А вот воды в лодке нет, значит, швы отличные. Корпус хоть по линейке вымеряй, ни в одном месте не повело от жары. Места на лодке на четверых хватит, ещё и на снаряжение, на провиант, на воду, на топливо и снасти останется.
— Ну что, сейчас до лебёдки её отгоним, она свободна, вытащим на берег, почистим, и завтра можно идти в болото, — почти с удовольствием произносит Саблин.
— Давай, бать, — сразу соглашается младший.
А пока он разглядывал свою лодку, по мостушке к нему подошли казаки, и один из них говорит:
— Да, лодка у тебя, Аким, знатная.
Он оборачивается, а там два старых казака, Митрофан Конев и такой же старик, казак, которого все просто зовут Андреич, стоят рядом и разглядывают его гордость. А Андреич и продолжает:
— Вишь, как случается у некоторых казаков, Митрофан, вишь, как их крутит, только с призыва вернулся, так вот же не жену гладит дома, а лодку свою на болоте ласкает.
— Кажись, он свою лодку больше жены любит.
— Ну, так лодка-то у него знатная. А жена, она что же… Жена, она как у всех… Обыкновенная.
Деды, кажется, смеются над ним, и сам Саблин усмехается в респиратор: ну да, ну да… Их правда, дома он с женой не сидит. Сразу на болото к лодке подался. Его сыновья молчат, в разговор старших не лезут, а он наконец отвечает старикам:
— Ну, жена-то у меня тоже ничего. Местами…
— Понятно, понятно, — говорит Андреич.
А Аким проверяет топливо в баке мотора: там топлива мало, а вот две запасные канистры полны. Этого ему хватит, что называется, «за глаза». Надо признаться, что о болоте и о лодке он думал там на юге, на фронте, довольно часто. Нет, о семье, о дочери, о хозяйстве тоже, тоже постоянно думал, каждый вечер, но то были другие совсем думы. Беспокойные. А мысли про лодку и рыбалку… Они были приятные. Расслабляющие. Для многих опасное и трудное, физически трудное рыбацкое дело было в тягость, а для него оно было зачастую и радостным. Вытащить двадцатикилограммовую щуку — это же не просто удача, это ещё и победа. Удивление для других, а для победителя ещё и гордость. А привезти килограммов тридцать стеклянной рыбы… Стекляшку тоже ещё нужно уметь ловить. А он ловить рыбу умел. Да и не было ему страшно или одиноко на болоте. Даже в предрассветной темноте, уводя лодку от берега всё дальше и дальше, он не чувствовал страха. Аким вырос в этих неприятных и опасных местах и не знал других. Ну, кроме степи, сухой и, на его взгляд, мёртвой. И степь он считал местом более опасным, чем бесконечные стены рогоза среди бурой воды, похожей на масло. Правда, его немного задевало то, что его старший сын почти не интересовался всем тем, что увлекало его самого. Нет, Юрка был не рыбак. Книжки читать — это да, это его. А вот дело рыбацкое, да и казацкое тоже, ему было совсем не интересно. Это, наверное, хорошо, что доктор взял его в обучение. Дорого оно, конечно, обходилось Саблину. Ну, тут уж ничего не поделаешь. Пусть так. Аким взглянул на младшего:
— А ну-ка дёрни стартер.
Олег с готовностью подошёл к мотору, но дёргать за шнур сразу не стал. Умный парень. Сначала снял верхнюю крышку с двигателя… Потом крышку карбюратора… Мало ли, грязь там или ещё что… Проверил клапан. Затем отрегулировал кран подачи топлива и лишь потом, не закрывая главной крышки, намотал шнур на вал стартера.
Молодец… И это всё было на глазах стариков, которые так и не уходили с пристани. Со второго раза мотор затарахтел, выпустив поначалу сизый дым. Затем Олег сел к рулю и не спеша прибавил оборотов, затем убавил и сбросил до холостых. Сизого дыма не стало. А мотор уже не тарахтел, а работал ровно и ритмично, словно и не было у него полугодового простоя. Словно только вчера его заглушили.
Олегу ничего объяснять было не нужно. Он всё знал и всё умел, а вот Юрка… Ну, Юрка будет врачом, парень-то, говорят, умный. И мамаша его на то молится. Не хочет Настя, чтобы Юра шёл в казаки.
[1] Медицинские индивидуальные комплекты
Глава 11–12
Лодку вытащили на берег, перевернули и отчистили корпус от уродливых, а иногда и ядовитых ракушек, от липких водорослей, потом снова спустили на воду, проверили генератор, носовой и кормовые фонари. Посмотрели фалы, якоря, ракеты для ракетницы, проверили батареи на радиомаячке. Всё было готово к использованию.
— Ну ладно, — наконец произнёс Аким, — с лодкой всё нормально, накрывайте её и пойдём домой — снасти проверим.
А со снастями у него всегда был полный порядок. Лесы, крючья на стекляшку и на щуку, сети, садки для сбора улиток, гарпуны на налима. Они дома лишь открыли его ящики, посмотрели и поняли, что тут ничего даже трогать не нужно.
— Несите всё в квадроцикл, чтобы утром не таскать, — сказал отец. — Воду и ружьё не забудьте.
И, глядя, как сыновья таскают и грузят всё нужное для рыбалки в квадроцикл, Настя произнесла:
— А Юрка, что… тоже на болото с тобой пойдёт? Ему ведь в госпиталь к шести. Вы ведь к шести не вернётесь.
И слышалось Акиму в её голосе беспокойство за старшего. Вот не хотела она, чтобы сынок её таскался по болотам, нечего ему там, умному, делать. И Аким говорит ей:
— Нет, я с Олегом пойду.
И жена, кажется, успокаивается. Становится весёлой: мол, Олега, конечно, таскай на свои болота, а Юра… Юра пусть учится. И она начинает собирать на стол ужин. После ужина легли спать, Наталка долго не засыпала, а потом Настя пришла к нему, живая, радостная, даже весёлая. И они долго не спали. Жена, прижимаясь к нему, стала рассказывать последние новости, что происходили в станице. То были обычные бабьи сплетни и всякие женские тревоги, слухи. А боялась она всего. И того, что объявят внеочередной призыв, и того, что электричество подорожает, так как новый инженер решил оптимизировать работу реактора, и что госпиталь перенесут…
— Зачем? — удивился Саблин. — Куда?
— Не знаю куда, куда-нибудь, в станицу побольше.
— В больших станицах и свои госпиталя имеются.
— Ну не знаю, так бабы в магазине говорили, — объясняла супруга. — Может, что укрупнить хотят, а наш сократить.
— А, — понимающе произносил он и слушал дальше.
Так и заснул, слушая горячую свою жену, которая к нему всё прижималась и продолжала делиться своими опасениями.
А в два часа встал Олег, начал на кухне чай греть, еду на стол доставать. Рыбак настоящий. Знает, что рассвет в половине пятого и что к рассвету уже нужно на месте быть. Хоть и хотел Саблин спать, но уж если сын встал, то и он поднялся. Настя тоже проснулась, но Аким сказал ей:
— Спи, сами управимся.
И управились, ещё не было трёх часов утра, как они выехали и поехали к пристаням. А там уже было людно.
— Батя, а может на Егорьевы омуты пойдём? — спрашивал сын, выгружая из квадроцикла снасти.
— Нет, далековато.
— А что, топлива у нас навалом. Сядем да поедем, я на руле буду, а ты можешь подремать, — продолжал Олег; он уже перенёс всё нужное для рыбалки в лодку и сам туда залез.
— Туда почти два часа хода, — напомнил ему отец. — А у меня ещё дела есть на сегодня.
Он оставил сына и пошёл поздороваться с казаками, что так же, как и они, готовили свои лодки. Казаки собрались узнать у него новости с юга. Они, чуть отодвигая респираторы, закуривали, поздравляли его со званием, расспрашивали.
Он тоже закурил, постоял, поговорил, рассказал, как дела на фронте. Как погибли Клюев и Варежко, тоже рассказал, так как на этот раз у него про них спросили. И только после этого пошёл к своей лодке, где его дожидался Олег. Сын уже зажёг фонари и завёл двигатель и, сидя на руле, прибавлял и убирал обороты.
Саблин взял свой дробовик десятого калибра и сел на нос лодки, сразу за фонарём, устроился поудобнее и скомандовал:
— Пошли, Олег. Сильно не газуй, не спеши, я тебе буду показывать направление.
Парень прибавил оборотов, и лодка оторвалась от мостушки и развернулась носовым фонарём к бескрайней черноте болота.
Мотор заработал иначе и от неспешного тарахтения перешёл на тихое урчание.
Сначала они шли вместе с двумя другими лодками, но те шли быстрее, да и двигались они на север, на Большую протоку, а Саблин сегодня решил от берега далеко не уходить. И, разглядывая в темноте привычные картины со стенами из рогоза и чёрной водой, указывал сыну направление: лево, теперь прямо, теперь направо. Ещё раз лево.
Он вёл лодку на Старые банки. Большие, заросшие тиной и травой отмели. В тех водах было мало рыбы и много вязкой тины, из-за этого рыбари те места не жаловали, там, кроме ерша, и взять-то было особо нечего. Ну, если не считать улиток. Улиток любили все, но на этих банках было много всякой мерзкой растительности, а ковыряться в вонючей тине не все хотят. Но Акиму было всё равно, сейчас ему было по-настоящему хорошо. Он разглядывал своё бесконечное болото в белом пятне фонаря. И поглядывал на небо.
— Олег!
— Чего, бать?
— Светать начинает. Ветер сейчас поднимется… Ты смотри, чтобы респиратор плотно сидел. Ветер начнёт сдувать красную пыльцу с рогоза.
Аким немного волнуется за сына. Олег у него, конечно, смышлёный парень, но всё равно…
— У меня плотно всё, — заверяет его сын.
И тогда Саблин указывает ему на чёрный проход меж стен рогоза:
— Туда держи.
Ещё до того, как рассвело, в первых красных лучах солнца, они добрались до места, где Саблин решает остановиться. Тут мало открытой воды, везде из чёрной жижи тянутся острые стрелки ядовитой зелёной травы.
Олег встаёт в лодке, осматривается и говорит разочарованно:
— Бать, тут и рыбы-то нет.
— Откуда знаешь? — с усмешкой интересуется Саблин, а сам уже открыл один из своих ящиков со снастями, достаёт оттуда лесу, затем коробку с крючьями.
— Открытой воды нет, глубины маленькие… — продолжает расстраиваться сын. — Тут и рыбаков нет, пока плыли, ни одной лодки не видели.
— Может, поэтому тут рыба и есть, — предполагает отец. Он посмеивается над Олегом. Но тот словно не замечает этого и, продолжая оглядываться, говорит почти трагично: