— Вася, где они?
— Ровно север, прямо у нас за кормой, тысяча сто… — быстро ответил Ряжкин.
«Тысяча сто! Да ещё и через рогоз! Разлёт будет огромный, даже и одной пулей не попасть. Только трата патронов…». И тогда он спрашивает снова, словно малый ребенок, который не может чего-то дождаться:
— Вася, а до точки?
— Да столько же… Две минуты назад спрашивал же…
А тут две пули, едва не цепляя правый борт лодки, бьют воду прямо по курсу лодки, длинные фонтаны желтой воды поднимаются в небо. Вода и ряска залетают в лодку.
«Разнесут лодку! Разнесут…».
А тут ещё Денис его подзуживает:
— Врежь им, Аким. А то они угробят нас.
Хотелось бы ему, но нужно подождать, пока переделанные подойдут поближе. Подойдут поближе. И разнесут всю их лодку на куски. Десяток попаданий по лодке — и все… Нет никакого значения, будут ли попадания в людей, выдержит ли их броня, лодка просто начнёт разваливаться и набирать воду, а потом остановится совсем и утонет. А они, конечно, попадут в лапы этих… Возможно, они уже будут мёртвыми; переделанным — как их называют, ловцам, — конечно, желательно хватать живых, но и свежие трупы им тоже подходят… А может быть, этим просто нужен тот груз, что везут казаки…
Как бы там ни было… что-то нужно было делать. Но что он мог? По сути — ничего, и от этого минутного бессилия у него аж челюсти сводило. Он был пластуном, его военная профессия — штурмы и глухая оборона. А основным оружием были взрывные вещества и их производные.
Взрывчатка.
Ну конечно же… Саблин оставляет винтовку рядом с ногой Калмыкова, а сам перебирается вперёд и достаёт из носового рундука ящик с ремнабором, а оттуда вытаскивает большой рулон отличной клейкой ленты. Он знает, что товарищи следят за его действиями, знает, что положение серьёзное, он видит на правом боковом мониторе, что пули снова режут рогоз в пяти метрах от правого борта, что ещё одна пуля выбивает высокий фонтан из воды и ряски перед носом лодки, и поэтому старается всё делать быстро.
Из оружейного ящика, что они взяли с собой, достаёт брикет взрывчатки, разрывает его и высыпает на дно лодки все двухсотграммовые пачки тротила. Потом быстро вытряхивает из рундука две пустые двухлитровые баклажки из-под воды, этого мало, он берет ещё одну канистру из-под топлива, а потом начинает вязать пачки тротила к баклажкам клейкой лентой.
— А это мысля, — одобряет его действия Ряжкин. — Умно, Аким, умно…
Да и Денис видит, что делает прапорщик. И тоже соглашается:
— Ух, молодец ты, Аким…
Раз нельзя установить мины в грунт, значит он поставит их на воде. Ну а как иначе, они ж пластуны…
— Вася, сколько до первой лодки? — вот что интересует Акима в первую очередь.
— Меньше тысячи… — отвечает тот.
Как раз он должен успеть.
Саблин старается работать быстро, ну, насколько ему позволяют это делать бронеперчатки, по две пачки тротила он приматывает к баклажкам, а оставшиеся четыре — к канистре. Из коробочки достаёт три взрывателя. И тут ему уже приходится снять перчатки, он настраивает взрыватели. Это хорошие взрыватели, такие же стоят на простых противопехотных минах, их чувствительности хватает, чтобы среагировать даже на лёгкого механического «краба», а уж на ревущий мотор, проходящий рядом, они точно среагируют, главное, чтобы лодка прошла рядом. Он взводит детонаторы, а потом загоняет их во взрывчатку. Готово.
— Вася, сколько?
— Восемьсот… Чуть больше, кажись…
Саблин с этими своими самодельными минами перебирается на корму лодки к Денису, присаживается на колено рядом с товарищем, он хотел что-то сказать, но тут две пули одна за другой снова попадают…
Первая ударила в щит, что прикрывал мотор и Калмыкова, ударила в самый его верх, без труда пробила и чуть не сорвала щит со спины казака, но больше вреда не причинила, зато вторая…
— Вот… ёрш его мать… — прапорщик слышит в наушниках шлема отборный мат из уст Дениса Калмыкова.
— Ранен? — первое, что сразу спрашивает Ряжкин, отрываясь от приборов.
— Хрен его знает… Нога… Онемела…
— Денис… давай сяду на руль, — сразу предлагает Саблин.
— Нет, не надо, цела нога… Кажется… Чуть не вывернуло её, — и снова Калмыков матерится, — Подлюки… Привод на левой голени разворотило, оторвал всё… Ты работай, Аким, я тут управлюсь…
Вторая тяжёлая двенадцатимиллиметровая пуля пробила заднюю стенку лодки, ту, на которой крепился мотор, пробила прямо под ним, разворотила привод «голени» бронекостюма Калмыкова и…
— Вода в лодке! — кричит Ряжкин.
…и, прошив пустой ящик из-под брони Ряжкина, продырявила дно лодки в передней её части.
— Давай, Аким, а то потопят они нас к хренам, — сквозь зубы выговаривает Денис. Кажется, это от боли.
А Саблин ещё на секунду представил, что такая вот пуля возьмёт, да и вмажет в один из тех ящиков, что они забрали в Мужах. Ящики те, хоть и крепкие, но… Двенадцать миллиметров только что прошили насквозь три сантиметра пеноалюминиевого, армированного карбидотитаном щита, а уж пластика, какой бы он крепкий ни был, такая пуля вообще не заметит. А что там в этих ящиках… Бог их знает… И будет ли содержимое ещё представлять ценность после того, как познакомится с пулей переделанных?
В общем, всё было непросто…
Да, надо торопиться, но в то же время нельзя просто так раскидать его мины по воде, нужно всё устроить так, чтобы лодка переделанных прошла близко к минам. Нет, во взрывателях он не сомневался, эти сработают, но вот взрывчатка… Она будет работать в воде; какова будет её сила, на каком расстоянии от проплывающей лодки она взорвётся, сможет ли взрыв повредить лодку тварей?
— Вася, сколько?
— Семьсот… Чуть больше, — и добавляет: — До второй лодки тысяча четыреста.
И снова пули летят, сбивая пыльцу с длинных стеблей, пули проходят так близко, что куски рогоза, вертясь, залетают в лодку.
— Давай, Аким… Попадут же опять! — говорит Денис, на сей раз уже спокойно.
Саблин озирается и находит то, что нужно.
— Денис! Вон протока… Справа…
— Аким, больно узко там…
— Давай, говорю… Туда… Скорость убавь…
Убавь скорость! А это значит, что враг подойдёт ещё ближе, и разлёт пулемётных пуль уменьшится. И жди новых попаданий. Но по-другому никак…
Денис с виража влетает в протоку; да, тут места не много, протока узкая, три, четыре, пять метров в некоторых местах, на большой скорости тут идти опасно, у любой стенки рогоза может таиться мель, и Калмыков сбрасывает обороты.
Но это как раз то, что нужно Саблину: в таком узком месте переделанным с минами просто не разминуться. А пули летят и летят за ними, ему кажется, что он даже слышит шелест, когда они прорубают себе просеки в рогозе рядом с лодкой. Враг близко, реально близко…
— Вася, сколько?
— Шесть сотен… Меньше…
И тут уже виден выход из узкого коридора, прапорщик приподнимается, смотрит вперёд и видит за протокой открытое место — разлив. Вот теперь пора. Аким взводит взрыватель, и первая баклажка летит в ряску. Он специально не поставил мину на середину протоки, чтобы она не бросалась в глаза. Потом кинул и вторую баклажку, а на самом выходе из протоки оставил в ряске и канистру, самую мощную из своих мин.
Снова рядом с ним прошуршала пуля, стряхнула пыльцу и срубила новый пучок длинных, жёстких листьев самого распространённого в болоте растения, и тут же ему показалось, что из лодки что-то взлетело вверх и улетело куда-то в рогоз. И он не ошибся, так как Ряжкин сообщил с удивительным спокойствием:
— Аким, рации у нас больше нет.
Саблин и Калмыков смотрят на радиста и ничего не спрашивают у него. Ну а что тут спрашивать, когда перед Ряжкиным на банке торчат обломки нижней части дорогостоящего оборудования, остались стоять лишь потому, что прикреплены к банке.
Денис, сбрасывавший скорость в протоке, как только вышел на хорошую воду, так сразу прибавил оборотов, нос лодки приподнялся, и по дну её покатилась волна грязной, с пыльцой, воды, а в ней плавают стреляные гильзы, куски рогоза, мусор, ряска, воды уже немало.
И Ряжкин ему говорит:
— Аким, вода хлещет, мне заняться?
— Сиди, Вася, за приборами следи, — отвечает прапорщик; он хочет заняться ремонтом лодки сам, но и хочет услышать, как сработают его мины. И спрашивает у радиста: — Вась, скоро они до мин дойдут?
И тут, даже через рёв своего мотора, доносится до микрофонов на шлеме Саблина знакомый, знакомый звук.
Сработала!
Саблин ждёт звука взрыва следующей мины, но вместо этого вокруг них начинается что-то невообразимое, всё пространство за пять-шесть секунд становится красным от пыльцы, а в разные стороны разлетается рогоз…
Пули, пули, пули…
— Пригнитесь, казаки… Аким, чего ты встал⁈ — орёт Ряжкин, сам он уже почти лежит на дне лодки.
Саблин присаживается так, чтобы быть поближе к Денису и щиту, одна из пуль звонко щёлкает куда-то в правый борт, а Калмыков, найдя щель между кусочком суши и рогозом, сразу ныряет туда, уложив лодку почти в девяностоградусный вираж. И идёт вперёд, не меняя курса, теперь им будет полегче, между ними и пулемётом будет кусочек земли…
«А Дениска-то ничего… Соображает».
И тут ещё одна пуля, пройдя меж всеми ими, бьёт в лодку, в нос… Кажется, без особого вреда…
И всё стихает. Пули больше не летят, рогоз стоит целёхонек, весь в красной грибковой пыли.
— Хе-хе-хе… — это смеётся Ряжкин: — Достали мы их, вишь, как пулемётчик у них психанул, веером резал. До последнего стрелял.
— Ага, точно, — отвечает ему Калмыков. Он, судя по голосу, тоже смеётся. — До железки машинку выжал, паскуда…
Вот только Саблину не смешно:
— Вась, они идут за нами?
— Да где там… Первая лодка встала… Как раз где ты мины кидал.
— А вторая где?
— К первой идёт.
— Хоть бы и вторая подорвалась, — мечтает Денис.
«Хрен там, не такие уж они и дураки, чтобы на один фокус попасться дважды. Интересно, у них есть пулемёт на второй лодке — на той лодке, что мы расстреляли, не было, — или они с подорванной его смогут снять? Он у них стационарный? Или съёмный?».