«Вот так вот… А по виду и не скажешь…».
Она, почти не глядя в экран, начинает набирать текст, и делает это с такой скоростью, о какой Саблин, со своими корявыми пальцами, и мечтать не может. А когда она закончила, то подняла глаза на прапорщика и произнесла:
— Надо подождать.
— Подождать? — он мог бы ей объяснить, что с ним ещё два человека, что им негде ночевать, что они приехали издалека и что им далеко ещё ехать, и что торчать тут долго они не смогут… Но по её отрешённому, несколько высокомерному виду прапорщик понимал, что девице было на всё это наплевать. И поэтому он просто спросил:
— И сколько нужно ждать?
И тут телефон в её руке пискнул, и девушка, едва взглянув в него, ответила:
— Приходи завтра.
Аким почти всю сознательную жизнь провёл в среде воинской, а там слово «завтра» имело значение зыбкое, почти условное, и поэтому он уточнил:
— Завтра во сколько?
Девица, не сводя с него холодных глаз, пожала голым плечом:
— Да во сколько хочешь, казачок.
«Дрянь какая-то».
В его станице ни одна женщина не позволила бы себе так себя вести. Так разговаривать с незнакомым человеком. Впрочем, что взять с этой полуголой…
Саблин вышел из магазина, из прохлады, на жару, на обжигающее солнце. Он был очень недоволен этим разговором. И злился больше не на эту грубую девку, а на Савченко.
«Видно, одна из его шалав. Не мог, что ли, найти контакт посерьёзнее? Эх, плюнуть бы на всё, сесть в лодку да уехать отсюда. К утру бы уже в Болотной были».
Но это были так — мечты. Делать ему было нечего: уже приехал сюда, людей притащил, завтра Юнь прикатит… И вправду, как он позабыл, нужно было ещё комнату снять в гостинице… Точно! И он увидал человека, что шёл по улице, обратился к нему:
— Уважаемый, а не скажете, где тут гостинца «Дон»?
«Видно, тут повсюду эти шлюзы!».
На входе в гостинице его тоже обдували, правда, там, в шлюзе, он был не один. А уж когда дверь шлюза распахнулась, Аким даже остановился, так необычно всё было внутри.
«Чистота не хуже, чем у нас в госпитале!».
А дальше… Удивительные полы блестящие, на них ворсистые ткани, железо вокруг хромированное. Лампы повсюду: на потолке, на стенах, всюду светло. И прохладно.
«Электричество они совсем не экономят!».
Два армейских офицера, майор и подполковник, сидели на удивительных толстых и низких маленьких диванчиках. С ними была женщина в юбке и, как ему показалось, с голыми ногами. Они пили что-то из небольших чашек и разговаривали, а другие люди сидели на диванчиках и смотрели в свои планшеты. Их одежда разительно отличалась от той, что носили у него в станице. Разительно.
Никогда в жизни Саблин не видал такой красоты. Всё это было удивительно, и сам он в своём старом армейском КХЗ смотрелся здесь… чужим и нелепым. Нет, это было не его место. Его место — на блиндаже КП, в болоте на рыбалке, а не тут, среди блестящих полов и маленьких диванов… И лучше бы ему отсюда уйти, но вот Юнь… Она будет искать его здесь. Придёт сюда, увидит, как тут всё… У неё голова и отключится. Начнёт его искать, а его тут нет… О, а она злится похлеще Насти. Саблин уже понял, что сдать назад у него не получится. И ещё раз огляделся. Он увидал молодого парня в красивом красном штатском кителе. Тот улыбался ему, стоя за блестящим прилавком, на котором была надпись: «Регистрация».
— Здравствуйте, — вежливо произнёс молодой человек. Он улыбался Саблину, как старому знакомцу, которого не видал много лет. — Чем я могу вам помочь?
«Ну… Совсем другое дело, сразу видно, хороший парень, не то что та шаболда в магазине».
— Здравствуйте. Мне бы комнатку снять, — пояснил Аким.
— Номер на одного?
Саблин сразу прикинул, что номер на одного будет подешевле, но вот Юнь… Она, наверное, хочет переночевать в номере побольше.
«Ладно, сниму побольше, сниму на две ночи и сегодня переночую тут, приживусь немного».
— Ну, давайте комнату на двоих. На две ночи.
— Да, конечно, — улыбается ему парень. — Предпочитаете оплатить вперёд? Или по убытию?
— Да давайте уже вперед оплачу, — говорит Саблин и лезет под КХЗ за деньгами.
— Два сорок с вас, — объявляет ему улыбчивый.
И Аким замирает. Он не сразу осознаёт эту цифру. Не сразу её понимает.
«Два сорок! Два рубля сорок копеек! Одурел, что ли, этот…».
Это почти треть его месячного содержания в «призыве» Содержание командира взвода. Правда, без «боевых», без денег, что начисляются за пребывание на передовой.
— Это… рубль двадцать за ночь получается? — уточняет прапорщик, когда его мозг наконец усваивает значение озвученных цифр.
— Да, — просто отвечает молодой человек, продолжая улыбаться.
Аким несколько секунд стоит, про себя недобрым словом поминая красотку Юнь…
«Надо же… Вот глупая… Совсем у курицы мозгов нет! Ладно бы попросила серёжки какие-нибудь золотые купить. Пусть даже за пять рублей. Оно понятно было бы: золото есть золото. Оно золотом и останется, даже лет через двадцать. Серёжки те можно дочерям будет передать в приданое, а пока ходи красуйся. А это что? Это как? Две ночи поспал тут, и одна красивая серёжка из золота — всё… Нет её! Словно в болото со всей дури подальше закинул!».
Захотелось ему плюнуть и уйти с этих красивых полов, из-под красивых ламп. Рубль двадцать за ночь! Офигеть можно. Он столько раз ночевал в болоте в лодке, в КХЗ и респираторе, а ещё спал на горячем песке с пауками и сколопендрами. И ничего, жив, здоров, а этой глупой бабе захотелось тут поспать.
«Гостиницу „Дон“ ей подавай!».
И Аким замечает, что улыбчивый всё так же ему улыбается и ждёт терпеливо, когда прапорщик наконец соизволит достать деньги и рассчитаться за ночлег. А деваться тому некуда, но кое-что он всё-таки делает.
— Я только за следующую ночь заплачу, — произносит Саблин, отсчитывая деньги.
— Прекрасно, с вас рубль двадцать, — соглашается парень. Не морщится, не ухмыляется, слава Богу. Он просто ждет денег и вообще кажется Акиму неплохим человеком, тем не менее он решает уточнить, выкладывая деньги на прилавок:
— Эту ночь я тут не ночую, а следующую ночую.
— Да, я понял, — говорит парень, забирая монеты. — Номер двести шесть будет забронирован на завтра на имя… — он выжидательно смотрит на Акима.
— На моё имя, на имя Саблина, — понял его взгляд тот.
— Просто Саблина? — уточняет улыбчивый.
— На прапорщика Саблина, — говорит Аким. Ему кажется, что так будет звучать посолиднее.
— Мы ждём вас завтра, господин прапорщик, — продолжал источать дружелюбие причёсанный молодой человек в красивом штатском кителе.
Столько раз он тут бывал, и по службе, и по делам рыбацким захаживал, ночевал тут на берегу, и в гостинице для нижних чинов останавливался один раз, когда приезжал на местный склад получать оружие для полка. И тогда ему здесь было интересно. Удивлялся многолюдию, красивой церкви, на которую набрёл случайно, большому госпиталю, который, как он потом выяснил, был тут не один. Но никогда Аким не видел эту большую станицу с такой стороны. И он, выходя на улицу из гостиницы, дивился:
«Ты глянь, как оно тут всё устроено!».
И, признаться, эта сторона Преображенской ему нравилась не очень. Он вернулся к своим товарищам, те уже успели поужинать и возле лодки разговаривали с местными. Тем было, конечно, интересно, зачем станичные из Второго полка пошли на рыбалку с бронёй, рацией и полным вооружением. На что Ряжкин рассказывал всё ту же историю: дескать, за налимом идём, а там места непростые. Мало ли что…
— Надо было всё брезентом накрыть, — бурчал Аким, глядя на прочный пластик, в котором хранилось тяжёлое пехотное снаряжение.
— Надо было, — соглашался Василий. И тут же интересовался: — Ну а ты дела свои поделал?
И вот что ему было на это отвечать? Нет, только номер для своей любовницы снял, и всё, а главное дело полуголая грубая девка на завтра перенесла. И он произнёс:
— Нет, так что завтра придётся ещё тут проторчать. Вы ночлег не подыскали какой?
— Так вон в той столовой, — тут Калмыков указал на первое здание от болотной воды, — там комната пятнадцать копеек за ночь стоит.
— Да, — подтвердил Ряжкин. — С кондиционером и мойкой. Без КХЗ можно поспать.
«Во-от… По-людски. Тоже, конечно, недёшево, но всё-таки не рубль двадцать, как в этом „Дону“ запросили».
— Комнату, конечно, снимем, но лодку на ночь оставлять нельзя, — говорит он. — Рассчитаемся на караулы по четыре часа, один в лодке, двое в доме.
— Есть, — коротко ответил Калмыков. И за ним Ряжкин повторил:
— Есть.
На часах едва пять было, когда Аким уже пришёл в гостиницу; он прошёл через входной шлюз, уже не удивляясь ему. В большом пространстве, да и на маленьких пухлых диванах, никого не было, только парень за стойкой, но и он был не тот, что стоял там вчера.
— Доброе утро, могу я вам чем-нибудь помочь?
— Я Саблин, я номер снял… тут… у вас… — пояснил Аким.
— Секундочку, — молодой человек заглянул в какую-то книгу, что лежала перед ним. — Да, господин прапорщик. Заселение в номера у нас начинается в шесть. Вам нужно подождать немного. Можете снять костюм в раздевалке, она вон там, у входа, и присесть, — парень показал рукой на маленькие диванчики, — подождите немного.
Саблин оглядел большое помещение. Тут было всё так же прохладно, чисто и красиво, но здесь не было ни одного человека.
— Присесть там? А людей что-то нет никого, — произнёс он в нерешительности.
— Так ещё очень рано, — улыбался ему парень.
«Рано? Скоро уже шесть… Через тридцать пять минут».
Саблин, привыкший вставать в два часа утра и выходивший в болото уже в три, был удивлён. И он ведь был не один такой в Болотной. Почти половина казаков из его станицы с трёх до четырёх утра заводили моторы своих лодок. А их жёны и дети в это же время выходили, чтобы, пока не стало жарко, прополоть посевы и грядки с тыквой, чтобы, не дай Бог, ни один сорняк не вытянулся за счёт так дорого дающейся людям воды.