— В общем, одной девушке нужна помощь, ей всего шестнадцать, но, как говорят, молодая да ранняя… Она связалась с одним из высших казацких офицеров, закрутила интрижку…
Тут даже Саблину стало интересно, в чём дело, а уж Юнь и вовсе сидела с открытым ртом. А Елена продолжала:
— Ну, и эта их связь всплыла, тут у нас в станице ничего нельзя скрыть, сами понимаете…
Понимаем, понимаем: Юнь кивает.
— … и вот эта девочка… В общем, теперь жена того казачьего офицера её со света сжить пытается. И другие её товарки ей во всём этом помогают, — она глядит на Юнь. — Ну, ты понимаешь, эти казачьи жёны…
— Ой, даже и не начинай, — подруга Саблина её прекрасно понимала, — клубок сколопендр.
— Точно, точно, — соглашалась с нею Елена, — клубок сколопендр. Так вот, они эту девочку хотят угробить, и… — Мурашкина снова делает паузу, — я тут подумала, может, ты могла бы той девочке дать работу? Хоть самую простую, хоть на полгода, пока тут всё утрясётся. Хоть официанткой, хоть посудомойкой… Она на всё согласится, ей просто деваться некуда. А девочка хорошая…
— Ну ладно, — сразу соглашается Юнь, — пусть приезжает в Болотную, найду ей работу. Но сразу скажи ей, Елена, что работа у нас не очень лёгкая, весь день на ногах, а казаки иной раз и руки распускают, могут и по заду хлопнуть. Пьяные же…
— Ничего, будет ей наука, — заверила её Елена. — Может, и поумнеет немного там у вас.
— Поумнеет, — говорит Юнь. — У нас в Болотной жизнь не сахар, там все с детства умнеют.
Потом Мурашкина рассказала им всю историю несчастной девушки в подробностях, и про то, как она связалась с полковником, и про то, как её теперь травят в станице, но Саблину уже было это не интересно. Он просто утопал в мягком диване и смотрел, как болтают две красивые женщины.
А когда в магазин заглянула ещё одна покупательница, они наконец ушли оттуда и пошли по улице. Юнь буквально висла на его руке и болтала без умолку. Саблин и вспомнить не мог, когда он ещё видел её такой счастливой. Там, у себя в чайной, она себе такого не позволяла. Даже когда любила его, и то делала это так, как будто занималась серьёзным, ответственным делом, в котором нет мелочей.
И когда они проходили мимо одного магазина, Саблин потянул её в сторону шлюзовой двери:
— Давай зайдём.
— Куда? — удивилась она. — В ювелирный?
— Да, — коротко ответил он.
Юнь… ну конечно, она не возражала, а ещё крепче вцепилась в его руку.
За дверью шлюза их встретил лысоватый мужичок, он, как и все тут в Преображенской, улыбался им, как лучшим друзьям:
— Прошу вас, прошу, господа, проходите. Чем я могу вам помочь?
— Да вот… — Аким не знал, как правильно сказать… — Хочу купить ей украшение какое-нибудь.
Юнь притихла, но глазки её уже шарили по стеклянным прилавкам, где были рассыпаны и кольца, и серёжки, и цепочки. И всё серебро, золото, камни разные.
— Госпожа казачка желает кольцо или, может быть, серьги? — интересуется мужичок всё с той же улыбкой.
«Казачка». От такого обращения Юнь просто расцвела. И, глядя на Акима, ответила:
— Вот он решит.
И тогда Саблин говорит продавцу, упирая палец в стекло:
— А вот этот браслет сколько стоит?
— Серебро и золото, отличный выбор, господин казак, он стоит семь рублей двадцать копеек.
«Ишь ты… Семь двадцать! Немало…».
Это было больше, чем рассчитывал Аким. А мужичок, увидав его заминку, тут же сообщил:
— Это со скидкой, в нём восемь граммов золота и четырнадцать граммов серебра, отдаю вам почти по себестоимости металла, — при этом он достал из-под стекла украшение и протянул его Юнь: — Госпожа казачка, позвольте руку.
Подруга прапорщика тут же стянула перчатку и протянула руку: вот. И продавец ловко и быстро надел ей браслет на запястье. Юнь поднимает руку, и так посмотрит, и так:
— Прелесть!
Она переводит восхищённые глаза на Саблина. И тот, всё поняв, говорит продавцу:
— Беру.
А его подруга тянется к его уху, он думает, что она хочет его поблагодарить, но Юнь вдруг шепчет ему:
— Купи что-нибудь жене.
Саблин даже растерялся немного…
«Насте?».
Никак он не ожидал от неё таких советов. Впрочем, Юнь была права. Настя за многие годы с ним заслужила подарка, но он считал, что это лишнее. Дом у них был с достатком, дети хорошие. У Настасьи было всё, что имеют её соседки и подруги, да ещё и старший сын на врача учится, но вот подарки… Он давным-давно ей ничего не дарил… И поэтому он тихо спрашивает у своей подруги:
— А что ей подарить-то?
— Серёжки подари, — говорит Юнь. — Там размер знать не нужно, — она указывает пальцем: — Вот, красивые.
— Прекрасный выбор, — тут же поддакнул ей продавец, — золото и синий болотный камень. Подойдёт любому возрасту. И всего пять рублей шестьдесят копеек.
Ну а что ему было делать? И он произнёс:
— Беру.
Глава 24
Те деньги, что он с собой взял, у него закончились бы ещё в магазине Мурашкиной. Он и представить себе не мог, что здесь всё может быть так дорого. Шесть рублей. Да семья в Болотной на такие деньги два месяца жить сможет. Теперь же он тратил те деньги, которые только ещё предстояло отработать. Очень не любил Аким долги. Впрочем, у него кое-что было припасено, были накопления, и если бы вдруг встала задача все выданные ему деньги вернуть, он смог бы покрыть расходы. Смог бы, но доводить до этого ему очень не хотелось. А Юнь шла рядом, висла на его локте и сообщала ему:
— Аким, а я и не знала, что ты такой…
— Какой — такой? — спрашивал он, но уже знал, что она будет его сейчас нахваливать.
— Щедрый… — она отводила перчатку и, наверное, уже в десятый раз рассматривала браслет. — Думала раньше, бирюк болотный, жадный, как и все казаки, а ты вон какой… Добрый… Просто ты молчаливый, но при этом человек душевный.
— В этот ресторан ты сходить хотела? — спросил у своей подруги «человек душевный», когда они проходили мимо красивого здания с надписью «Ресторан Мурманск».
— А у тебя, что, ещё деньги остались? — честно удивлялась Юнь.
— Есть мальца… — отвечал прапорщик, думая о том, сколько в этом роскошном доме будет стоить филе дрофы.
— Ну, давай сходим, — радуется красавица, — а то когда ты меня ещё куда-нибудь свозишь…
После ресторана они вернулись в гостиницу уже уставшими, но Юнь сказала ему:
— Сил нет, но нам надо идти.
— Куда ещё? — искренне удивился прапорщик; он-то как раз думал, что теперь уж точно заслужил эту красотку в своей кровати.
Но красотка ушла в ванную, не ответив ему, а через минуту вышла в красном купальном костюме.
— Аким, здесь есть бассейн, я узнала, посещение бассейна входит в оплату номера.
— И что, — Саблин пристально рассматривал свою подругу, — ты вот в этом собираешься на люди?
— Аким! — Юнь уставилась на него осуждающе. — Это купальный костюм, так все туда ходят.
— Прямо вот так вот… Чтобы всё на виду? — не верил Саблин.
— Аким! — она вертелась перед ним в таком виде. — А ты, что, думаешь, в бассейнах женщины плавают в пыльниках? Или, может, в КХЗ и сапогах?
После этих её движений ему ещё меньше захотелось отходить от огромной кровати. И он даже попытался схватить её за руку, но Юнь увернулась:
— Аким, ну давай сначала сходим в бассейн, я, что, зря купальник покупала? Он сорок копеек стоит.
Сорок копеек! Три куска обычной яркой пластиковой ткани и несколько тесёмок. Обалдеть.
«Эта Мурашкина обещала скидки!».
Прапорщик не очень-то в это верил, что женщины ходят в таком виде прилюдно, но Юнь говорила так уверенно, что он всё-таки решился.
— Ну пошли.
И Юнь ему не соврала, в бассейне были три женщины, и одна из них была уже, возможно, бабушкой, ей явно было за сорок, но и она была одета в пестрые куски материи, которые мало что прикрывали. И никого из присутствующих это не смущало. А Юнь была самой красивой из всех женщин, что там были, она шумно плескалась в воде, как будто делала это ежедневно. А Саблин замечал, что мужички с диванов на неё так и поглядывали. Особенно глазели, когда она подходила к бару, чтобы заказать себе коктейль. И последний удар по его кошельку нанёс ресторан при гостинице, куда они сходили после бассейна, чтобы она могла надеть купленное сегодня платье.
Он ушёл, оставив едва проснувшуюся Юнь в постели, голую, под отличным кондиционером. Она поцеловала его на прощание. Собрался быстро, все новые вещи и деньги спрятал в рюкзак и пошёл в старых. Из всего нового надел только маску.
Половина третьего утра. Думал прийти и почистить лодку от пыльцы, но нет… Лодка была уже почищена, а Калмыков и Ряжкин с местными казаками о чём-то болтали на пристани.
— Ну что, поделал дела? — сразу спросил у него Василий.
— Да, можем ехать, — отвечал ему прапорщик. — Вы позавтракали?
— Позавтракали. А что у тебя за дела-то были? — болтал Ряжкин, когда они уже садились в лодку.
Нет, Аким был не из тех людей, что начнут хвастать перед товарищами своими успехами, тем, что проживал в гостинице с бассейном или обедами и ужинами в ресторанах. Не так он был воспитан, и посему лишь ответил:
— Забрал флэшку, без которой нам не отдадут груз. А сразу мне её не дали, просили подождать.
— И маску новую купил, — заметил Денис.
— Да, старая уже фильтры плохо держала, да и уплотнители высохли, — соврал Саблин. — Ну, кто на руль первый?
— Давай я, — предложил Ряжкин, и никто с ним не поспорил: давай.
Отличный мотор заработал с первого рывка стартера, зажглись фонари на корме и на носу, а Калмыков, отвязав лодку, оттолкнулся ногой от мостушки. Всё, поехали. Вот теперь дело и началось.
Чтобы достичь селения Горки, им нужно было идти ровно на запад. И это был бы самый короткий и быстрый путь. Но… В ста двадцати километрах на запад от станицы Преображенской с юга на север тянулась так называемая Коса. Твёрдый грунт, уходящий в болото более чем на сто километров. А на самом конце Косы, на самом мысу, высились полдюжины немаленьких бетонных зданий. Кубы без окон и с редкими дверями. А над зданиями на сто или даже на сто двадцать метров возвышались металлические «стебли» каких-то антенн. Их было шесть штук. Чёткие, чёрные, геометрически правильные кубы зданий, тонкие, выдерживающие любой ветер антенны… Всё это не было делом рук человеческих. Это создали пришлые, а местные, поселившись в этих местах, просто дали этому объекту своё название — Станция.