— Их тут много, — произнёс Калмыков, выключая носовой фонарь. Они хоть и находились на мелководье, но лучше бегемотов светом не привлекать, — до утра будут играть.
Нет, Саблин не хотел рисковать; и выгонять сейчас лодку на глубокую, открытую воду, пока в ней беснуются свирепые твари, раздражающиеся от всего, что находилось от них поблизости, он не собирался.
— Денис, брось якорь, поспим пару часов, пока они не угомонятся.
— Верно, — поддержал его Ряжкин. — Поспим малость, покурим, поедим, аккумуляторы зарядим.
— Да, к рассвету они уймутся, — Денис бросил якорь в воду и сообщил. — Полтора метра под нами.
— Я на карауле первый, — говорит Саблин, — через сорок минут Денис, последний караул — Вася. Отдыхаем.
— Есть отдыхать, — отозвался Калмыков, и они оба с Ряжкиным полезли под брезент. Курить первым делом.
В лодке на ходу лучше забрало не открывать, пыльца — она, конечно, на рогозе живёт в первую очередь, но и на других растениях вполне себе бывает. В воздухе после порыва ветра может висеть. И со встречным потоком её очень даже легко вдохнуть. В общем, нужно быть осторожным с красным грибком. А тут, когда лодка стоит, под брезентом можно спокойно открыть забрало и с удовольствием, ничего не опасаясь, выкурить сигарету.
Казаки сразу и закурили. Фильтры шлема отсекают пыль, но запах из воздуха они убрать не могут. Ему тоже хочется курить, но открывать забрало он не будет. Потерпит. Он-то знает, что такое красный грибок. Осталось тридцать девять минут до смены, вот и покурит.
Мотор едва слышно тарахтит, генератор работает, поэтому он его и не глушит, чтобы батареи в их бронекостюмах зарядились «до упора», да и оборудование Ряжкина питается от генератора. Снова слышатся всплески от реки, на сей раз там в воде бьётся что-то огромное. Что-то вышло из воды и с размаху грохнулось обратно в воду.
«На тонну зверь, не меньше».
Аким смотрит в сторону реки. И думает о топливе. В принципе, снасти у него в лодке есть, он без них в болото не ходит, и компрессор для изъятия из стекляшек масла у него имеется. Можно было бы и закинуть раз-другой крюк. Он перчаткой зачерпывает воду из-за борта. Камеры на максимум, смотрит, но разобраться с водой у него не получается. Ночь, перчатка, ПНВ (прибор ночного видения) — разве так определишь количество амёбы в этом месте болота? Нет, скорее всего, амёбы тут мало — течение её выносит в реку. А значит, и стекляшки мало. Но с другой стороны выдры здесь водятся, они что-то должны жрать, а одним ершом и карасём такая тварь не прокормится. В принципе, место неплохое, полтора метра, тина… Здесь может быть рыба, хотя как опытный рыбак он поискал бы другое место. И тут брезент, под которым прятались товарищи, приподнимается, оттуда показывается шлем, Саблин слышит голос Ряжкина:
— Слышь, Аким, а в ящиках-то в этих что-то шебуршит.
— Чего? — не понял Саблин.
— Шевелится кто-то в ящике, говорю, — сказал Василий. — Я думал, мне одному слышится, а вон и Денис тоже слыхал.
— Ага, есть там что-то. — Калмыков тоже показался из-под брезента.
Аким перелез банку и присел рядом с брезентом, он на максимум выкрутил микрофон и приблизил шлем к верхнему ящику, замер. Чувствительный микрофон с удивительной точностью выдал ему, как жужжит какой-то мелкий гад у него над шлемом, но из ящика не уловил ни звука. Но это ничего не значило, если товарищи, оба, говорят, что в ящике движение, так, скорее всего, оно и есть.
— Ладно, — наконец произносит прапорщик. — Отдыхайте пока.
— Ну да, теперь-то отдохнёшь тут, — отвечает ему радист. — Теперь буду лежать, гадать, кто там спрятан. Давай-ка лучше, Денис, позавтракаем.
— Давай, Вася, — откликнулся Калмыков.
Саблин остался на карауле, а товарищи снова спрятались под брезент, снова закурили и стали доставать из пакетов съестное и обсуждать звуки из ящика.
Глава 32
В Мужи через реку шли — солнце катилось к горизонту, к закату, бликовало в воде. Пересекали реку в обратную сторону — солнце вставало и опять бликовало, било в глаза. Вернее, в камеры. Вся река блестела. Когда они подняли якорь и пошли к отрытой воде, бегемоты уже угомонились, и Аким быстро вывел лодку на стремнину и, чуть забирая против течения, пошёл на хороших оборотах. Все — даже радист Ряжкин оторвался от своего оборудования — смотрели вперёд и немного по сторонам. Мало ли какой бегемот ещё не улёгся в свой омут. Но нет, хозяева большой воды, кажется, наигрались, и поверхность реки будоражили разбуженные светом чудные и отвратные речные рыбы. В общем, Обь пересекли быстро и без происшествий. А за нею снова пошли лиманы, но на сей раз свои, без деревьев. И камней тут было заметно меньше. Пошёл густой рогоз — ну это ничего, к рогозу люди болотные давно привыкли.
— Может, броню снимем? — Ряжкин произносит это скорее мечтательно, чем серьёзно.
Конечно, без брони оно легче, но у Акима на сей счёт твёрдая уверенность:
— Нет, поедем в броне. Пока.
К семи часам утра широкие лиманы стали заканчиваться, всё — река и её пойма остались позади. Как-то даже полегчало всем. Берег свой, всё привычное. Саблин долил в мотор топлива и спрятал пустую канистру под банку; полный бак и ещё одна целая канистра. До Ягельной должно было хватить, если и не хватит, они могли зайти на третью заставу, она поближе будет, и попросить масла там. В общем, о топливе казаки не волновались.
— Денис, сядешь? — предложил Аким Калмыкову место у руля.
Тот, конечно, сразу согласился, а сам прапорщик пошёл отдохнуть на нос лодки. Поехали потихоньку, шли на юго-восток. Прапорщик, признаться, едва ли не дремал, вымотал его тот берег, а Ряжкин, сидящий в центре лодки, ему и говорит:
— Верь-не верь, а всё-таки шебуршит что-то в ящике, Аким.
— Да разве я говорил, что не верю? — Саблину сейчас лень даже болтать.
— Вот, — продолжает радист. — есть там кто-то. Пытается ящик растолкать.
— И что? — отвечает Саблин. — Пусть пытается.
— Неужто тебе не интересно поглядеть, что там?
— Мне интересно груз в целости до Болотной довезти, — резонно замечает прапорщик. А сам при этом думает: «А если Савченко умер, что я с этими ящиками буду делать? Как с казаками буду рассчитываться?».
Пока на эти вопросы ответа у него нет: «Ладно, доедем, а там видно будет».
— Вот ты какой человек, Аким, интересный, — говорит Ряжкин то ли с удивлением, то ли с восхищением. — И ведь даже не поинтересуется… Другой бы уже взглянул… Ящики-то без замков. Одни защёлки — и всё. Денис, вот ты бы взглянул?
— Мне очень интересно, что там шевелится, — признался Калмыков.
— Ничего вам не интересно, — заканчивает этот разговор Саблин. Он тут подумал, что Савченко просил об этом деле именно его скорее всего потому, что знал — Аким не будет совать нос не в свои ящики. — Откроете, а оно и сбежит, что тогда будете делать? Ловить его по болоту?
Он ещё не успел закончить, а Ряжкин сообщил товарищам:
— Передача. Двадцать четыре километра, северо-восток. Кодированный сигнал.
И никто больше ничего у него не спросил. А что тут спрашивать? Рыбаки с собой редко берут рации на рыбалку. Рация — вещь дорогая, мало ли что… Иногда берут для безопасности, когда идут далеко. Но никто не будет использовать при этом кодированную передачу для обмана данными, кодировщик и декодер — вещи сугубо военные. Такой вид связи используется в бою. Его можно принять и без рации, например на офицерский планшет. Хотя такой вид связи будет односторонним. Здесь, в спокойном болоте, вдалеке от фронта, люди меж собой будут просто разговаривать в эфире открытым текстом, на открытых волнах. Чего им тут шифроваться?
«А Вася… Он молодец… Болтает вроде, а за приборами-то следит».
Саблин решает, что лучше держаться от людей, что в болоте используют кодированные сигналы, подальше, тем более что это могут быть… и не совсем люди. И поэтому говорит:
— Слышь, Денис, знаешь что… Бери-ка южнее.
— На Казым? — уточняет Калмыков.
— Держи на Сосновку, — решает прапорщик.
У товарищей на этот счёт вопросов нет, они согласны с Акимом, лучше в болоте избегать всего непонятного. Лучше изменить курс, уйти. Но не проходит и пяти минут после смены направления, как Ряжкин снова говорит:
— Передача. Семнадцать с половиной километров, северо-запад.
— Вот первым и ответили, — комментирует Калмыков.
— Работают на предельных возможностях раций, — заметил Ряжкин.
«Если только это рации человеческие», — думает Саблин, но вслух этого, конечно, не говорит, а лишь просит:
— Денис, прибавь-ка оборотов.
Теперь, после того как они изменили направление, экономить топливо Саблин уже не собирался; и до Казыма, и до Сосновки им должно было хватить масла с лихвой.
Лодка пошла заметно быстрее. А казаки молчали. Денис и Аким ждут: не скажет-ли чего ещё их радист. Но Василий замер возле своей техники. Минуты шли за минутами, одна протока сменяла другую, а он всё молчал и молчал. И только минут через десять снова выдал:
— Передача! Двадцать два километра. Север ровно. Кодированный сигнал.
— Кажись, первые за нами пошли, — комментирует Денис. То же самое думают и Аким с Василием, только не говорят об этом, а ещё они не говорят о том, что те, кто увязался за их лодкой, быстро сократили расстояние на два километра.
«Хороший у них мотор».
Саблин не просит его, Денис сам добавляет оборотов, теперь лодка летит между пучков рогоза и островков суши, влетает, не сбавляя скорости, в узкие протоки, в коридоры между стен рогоза, и прапорщику кажется, что двигаются они не совсем безопасно. Впрочем, может, Калмыков знает эти места, раз так разогнался. Тем не менее он хочет просить Дениса уменьшить обороты, но не успевает, Ряжкин даёт новые данные:
— Устойчивый сигнал, девять километров. Юго-запад, — и тут же добавляет: — Два сигнала. Два. Оба устойчивые… И расходятся.
— Дрон запустили, — снова Калмыков озвучил то, о чём Саблин и Ряжкин только подумали. Дрон и его контролёр — это всегда два источника сигнала.