Огромные подушки пальцев, они толще, чем у Саблина, раза в два, не меньше… Гигантская рука зацепила снизу погнутый ставень и пытается его отогнуть ещё больше — или вообще оторвать. Тянет с большим усилием, толстый броневой лист не поддаётся, но рука словно сама из стали… Вот откуда этот тихий скрежет был…
Достать пальцы из дробовика невозможно, и тогда Аким быстро выхватывает из кобуры на ремне армейский пистолет, дёргает затвор и сразу сверху вниз, в самые пальцы:
Пам… Пам… Пам… Пам…
Он удивляется тому, как ещё долго после первого его выстрела пальцы не исчезали из-под броневого листа; он успел расстрелять четыре патрона, прежде чем они убрались, и тут же прямо за стеной раздался низкий утробный длинный рык и сразу:
Бамс-с… Бамс-с…
Две тяжеленные пули пробивают бронеставень. И одна за другой бьют в противоположную стену помещения, выбивая крошки из бетона. Саблин кидается в сторону двери и за неё, к генератору, прячет пистолет, а следующая пуля из картечницы бьёт рядом с окном в стену, а за ней ещё одна, и на этот раз она с шумом пробивает бетон — ещё одна дыра в стене.
— Ишь, как они осерчали, — Вася Ряжкин от греха подальше укладывается на пол у западной стены.
А Аким, чуть продвинувшись к углу помещения, добирается до бойницы и выглядывает в неё, подведя правую камеру к прорези в крышке.
Бамс-с… Ещё одна пуля пробивает ставень. Бамс-с…
И становится еще светлее, несмотря на клубы пыли в помещении, — это значит, с ещё одного окна сбита защита. И в него сразу залетает очередная граната.
Пуфф…
Ещё больше пыли и дыма, но Аким разглядел через щель…
Это разведчик, он у акации маячит туда-сюда, болтается, на месте не стоит. Одной лапой он придерживает свой уродливый автомат, а другими… Двумя передними папами управляется с очередной гранатой, срывает с неё чеку… Саблин торопится, чтобы враг не выскочил из зоны видимости… Открывает бронещиток на бойнице, приклад к плечу, и, почти не целясь, стреляет…
Пах… Перезарядка… Пах…
Второй патрон он потратил зря… Кажется, первая порция картечи задела разведчика, и он тут же скрылся из зоны видимости, но гранатка его в окошко к казакам всё-таки влетела.
Пуфф…
Аким чувствует, как один осколок щёлкает ему прямо в забрало.
Ещё больше дыма и пыли в помещении, в окнах уже нет ни одного стекла, вся старая мебель, что была тут, ножки от стульев, какая-то посуда — всё разбросано по полу, перевёрнуто. И сколько ни убеждай себя, что эти гранаты рассчитаны лишь на незащищённые цели, что тяжёлой броне они серьёзного урона нанести не могут, всё равно он ловит себя на чувстве, что хочется ему убраться туда, в тёмный проём к Денису, или хотя бы в смежную комнатёнку с кухней и кроватями. Вот только делать этого ну никак нельзя, окна — это незащищённые проёмы; может быть, солдат в них и не пролезет, но вот разведчик запрыгнет играючи и сразу попытается отпереть засов на большой двери и впустить сюда тяжеловесов… А там уже будет совсем непросто, ведь вести бой с огромным солдатом переделанных на малой дистанции — ещё то удовольствие, так как с одного или двух выстрелов его не остановить, даже из дробовика… А уж винтовочных пуль в него можно напихать десяток, а он и не заметит их. А у самого солдата двадцатимиллиметровая картечница, которая вон в бетонных стенах делает пятисантиметровые дыры. Кирасу такая пуля с десяти метров проломит запросто, и шлем на куски разнесёт.
Нет, сдавать эту комнату нельзя. Там, на стапеле, лодку только подлатали, и ей осколки гранат, и тем более картечь из страшного оружия переделанных противопоказаны. Так что…
Та-та-та-та-та…
Опять Вася привстал на колено к бойнице и работает. Пылища висит, как он там что может разглядеть? Саблин не успевает протирать камеры, а этот находит, куда стрельнуть.
— Перезаряжаюсь… — говорит Ряжкин и добавляет: — Это хорошо, что они пулемёт с второй лодки не сняли.
— Да, — соглашается Саблин. А сам, пробравшись к левой от двери бойнице, снова пытается найти себе цель.
Та-та-та-та-та…
Снова работает винтовка радиста.
Прапорщик всё переживает за патроны и поэтому интересуется:
— Вася, куда всё лупишь?
— Да вон, в рогозе… офицерик ихний, паскуда, прячется, — отвечает Ряжкин, — его чуток через тепловизор видно, я ему уже одну пульку влепил, а он не уходит, сволочь, залёг там, прижался… И я его теперь достать не могу, руководит своими из рогоза… Оттуда, где лодка их.
Перед Акимом промелькнуло почти чёрное, сухое тело разведчика, промелькнуло быстро, он не успел нажать на спуск, и Ряжкин почти сразу произнёс:
— Граната!
Две секунды, три…
Пуфф….
— Ах ты паскудная тварь, мотыль ты трупный, — радист сыплет ругательствами.
Саблин сам получил несколько осколочков в броню, но с ним всё в порядке. Он смахивает пыль с камер.
— Вася, ты как?
— Правый микрофон… Всё, по беде пошёл…
Это внешний микрофон, что крепится на шлеме с правой стороны, он даёт бойцу представление о звуках вне шлема. Это важная вещь.
— У меня есть запасной, — сразу сообщает Денис.
— Да у меня тоже, — расстроено говорит Ряжкин, у каждого тяжёлого пехотинца должны быть запасные камеры, микрофоны и фонари, это, по сути, расходники. Но тут ситуация и вправду неприятная. И Василий поясняет: — Осколок, мать его, ещё и разъём раскурочил.
Глава 40
Саблин понимал: страшного ещё ничего не случилось, но и хорошего было мало. Сидеть тут долго было опасно, рано или поздно переделанные могут что-то предпринять, что будет похлеще их лёгких гранат. Тем более, что твари принялись за последнее, третье окно, которое находилось справа от двери. Они делали всё правильно, три окна Саблину и Ряжкину контролировать было бы уже непросто. Два серьёзных удара приходятся в третий ставень, одна из больших пуль его пробивает, но ставень ещё держится.
— Денис, ну что там у тебя? — спрашивает прапорщик.
— Я почти закончил, — отвечает тот.
И едва он договорил, как очередная граната влетает к казакам в помещение…
Пуфф…
— Да как же задрали уже…- ругается Ряжкин; и вправду его положение у западной стены более уязвимо. — Они мне компьютер сожгут, сволочи… Он перезагружается после каждой гранаты…
Это обычное дело, после каждого серьёзного воздействия на броню компьютер перезагружается, производя первичный тест всех систем, чтобы выявить повреждения. И пока пыль от взрыва не улеглась, через окно, рядом с которым сидит прапорщик, начинает бить картечница… Бьёт почти над «ухом».
Звук резкий, резкий, но низкий… Ёмкий и внушительный.
Тупп… Тупп…
Переделанный стреляет картечью, окно расположено высоко, и он не видит, куда стреляет, иначе Василию не поздоровилось бы, но даже так пригоршни стальных шариков звонко хлещут в бетон, рикошетят от пола, от стен, круша остатки того, что ещё не разнесли гранаты… То есть враг тут, сразу за стеной… И это не ловкий и быстрый разведчик. Аким сразу срывает гранату с пояса, вырывает чеку, держит её в перчатке пару секунд и легко, играючи, выкидывает в окно.
У казаков гранаты намного серьёзнее, чем у переделанных, ударная волна ворвалась к ним в помещение, добавив гари и пыли, а Саблин, не дожидаясь, пока всё уляжется, откидывает крышку бойницы и, подняв дробовик, замирает у неё, ждёт, пока в зоне его огня появится хоть что-то, кроме оседающей пыли; и он замечает движение… Точно, что-то большое заслонило проём…
Пах… Перезарядка… Пах… Перезарядка… Пах… Перезарядка… Пах…
Перезарядка… Пах…
Первые четыре патрона он гарантированно укладывает в колышущуюся тень, только последний жакан улетает в заросли акации. Саблин отваливается от бойницы, не закрыв крышку, прижимается к стене на всякий случай и начинает быстро снаряжать своё оружие…
— Заряжаю!
И тут же начинает работать винтовка Ряжкина…
Та-та-та-та-та-та-та-та… Василий не останавливается, не экономит патроны… Та-та-та-та-та-та… И потом говорит победно:
— Вот так вот, твари! Будете знать, как связываться со Вторым полком!
— Убили кого? — интересуется Денис с надеждой.
— Да нет, но насовали им немало, — отвечает Ряжкин, — солдат ушёл весь в кровище, картечницу бросил свою, а вот разведчик, так тот до рогоза еле добрался, я им хорошо вслед поднасыпал обоим…
— Будут помнить Второй полк, — говорит Калмыков и добавляет: — Казаки, я всё, собираю вещи, спускаю лодку на воду.
Это хорошо, а то на поясе у прапорщика осталась одна граната.
— Молодец, Денис, — говорит Ряжкин. И тут же интересуется: — Аким, а как выбираться будем?
Да, это должен знать Саблин. Он сейчас за офицера. Так что вопрос по адресу. Вот только ответить он не успевает: им разбивают последний ставень на окне. Одна за другой две пули бьют в крепкое железо.
И тут Денис зовёт его:
— Аким, можешь подойти?
— А что там у тебя?
— Да тут один пухлый таится у ворот. Видно, ждёт нас… пока выйдем, — сообщает Калмыков.
— Вася, отойди в случае чего, туда, — Саблин указывает товарищу на дверь в соседнее помещение, а сам идёт к пирсам и стапелю.
— Есть, — отвечает радист. Он присел у одной из бойниц и аккуратно выглядывает через неё за стену.
Лодка уже спущена Калмыковым на воду, но ещё не развёрнута носом к воротам. Сам же он со стороны левой створки светит фонарями. Аким быстро идёт к нему.
— Вон, видишь, у рогоза сидит, — говорит Калмыков, приглашая прапорщика к бойнице, — вон он… справа…
— А-а, да, вижу… — Аким прикидывает и понимает, что большого солдата с отвисшим животом из этой бойницы не достать. — Пузо и рука торчат. Вот зараза, притаился…
И тут из соседнего помещения доносится винтовочный огонь:
Та-та-та-та… Та-та…
— Вася, что там у тебя? — сразу интересуется Саблин.
— Нормально всё, — по-деловому сообщает Ряжкин. — Перезаряжаюсь. Денис, если есть магазины — дай парочку…
— Сейчас, — обещает Калмыков и вытаскивает из разгрузки на груди два полных магазина, протягивает их Акиму: передай ему. И когда Саблин забирает патроны, продолжает: