Нет, не нравилась ему жизнь такая. Но ничего высказывать вежливому парню он не стал, а пошёл в раздевалку, снял там свой костюм химзащиты, а потом пошёл в большое помещение и аккуратно, чтобы не сломать, уселся на маленький пухлый диванчик, который оказался на удивление мягким. И стал ждать, когда ему можно будет осмотреть снятую им за баснословные рубль и двадцать копеек комнату.
Глава 22
Сел, прикрыл на секунду глаза и по привычке человека, значительную часть жизни проведшего на войне… задремал на пухлом диванчике и не слышал, как гостиница оживает, как в большом помещении появляются люди, и не заметил, как к нему подошла женщина с большим баулом на колёсиках.
— Саблин, — тихо произнесла она и погладила его по щеке.
Юнь.
Она стояла над ним и улыбалась. А когда он узнал её, сразу спросила:
— А ты уже снял нам номер?
— Снял, — ответил прапорщик, вставая. Он видел, что ей не терпелось его посмотреть. — Двести шестой, кажется.
— Аким, — она обняла его, видно, радовалась. — Я всегда мечтала пожить в такой гостинице.
— Ну что ж… Хотела, поживи… — он, видя её не совсем понятную ему радость, тоже был доволен.
Саблин забрал ключ на стойке регистрации у улыбчивого и вежливого молодого человека и отвёл женщину на второй этаж. Открыл ей номер и втащил туда её багаж. От счастья Юнь аж повизгивала.
— Ой, тут такой ковёр… Ты видел, какие жалюзи на окне? Аким! Иди погляди, какая ванная тут! Кровать! Тут вчетвером улечься можно. А покрывало! Аким! Иди попробуй, какое покрывало!
Ну, что сказать… Саблин осматривал номер. Наверное, он стоил рубль двадцать. Тут было красиво. Кондиционер работал как следует, вода… Ванна идеально белая. Зеркало большое. Света хватало. Его красивая женщина бегает из ванной в спальню, валяется там на кровати, а из спальни к холодильнику и умиляется бутылкам и набору закусок для выпивки, что там есть, и всё восхищается, восхищается… А потом она вдруг остановилась и уставилась на него:
— Аким… А у тебя, что, других вещей с собой никаких нет?
— Вещей? — не понял Саблин… У него вообще-то было пол-лодки всяких вещей: броня, несколько видов оружия, взрывчатка, рация, топливо, патроны, снасти, вода-еда… Он не понял поначалу, что она имеет в виду.
— Ты, что, в этом в ресторан пойдёшь? — уточнила Юнь, презрительно оттянув край его форменной и уже давно не новой гимнастёрки, которую он не снимал уже сутки. Вид у неё, конечно, был ещё тот: выцветшая в жаре и под плотной тканью костюма химзащиты.
— У меня ещё КХЗ висит в раздевалке у шлюза, — заметил Саблин.
— Так, я поняла… Нужно ещё и тебе одежду купить, — серьёзно сказала красавица и начала раздеваться. — Дел у нас тут будет много. Так что давай сначала помоемся в этой прекрасной ванне.
Только они раздались, только Аким ополоснулся, а Юнь едва уселась в ещё не набравшуюся ванну, как в их дверь постучали.
Всё это было так неожиданно, непривычно. Юнь, как была голой, выскочила из ванной и подбежала к двери:
— Кто?
— Это коридорная. Напоминаю вам про завтрак; вы спуститесь, или вам подать в номер?
Красавица взглянула на Саблина, но ему решение принимать не пришлось, и она крикнула:
— Принесите нам сюда! — она улыбалась. В чайной это она приносила завтраки, и обеды, и ужины, и выпивку…
— Завтрак на двоих?
— На двоих.
— Завтрак будет подан через пятнадцать минут, — донеслось из-за двери, и довольная голая Юнь снова проскользнула мимо него в ванную. На ходу бросила с намёком, прикоснувшись к нему:
— У нас ещё есть время.
«Завтрак будет подан… Сюда?».
Саблин сразу подумал о том, сколько это будет ему стоить. Но, видя, как счастлива его женщина, ничего говорить ей не стал. А деньги… Да хрен с ними… У него были с собой деньги, он в общем-то предполагал, что эта затея Юнь будет затратной.
«Меня в следующем призыве может завалить в блиндаже, как Клюева. И что мне с тех денег будет⁈».
К тому же дело, которое подкинул ему Савченко, должно покрыть все его затраты десятикратно. Да и бог с ними, с деньгами, его красивая женщина была без одежды, и у них было время… Так что к чёрту деньги…
Юнь была счастлива, так счастлива, что не захотела одеваться, даже тогда, когда привезли тележку с завтраком. Так и села есть голой. Настя никогда бы так не поступила. Наверное потому, что дома у них дети, а может потому, что воспитывалась в казацкой строгости. Но Саблину нравилась эта её нарочитая сексуальность. Юнь сидела, совсем не прикрываясь, не стесняясь своей наготы, как бы говоря: пожалуйста, всё, что только захочешь, дорогой. Она и в чайной, среди подвыпивших мужчин, ходила в недлинных юбках и в брюках в обтяжку. В одежде, в общем-то, яркой и вызывающей.
Яйца, пара ложек хорошей каши, прекрасные ломтики карамелизированной тыквы и булочки к кофе. Молодая женщина ела всё это с удовольствием, быстро и с аппетитом, но и не забывала ухаживать за своим мужчиной. Она как раз наливала ему кофе, когда в дверь их номера опять постучали.
— Ещё, что ли, что-то предлагать пришли? — Юнь посмотрела на него и схватилась за полотенце.
А так как на нём были брюки, он подошёл к двери и спросил:
— Кто там?
И сразу услышал из-за двери женский голос:
— Добрый день, а можно мне увидеть прапорщика Саблина?
Поначалу Аким даже подумал, что это пришла та полуголая девица из магазина, Елена Мурашкина. Но голос был совсем другой, да и тон иной. Не развязно-высокомерный, а весьма даже вежливый.
И он, надев гимнастёрку, открыл дверь.
Перед ним стояла женщина из тех, которых называют элегантными. Светлый, почти белый пыльник с пояском, небрежно сдвинутый вниз респиратор обнажал ярко накрашенные губы. Тёмные очки и лёгкий платок закрывали часть её лица и волосы. Тем не менее, даже в таком виде она показалась ему красивой.
— Прапорщик Саблин? — уточнила пришедшая.
— Да, — ответил Аким, оправляя гимнастёрку, и прежде чем он успел поинтересоваться, кто она, женщина сообщила ему:
— А я Елена Мурашкина.
«Откуда… Как она узнала, что я тут?».
Прапорщик на секунду задумался… И, угадав причину его задумчивости, женщина усмехнулась:
— Я обзвонила все гостиницы, спрашивала, где остановился казак Саблин. Так и нашла вас… А та, кого вы видели у меня в магазине… Она тоже Елена… — и, как бы оправдываясь за девицу, Елена пояснила. — Это родственница у меня такая…
Вроде всё складывалось.
— Ну входите, — пригласил он гостью, позабыв, что Юнь в комнате сидит завтракает без одежды.
А та, поняв, что к ним пришли, схватила полотенце и, обмотавшись им, пропищала «Здравствуйте» и проскочила мимо них в ванную.
— О, вы не один? — спросила Елена, проходя в номер и снимая с головы платок, а с лица очки.
— Не один, — подтвердил Аким. Он сразу отметил, что женщина это совсем не старая и весьма привлекательная. Яркая женщина. Уверенная в себе и знающая себе цену.
— Тогда к делу, — произнесла она и сразу сменила тон; если сначала перед ним была вежливая состоятельная женщина из большой станицы, то теперь это была холодная и деловая дама, очень похожая на городских холодных баб, с которыми Саблин уже сталкивался. На северянок. Только те были заметно выше Елены ростом, а так… по одежде и манере говорить перед ним стояла настоящая северянка. Стояла и протягивала ему небольшой свёрток.
Едва он взял его, как по солидной тяжести понял: деньги. Он развернул свёрток. И оказался прав. У него на ладони лежали девять слитков белого металла, на каждом из которых было выдавлено чёткое, хорошо различимое клеймо:
«AG 107, 86. 999.9. Десять рублей. Мурманское казначейство».
— Это задаток, — произнесла Елена. — Вам Савченко обещал ведь сто восемьдесят рублей?
— Да, — кивнул Саблин. Ну, деньги всегда кстати. Но он думал, что ему будет платить Савченко. И заплатит после дела. Так ему нравилось даже больше.
— Прячьте, а то ваша жена-красавица увидит, — усмехнулась Елена и кивнула в сторону ванной комнаты.
«Как она успела за долю секунды разглядеть, что Юнь красавица?».
— Она мне не жена, — ответил ей Аким, тем не менее деньги убрал в холодильник. Положил там на полочку рядом с каким-то пакетом.
— Не жена? — кажется, это не должно было интересовать Мурашкину, но она спросила: — А вы с нею тут познакомилась? Она из местных?
Вопрос был бестактным, Саблин снова не знал, что ей ответить, но она всё пояснила:
— Если она из местных девиц, то деньги лучше спрятать понадёжнее, они у нас тут славятся воровством.
— Она моя… — Саблин не нашёл правильного слова, чтобы обозначить Юнь, и произнёс: — знакомая.
— А, понятно, — с лёгкостью сказала Елена — знакомая так знакомая — и продолжила, достав из кармана вещицу: — Это тоже вам, прапорщик. Без этого вам не отдадут товар.
То была обычная карта памяти на недлинном шнурке, только немного украшенная болотной ракушкой, перламутром наружу. Он прячет флэшку в карман, карман застёгивает.
— Вы бывали в Мужах? — спрашивает Мурашкина.
— Нет, — Саблин качает головой. — Но на Оби я бывал.
— Просто места там неспокойные, — она явно к нему присматривается.
Он не хочет хвалиться, хотя мог бы сказать, что всяких беспокойных мест он на своём веку уже повидал немало.
— Там есть развалины церкви, — продолжала Мурашкина. — Их видно с любой стороны, особенно если подходить со стороны Оби, а слева от неё будет одно место, называется Бедкаш, не промахнётесь, это башня, которую видно издалека. Это… застава что ли, или база, там собираются промысловики. И есть там один человек, зовут его Юрасик. Увидите его, не пугайтесь. И не убивайте. Это хороший человечек, — она рассказывала это так, как будто сама бывала в Мужах и лично знала Юрасика, которого такой человек, как Аким Саблин, мог испугаться. — Отдадите ему флэшку, скажете, что Лена передала. И всё, он отдаст вам ваши вещи.
Саблин всё ещё думал, что дело он делает для Савченко и от него нужно будет вести все переговоры, но, как выяснялось…