- Да не-е… Нормально, - отвечает сын, явно бравируя своей жаростойкостью. Отец-то не пьёт, жару терпит, значит, и ему нужно терпеть.
- Попей, говорю, - настаивает Саблин, - пол-литра выпей.
Олег тут уже не спорит, делает, как сказал отец, берёт канистру – пьёт быстро, быстрее хочет начать рыбачить снова. Едва ставит посудину с водой, сразу хватается за снасть.
«Всё, напал на парня рыбачий раж».
То явление Акиму знакомое, он и сам его переживает постоянно. Раж, азарт рыбачий – это наркотик. Как им накроет, так про всё вокруг забываешь, и про воду в жару, и про сигареты. Из-за него человек начинает готовиться к рыбалке загодя, уже от подготовки чувствуя подъём, от одного лишь предчувствия скорого азарта получая удовольствие. А уж что настоящий рыбарь чувствует, когда вот так вот, с усилием, с преодолением достаёт из воды одну рыбину за другой, тут простому, не болотному человеку и не передать. А когда это чувство азарта накладывается на понимание того, что каждая выловленная рыбина добавляет очков выживания близким рыбака, его семье, так тут и вовсе человека накрывает эйфория. Это и есть рыбачий раж.
В общем, с этого места они уходить не стали, рыбы тут было много, и до сумерек дно лодки между кубриком и банкой было завалено рыбой. Хорошей рыбой. Ерша почти не было. Два пуда карася, и полпуда, а может, ещё и чуть больше совсем не плохой стекляшки.
Олег был вымотан. Ведь Аким, по сути, не помог сыну ни с одной рыбиной, парень всё вытащил сам. И удов был совсем не плох для молодого рыбаря. Прапорщик, может, взял бы рыбы и побольше, но тут сравнивать нельзя, отец-то сколько лет провёл в болоте, и сила у него другая. Сыну пока до него далеко. Но всё равно порадовал Олег отца. Как завели моторы, а снасти были спрятаны в рюкзак, сын выпил много воды, сел на банку, перевёл дух и притих. Саблин смеётся про себя:
«Устал».
- Олег.
- Чего, бать?
- А как ты будешь завтра в школе-то? Руки будут трястись, ни писать, ни в кнопки попадать не сможешь.
- Да уж как-нибудь, - отвечает сын.
- Ты пока отдохни, нам час идти, - говорит Саблин, - но не забывай, тебе ещё лодку мыть, рыбу грузить, стекляшку в приёмку сдавать.
- Да, я помню.
- Ага, вот и помни, особливо в следующий раз не забывай, как снова будешь на рыбалку проситься, – Саблин опять усмехается: ну а как он думал? И тут же опять заговаривает с сыном: – И как ты думаешь делить улов?
- Делить? – сын, кажется, удивляется. Он об этом и не думал, что ли?
- Ну, если ватагой рыбу добывают или, к примеру артелью, то нужно знать, как делить улов. Вот в ватаге, там завсегда делит атаман, а в артели – так общество. То есть по уговору, как люди промеж себя договорятся.
- Не знаю, бать, – признается Олег. - А у нас с тобой ватага или артель?
- Хе-хе… - смеётся прапорщик. – Это как поглядеть.
- Ну, если ты атаман, так ты и дели, - предлагает сын.
- Атаманом у нас… - Саблин опять смеётся, – мамаша твоя.
Сын тоже смеётся:
- Ага, бать… Я иной раз думаю, что она тебя и во взводе твоём подменять сможет.
- Во взводе! – Аким тут не согласен с сыном. – Бери выше, ей упорства хватит что и сотней заправлять.
- Да… Она у нас настырная, - соглашается Олег. – А ещё как начнёт глаза таращить, так сразу хочется все её приказы выполнять. А уж как крикнет, - он машет рукой, - так даже свиньи жевать перестают. Уважают мамку…
Они, вспоминая глаза матери и жены, её окрики, смеются… И потом Аким продолжает:
- Ладно, значит, поделим так: карася – матери отвезём, на корм скотине. А стекляшку отнесём в приёмку, выдавим масло, то масло, что потратили на рыбалку, в моторы зальём, а всё, что останется… то деньги твои.
- Мои? – не верит Олег.
- Ну, ты же рыбачил, – говорит ему отец. – А я только глядел, курил да воду пил.
- Спасибо, бать, – наконец после паузы произносит сын.
Саблин же ничего ему не отвечает. Солнце уже катится на западе к горизонту, рогоз из бурого становится красным. В общем, хорошо порыбачили.
На пирсах они сгрузили рыбу в мешки, Саблин повёз её к приёмке и всю взятую стекляшку тут же отдал на масло. Получилось… ну, нормально. Он отобрал пару литров для заправки баков на лодке Савченко, а остальное взял деньгами. Тридцать три копейки. Ну, даже если не считать карася, нормальная деньга… В чайной посидеть хватит. И хорошо посидеть.
Пошёл к казакам под навес. Там можно покурить, сняв респиратор. Ну и, конечно, пошли разговоры:
- Ну, что взял. Аким?
- Карася немного, да стекляшки малость.
- А улитку?
- Да поставил пару верешей, да не проверял ещё. Устал что-то.
- А лодка у тебя теперь чья?
Конечно, все знают, что он на лодке Савченко ходит. И, конечно, это всех интересует.
- Да моя побита. Вот на его и пошёл.
Никто не спросил прапорщика: а кто же тебе дал лодку покойника? А почему из двух его лодок ты взял большую и прожорливую? Просто все знают, что Савченко с Саблиным старинные приятели. И как там у них всё промеж себя заведено насчёт имущества, люди могут только гадать. Хотя всем им очень этот вопрос интересен.
Наконец пришёл Олег.
- Бать, я лодку помыл.
И Саблин, попрощавшись с казаками, пошёл к своему квадроциклу. Идёт, сыну на плечо руку положил, а потом лезет в карман и достаёт оттуда деньги.
- Вот, твоя добыча, – вкладывает монеты в руку Олегу.
Уже стемнело, и сын не сразу смог их пересчитать, а пересчитав, и говорит отцу:
- Спасибо, бать…
- А чего мне-то спасибо…? Ты же сам добыл…
Глава 25
На стоянке перед зданием полка четыре машины, две из них штабные, а ещё и половины пятого нет. Штаб в это время должен быть закрыт, но не сегодня… В здании горят некоторые окна. Перед входом казаки в броне, курят. Похоже на день призыва. Только женщин с детьми нет. Значит, никого провожать не будут.
На хорошо освещённом плацу за зданием суета, пылища и чад выхлопных газов. Мехводы, техники, водители, десятки больших и малых грузовиков, бронетехника, мощные квадроциклы миномётных расчётов. В общем, смотр.
Саня, заехав за Акимом ещё за час до назначенного времени, пока тот садился к нему на квадроцикл, сообщил:
- Я сейчас, когда выезжал, Павла Головко видал… Он сосед мой. Ну, ты знаешь… Паша при броне был.
- При броне? – удивляется Саблин. С чего это казаку третьей сотни быть сейчас при броне? – Он, что, в нашу сотню переписался?
А зам ему и поясняет:
- Да нет… У третьей сотни тоже смотр. Полковник на их сотника злой, чего-то он там натворил в последнем призыве… Паша говорит, сотника снимать будут. Вот им смотр и устраивают.
Аким слышал недавно на совещании, что из-за недосмотра третья сотня утратила кучу дорогого имущества. Об этом подсотенный Уваров говорил на совещании… Это дело, конечно, неприятное, и офицеров третьей сотни можно только пожалеть… Но Аким сразу подумал, что теперь его взводу командование полком уделит поменьше внимания… И то хорошо. Может, и не будет цепляться к отсутствию на смотре взводного БТРа.
Открылось здание в этот день раньше, чем обычно, и громоздкие и темные фигуры в пыльниках, в тяжёлой броне, во всех коридорах, в курилке… Скрепя сервомоторами и приводами, казаки заполняют помещение, болтая на ходу, идут мимо курилки в актовый зал, так как маленький буфет на такую прорву народа был, конечно, не рассчитан. Казаки рассаживались повзводно вокруг своих офицеров, все с оружием, с тактическими ранцами, патронташами и разгрузками, огромные, тяжёлые. Они, усевшись где придётся, откинув на спины шлемы, неизменно начинали курить. Ну а как… После построения курить уже нельзя – кто же в строю курит? – а стоять на смотре иной раз приходится целый час. В общем, курили впрок, а кондиционеры и воздухоочистители работали на полную мощность. Добавляли шума в общий гул. Сотники и взводные уже раздали последние ЦУ, и теперь казаки больше болтают между собой. То тут, то там неожиданно смеются – одни смеются, а соседи тут же интересуется, чего это там смешного было.
Сашка – волнуется он, что ли – прикуривает вторую сигарету от окурка первой. Смотрит на Акима и говорит:
- Быстрее бы уже, что ли…
- А чего тебе?
- Да надоело… Чего тут высиживать? Своих дел по горло.
И едва он это произносит, как в дверях актового зала появляется есаул Красников и кричит басом, так что слышно всем:
- Господа казаки, прошу на плац, строиться!
Все без спешки вышли на плац, построились. Саблин и Каштенков стояли, как положено командирам первого взвода, в самом начале построившейся сотни. Перед своими людьми.
С закрытыми створками шлема – это, видно, уже у него в крови – он чувствует себя спокойнее. Пыль, яркий свет прожекторов в глаза, резкие звуки – всё это словно отгорожено от него бронекостюмом. Это где-то там, а он тут – внутри. Саблин слышит в наушниках, как по СПВ переговариваются его казаки, зубоскалят, смеются. В строю болтать, конечно, нельзя, но Коротковича нет, никто их не одёрнет, а командиры полка когда ещё появятся, Бог их знает, так что пусть бойцы поболтают пока. А вот Саня молчит чего-то. Стоит рядом и молчит. Странно это.
«Не подвели бы только меня».
Впрочем, те неприятности, что могли случиться, уже случились. Из всех построившихся на плацу взводов, из четырёх взводов шестой сотни и трёх взводов третьей, БТРа не было только у него.
«Ну, бывает… БТР-то нам дали бэушный, после ремонта, что ж тут удивительного? Сразу поломку выявить не могли. Если полковник спросит – так и скажу. Только уж быстрее бы всё началось».
Ждать долго не пришлось. Появились отцы-атаманы. Сам полковник, его зам, начштаба, ещё три офицера, а с ними оба командира построенных сотен и их замы.
- К нам идут, – говорит кто-то из казаков.
- Ага, с нас начнут, – добавляет второй.
- Разговорчики закончили, - произносит Саблин.
Всё, смотр начался. Короткович – сам высокий, да ещё в броне он получается на полголовы выше командира полка – идёт с ним и что-то показывает рукой. Рассказывает начальству. Волошин понимающе кивает и этими кивками словно принимает сказанное сотником. Офицеры разглядывают построившихся казаков, выставленное на брезент перед строем оборудование и тяжёлое оружие. Ну, тут прицепиться особо не к чему, рации, РЭБы, взводные коммутаторы, офицерские планшеты – это всё новое, с заводов, гранатомёты и пулемёты тоже, личное оружие и броня у казаков по виду тоже в порядке. Грузовики и БТРы, всё тут, механики и стрелки готовы продемонстрировать полную боевую готовность машин, если начальство попросит.