— С медкомплектами все знакомы? — уточнил он на всякий случай.
И Василий, и Денис кивали: знакомы. То есть готовились они к дальней поездке со всей серьёзностью.
— Казаки, — сразу тут, на берегу, предупреждал товарищей Аким, — денег мне вперёд не заплатили, так что… Короче, всё получим по возвращению.
— Пусть так, — сразу согласился Калмыков.
И Ряжкин был не против, это Акиму даже льстило немного: нет денег, поедем даже без аванса, но вы мне верьте, всё будет. И ему верили, как ни крути, а его слово стоило больших денег.
Через час они закончили совещание, и Саблин пошёл к стойке расплачиваться. А там как раз была Юнь. Она давно пришла, но не подходила к их столу из осторожности. И теперь, выкладывая на пластик стойки деньги, Аким говорил ей, как всегда негромко:
— Послезавтра жду тебя в гостинице «Дон».
— Я уже собралась, — отвечала хозяйка заведения, не поднимая на него глаз. — Только о том и думаю.
После чайной, идя домой, Аким встретил своего родственника, Виталия, то был муж двоюродной сестры Насти. Виталик попросил его помочь панель солнечную на крышу поставить. Купил только что.
Поставили, поговорили.
Он ещё не успел вернуться домой, а ему уже пришло сообщение на коммуникатор от Сашки, короткое, как всегда, без лишних предисловий: «А ты где?».
Перед тем как расстаться, они немного с Каштенковым ругались. Ну как ругались, это скорее было мужская полушутливая болтовня.
— Быстрее бы уже доехать, — говорил, развалившись в грузовике на мешках со снаряжением, Саня в последние часы возвращения в станицу. — Видеть твою ряху постную не могу, сил уже нет, как забыть её хочется…
— Ты это… — бубнит Саблин ему в ответ, — ты сначала только снаряжение на склад сдай, а потом можешь забыть меня на полгода, до нового призыва.
Казаки посмеиваются, слушая разговор командиров.
— Сдам, — мечтает Каштенков, — сдам и забуду тебя, как страшный сон. Полгода без тебя, без занудства твоего… Хорошо как будет.
Балабол Сашка…
«Хвалился, что полгода видеть меня не захочет… Едва три дня прошло, как расстались, и уже: 'А ты где?».
Аким был небольшим любителем набирать буквы, но тут уже встал и написал Каштенкову:
«А что, уже полгода прошло?».
Написал, посмеялся и пошёл дальше. А через полминуты новое сообщение:
«Хорош ты уже… Я у твоей калитки полчаса стою. Ты где?».
«Иду», — пишет Аким.
Он по глазам своего зама сразу понял, что тот что-то пронюхал, и пока Настя собирала им на стол, Каштенков заговорил:
— Ты никак намылился куда?
— Чего? Ты про что? — Саблин делает вид, что не понимает, о чём говорит его товарищ. А сам думает: «Ну, вот она, бабья рация, и заработала. Уже вся станица про дело моё знает!».
— Ой, Аким, дуру-то не валяй, а! — морщится Саня, как от кислого. — Говори, куда собрался?
— Сначала скажи, откуда проведал про мои сборы, — интересуется Саблин. — А уж я потом…
Каштенков ухмыляется:
— Так моя родственница в госпитале работает.
— Агафья, что ли? — догадывается Аким.
— Ну, так… — улыбается Саня улыбкой человека, которого не проведёшь, который всё видит, всё замечает. — Пришла сегодня к жене и рассказала ей, что привезли несколько дней назад Савченко в госпиталь, говорит: напополам, считай, разорванный, в капсуле сохранения его везли, а он себя в кому не давал ввести, всё ждал чего-то, а тут, говорит, Саблин пришёл и у Савченко два часа просидел, всё говорили и говорили о чём-то, непонятно о чём, но Савченко пришлось ещё обезболивающий ставить. А потом, когда ты ушёл, Савченко звал врача и сказал: всё, давай кому.
— И что же ты решил? — усмехается Саблин.
— Задумал ты что-то… вот что я решил… –выпалил Саня. — Я сразу об этом подумал, что Савченко тебе работу предложил, а тут только что ещё Терентия Белова встретил, а он говорит, что ты с Дениской Калмыковым и ещё с каким-то казаком в чайной сидите… шушукаетесь… А должен ты быть на рыбалке. Ты об ней мечтал три последних месяца.
— Да откуда ты знаешь, о чём я мечтаю? — усмехается Саблин.
— Да уж знаю! — заявляет Каштенков уверенно.
— Всё-то ты знаешь… — говорит Аким и тут же становится серьёзным. — Сань, ты это… не забудь завтра в полк сходить рапорт написать.
— Какой ещё рапорт? — настораживается Сашка. Он тоже уже не шутит.
— О зачислении в разведотдел, — продолжает прапорщик всё с той же серьёзностью.
— Чего? А кого зачислять-то?
— Как кого? — удивляется Саблин. — Тебя, конечно. Ты и меня с Савченко вычислил, и что мне снится, знаешь; с таким-то талантом всяко тебе в аналитиках быть… — тут Саблин уже не выдерживает и начинает смеяться. Да так задорно, что даже Настя, расставляя посуду на стол, посмеивается вместе с ним.
— Ой-ой, вот так шутка! Не поперхнись только… — кривляется Сашка. — Ты глянь — и Акимка наш шутить, оказывается, умеет. Э-эх, а ещё командир называется, — Саня машет рукой. И видя, что прапорщик отсмеялся, он продолжает: — Ну так что, Аким? Идёшь ты куда-то с Калмыковым?
— Иду… — наконец произносит Саблин.
— Идёшь, — теперь Сашка говорит с заметной обидой. — И дело вам Савченко, наверное, выгодное придумал.
Прапорщик молчит, а Каштенков не отстаёт от него:
— Ну что… Ну… Аким… Выгодное дело?
— Да Бог его знает, — Саблин косится на жену, которая так и вьётся вокруг казаков, навострив уши. — Как пойдёт.
И тут Сашка задаёт главный вопрос, из-за которого и припёрся в гости к своему командиру:
— А раз дело выгодное, что же ты Калмыкова зовёшь, а не меня? Он тебе товарищ, что ли, боевой?
И Саблин опять ему отвечает серьёзно:
— Это потому, Саня, что шестнадцатого числа, с утреца, у тебя совещание у полковника.
Настя опять хихикнула, а Каштенков поморщился и говорит:
— Так не смешно уже, первый раз смешно, а второй раз не смешно…
— Так я и не шучу, Сань, — продолжает Аким серьёзно, но в то же время и буднично, — совещание у полковника будет, шестую сотню в полку формируют, мне первый взвод предложили, согласился, но шестнадцатого буду в отъезде, вот ты на совещание к полковнику и пойдёшь. Как заместитель командира взвода. Там офицеры соберутся полка, взводные, составы взводов будут прикидывать, регламент, оружие, транспорт… Всё как обычно, Сань…
И Саша, и Настя смотрят на него, рты раззявили.
Шестая сотня… Первый взвод… Совещание…
— Так ты, что, до шестнадцатого не вернёшься? — наконец произносит Каштенков.
— Я на Обь пойду, Саша, потому и Калмыкова с собой беру, он там налима промышляет.
— А третьим кто?
— Ряжкин.
— А его почему берёшь? — и опять в голосе Сани упрёк, обида.
— Далеко идти… А он радист, а по болоту лучше таскаться с рацией, — объясняет Саблин. И смотрит на свою жену, которая превратилась в слух, аж не шевелится, боится, что мужчины её выгонят с кухни. А ей так всё интересно.
— Молодец ты, — наконец с упрёком произносит Сашка. — Сам, значит, на дело интересное и денежное отправляешься, а меня в штаб, бумажки ворошить…
— Сань, ты третью лычку на погон получить желаешь? — спрашивает Саблин у своего зама. И так как тот сразу не отвечает, Аким заканчивает тот разговор. — Да и должен кто-то на совещании от первого взвода быть.
Глава 20
Когда товарищ ушёл, Аким сел смотреть свою броню. Хотя был он человек насчёт всего, что связано с войной, очень аккуратный, тем не менее сел и проверил все приводы и узлы соединения, всю электронику, аккумуляторы. Потом оглядел дробовик, пистолет, гранаты, ультракарбоновую охлаждающую кольчугу, подсумки, баллоны с хладогеном, пояс-патронташ… В общем, всё, что собирался завтра взять с собой. Сложил всё в ящик. Теперь ему было спокойнее.
Жена была тут же, занималась по хозяйству, а сама косилась на него, но не заговаривала. Было видно, что у неё вопросы к нему есть, но она молчит, терпит… Тут и Наталка вертелась, и Олег. Сын помогал ему при этом, парень давно уже был знаком с броней и опять примерил шлем отца, а потом снял и поинтересовался:
— Бать, а ты лодку заберёшь?
— А что? Почему спрашиваешь?
— Ну, я подумал, что если ты лодку оставишь…
Саблин бросил взгляд на жену и по её лицу всё понял:
— Нет, один ты в болото пока не ходишь.
— А если с другом?
— С Андрейкой, что ли? — сразу догадывается мать.
— Нет, рано вам, — заканчивает разговор отец. — Да и лодку я заберу.
Настя довольна, она поглядывает на мужа одобрительно. Мать не хочет, чтобы её второй сын с малых лет без отца ходил в болото.
— Все ребята уже ходят, — бубнит Олег расстроенно. — Тут поблизости к станице ни бакланов нет, ни выдр.
— Вытащит тебя щука из лодки — и вякнуть не успеешь, — поясняет Саблин, — начнёшь в воде барахтаться, респиратор слетит, вдохнёшь пыльцу… Или хлебнёшь воды с амёбами, сожжёшь пищевод… — объяснил отец и закончил: — Вернусь, пойдём вместе.
Сын ещё что-то хотел сказать, хотел поспорить, но мать произнесла:
— Отец сказал — всё, разговор окончен.
Потом он поужинал и лёг спать пораньше. Но жена не дала ему сразу заснуть, тут уже она не сдерживалась и, обнимая мужа, стала спрашивать и спрашивать… И про новое назначение в шестую сотню, и про разговор с Савченко, и про дело, что ему предстояло сделать. И он рассказал ей о том, о чём можно было рассказывать.
Чтобы успокоить. Успокоил, как мог, и сказал на всякий случай:
— И не думай ни о чём плохом. Слышишь?
— Не буду, — обещала жена. — Схожу завтра в церкву.
Надеялся прийти раньше Калмыкова и Ряжкина, проверить мотор, а когда сын привёз его к мостушкам, казаки уже ждали Акима у лодки. И вообще… Три часа утра, а народа на пристани было много. Рыбаки курили, разговаривали, смеялись, садились в лодки, уходили в болото. Нужно было подогнать лодку к участку Акима, пройти через рогоз с тиной и загрузить броню там, от чужих глаз подальше, но он думал, что как-нибудь обойдётся. Но не обошлось. Конечно, появились любопытные, которые, увидав ящики с бронёй и оружием, спрашивал