьют, вы сможете пользоваться этой картой сами. Она ваша. Вы сделаете то, к чему стремитесь, без меня. Или со мной. Вам решать.
Грабберы ничего не сказали. Они молчали и продолжали есть горячую фасоль. Шло время – Северянину казалось, что ответа он ждал очень долго. А потом Апостол встал и подошел к нему.
– Мы уже решили, – сказал он. – Ты нужен нам. И дело вовсе не в твоей карте. Иди отдыхать. Вставать придется очень рано.
XIV. День четырнадцатый
Вопрос: Как Вы можете прокомментировать заявления некоторых экологических организаций об угрожающих последствиях применения вещества под кодировкой UZ на некоторых вновь открытых планетах?
Ответ: Скажу коротко – у господ экологов бред. В течение двадцати лет были проведены сотни экспертиз, в том числе и независимыми организациями. Ответ однозначный; во-первых, комплексный биоактивный аэрозоль, известный как UZ, совершенно БЕЗОПАСЕН для земных организмов. Во-вторых, это вещество не образует НИКАКИХ токсических соединений. Все, что говорится о существующей угрозе UZ – абсолютная чушь и паникерство…
На рассвете случилась вещь, удивительная для Аваллона – пошел дождь. Мы как раз выходили из развалин станции. Все произошло очень быстро; сначала небо за какие-нибудь несколько минут затянули бурые тучи, потом загремел гром, и начался дождь – самый обыкновенный, такой же, как на Земле. Но Апостол сразу начал нервничать. Он строго запретил снимать гермошлемы и раздал нам всем портативные инъекторы.
– Антидот, – объяснил он мне, – может пригодиться. Если почувствуешь тошноту и головокружение, сразу вколи его в бедро.
Я знаю наш дальнейший маршрут. От станции нужно пройти примерно восемь километров на северо-восток, до заброшенных шахт «Экстратеррарис майнинг». Этот отрезок пути мы пройдем частью по поверхности, частью по дну высохшего канала. Дальше мы должны продвигаться к развалинам биохимического завода. Апостол сказал, это самая опасная часть пути. Окрестности завода постоянно патрулируются. Кем – Апостол не уточнил. Но если нам повезет и мы все-таки доберемся до завода, цель наша будет почти достигнута – до заброшенного города таинов останется всего четырнадцать километров по прямой. Я говорю «всего», как будто речь идет об увеселительной поездке или туристическом походе. Я почти уверен, что Апостол собирается преодолеть эти четырнадцать километров по одному из двух возможных маршрутов – либо через подземный комплекс «Ренессанс Инджиниринг» в двадцати километрах к западу от нас, либо, что еще вероятнее, – через старый космодром, расположенный южнее Города Солнца. Оба маршрута представляются мне очень опасными. Возможно, что каждый метр нам придется преодолевать с боем. Что до меня, я готов ко всему.
Утром я хотел поговорить с Апостолом об Анне. Убедить его, что девушке необходимо вернуться в Долину Бурь. Ей здесь не место – слишком опасно. Однако я почти уверен, что Апостол не станет меня слушать. То, что Анна присоединилась к нам, вовсе не случайно, и дело совсем не в ее капризе. Я понимаю это. Анна – очередная загадка, которую преподносит мне Аваллон. А загадок этих уже так много, что я отчаялся их разгадать. Пусть все идет как идет. Если я останусь в живых, у меня будет время сопоставить концы с концами и найти ответы. Если же нет… Об этом я даже думать не хочу. Я должен выжить. Судьба не может быть ко мне так жестока.
Сейчас, когда мы тащимся гуськом по раскисшей от дождя почве на дне неглубокого канала, у меня вдруг возникла неплохая мысль. На первом же привале я обязательно поговорю с Апостолом. Не думаю, что он мне откажет. Но если все-таки он откажет, я попрошу Анну сделать это для меня.
– Что такое, дружище?
Апостол улыбался так искренне и открыто, что Северянин ощутил непонятную тоску.
– Хотел поговорить с тобой, Вадим, – произнес он. – Не знаю, правильно ли я выбрал время для такого разговора, но другого момента может и не быть.
– Что такое? – Апостол перестал улыбаться, в его глазах появилась озабоченность.
– Хочу попросить тебя. По-дружески. Если со мной что-нибудь случится, помоги моей жене. Найди для нее Панацею. Вот мнемокристалл, я записал тут адрес клиники, имя лечащего врача и…. мое последнее письмо.
– Ты это серьезно? – Апостол даже не взглянул на мнемокристалл.
– Я похож на шутника? По-моему, такими вещами не шутят.
– Прости. Я другое имел в виду. Мне непонятно, почему у тебя такой настрой.