«А я и понимаю. А ещё, в отличие от вас, дамочка, понимаю, что вот так вот взять и собраться за пару дней в дальний рейд невозможно. У меня даже ещё и товарищи в ватагу не подобраны. А ей надо, и всё… Вынь всё, да положь! Да, как есть, без подготовки, гони в болото, авось как-нибудь пронесёт, да Бог милует».
- Ладно, буду помнить, - нехотя соглашается Аким. Он поднимает руку и разглядывает ключи от машины. Ну а что там смотреть: электронный ключ и механический. На одном кольце. Впрочем, у него ключей нет. Ни от лодки, ни от квадроцикла. Он вспоминает, что от дома где-то были ключи. Но где они, только Насте известно. Прапорщик, кажется, ни разу ими не пользовался даже.
После массажа – он, кстати, действительно буквально перестал чувствовать шею и затылок – Саблин пошёл к дому главного станичного попа отца Алексея. Там и храм рядом, там много разных машин под навесами всегда стоит. Поп был человеком хлебосольным, к нему и из соседних поселений приезжали часто. В общем, машин там, как всегда, было много… Но машина Савченко…
Она тут была такой единственной.
«Енисей–100». Конечно, он видел эту машину. «Розалия… Вот бестолковая, из двух машин Савченко взяла самую большую, – Аким даже постеснялся подойти к огромной и мощной машине, - мотор у неё литра три, наверное!».
Взглянул и прошёл мимо; пройдя по улице, он остановился в тени здания и написал Ряжкину всего одно слово: «Дома?».
А тот ответил двумя:
«Дома. Заходи».
Анфиса сразу поставила мужчинам чашки для чая, а для Акима налила ещё и хороший стакан воды, человек же пришёл с жары, Саблин с удовольствием выпил прохладную воду.
- Может, чего покрепче? – предлагает Василий. - Только ты один, без меня, я на антибиотиках.
Но прапорщик только машет рукой: да не нужно.
- Ну, и как твой клещ?
- Нормально, температурю вот сижу… Где я его словил? Ума не приложу. Я же за улиткой, на «мельницу» ходил… Видно, на рогозе где-то был, а на меня, может, ветром снесло…
- Может, на островах где-то был?
- Ну, выходили на землю покурить, - признаётся Ряжкин.
Саблин разводит руками: ну так вот.
- Видно, там и подцепил, да не заметил, - потом из кармана армейских свободных брюк вытаскивает тряпицу, из неё достаёт пять серебряных слитков. - Ну всё, вроде со всеми рассчитался, – он подталкивает слитки по столу к Ряжкину.
И пока жена не появилась, Василий тут же хватает серебро и прячет его в карман. А хозяйка заходит в гостиную и говорит:
- Аким, а может каши желаешь? Каша хорошо распарилась, со шкварками, с луком.
- Спаси Бог, Анфиса, - он качает головой, - домой уже иду, жена заждалась – ворчать будет, что домой есть не шёл, а кусочничал по знакомым. Я вот чайку попью, – ему нужно поговорить с Ряжкиным, но Анфиса торчит тут, и Ряжкин это видит, понимает и заводит обычный для людей воинского дела разговор:
- Ну как смотр прошёл?
- Да нормально, чего там у нового подразделения смотреть – у нас всё новое. Только БТР у меня из ремонта. А так… - Аким беспечно машет рукой. - Там комполка всё больше третью сотню чихвостил, а мы так – рядом постояли чуток.
И так как Анфиса, не выдержав таких скучных разговоров, тут же покинула гостиную, Саблин, понизив голос, и говорит Ряжкину:
- Вася, а тут у меня опять одно дело намечается… Ты же сейчас свободен будешь… Может, сходишь со мною, мне радист будет нужен, – Аким это говорит Василию, и вдруг видит… вернее, не видит в глазах у того никакого интереса. Даже как будто наоборот, как будто прапорщик казаку что-то скучное предлагает, такое унылое, от которого тот не на собеседника смотрит, а в чашку себе заглядывает. И тут понимает Аким, что Васе всё это не нужно. И тогда он и говорит ему: - И цена будет такая же… Пятьдесят целковых.
Теперь Саблин думает, что Ряжкин спросит хоть, куда идти за такие деньги. Но казак всё ещё у себя в чашке что-то рассматривает. А потом и отвечает:
- Аким, слушай… Надысь Анфиска видала тебя у дома Савченко. Ты с бабою какой-то был, – Саблин хотел ему что-то сказать, но Василий упредил его жестом: - Я Анфисе сказал, чтобы рот про то даже не разевала, она у меня на этот счёт молодец… Ты за это не переживай. Но я-то сразу смекнул, что там дело не в бабе было. Что ты с нею в дом Савченко пошёл не в игры играть. А тут ещё казаки болтали, что ты на лодке Савченко с сыном за рыбою ходил… Понимаешь… вот всё и связалось одно с другим… Сообразил я, что ты новый рейд затеваешь. Лодчонку у Савченко взял, снаряжение там же, видно, приглядел… Думаю я, дело-то будет серьёзное. А ещё и денег опять сулишь.
- Ну и? – интересуется Саблин. Ему уже не нравится, как Вася ведет этот разговор.
- Знаешь, Аким… Как нас переделанные по болоту погнали, как пули начали рогоз вокруг резать, да как попали в лодку, так я Бога и вспомнил. А он мне и говорит…
- Кто? – удивляется прапорщик. – Бог, что ли?
- Бог, Бог, - уверенно отвечает ему Василий. – Так вот он мне и говорит: хрена ты ноешь, сам на большую деньгу позарился? Сам! Знал, что так просто она не даётся? Знал! Так чего теперь ноешь-клянчишь, давай вот сам и вываживай.
- Слышь, Вась… - Саблин смотрит на товарища. - Не пойму я чего-то… Это ты всё к чему?
- Это я всё к тому, Аким, что больше я в такие рейды не ходок, – объявил ему Ряжкин после вздоха.
- А-а… Вот оно как, значит, – понял Саблин.
- Ты послушай, Аким, послушай, - заговорил казак. – Я не из страха не пойду, я-то не шибко пужливый, просто я Бога просил, когда нас переделанные на заставе прижали: Господи, подсоби малость. Ну а он мне говорит: ладно, но в последний раз… Так и сказал. В последний раз, говорит; ещё раз в такое влезешь, ты уж сам выбирайся. Вот… И теперь, - Василий разводит руками, – сам понимаешь, сгинуть в болоте мне никак нельзя. У меня своих детей трое, да ещё два племянника сироты… Ну, ты же знаешь.
- Ну понятно, - невесело говорит прапорщик. – Слушай, Вася, а как же ты теперь в призыв пойдёшь, там иной раз тоже припекает?
- Так то призыв! – сообщает ему Ряжкин. – То другое дело, я же туда не за деньгой иду, не сам, а по призыву и за общество.
***
Пивоваровой всё давай быстрее. А тут раз – и рейд без радиста остался. Хорошие, надёжные люди у Саблина на примете были, конечно. Но то всё или штурмовики, или минёры какие-нибудь. Вот, к примеру, Сашке Каштенкову только предложи в рейд пойти – так он сразу согласится, но он-то пулемётчик. А радист – профессия тонкая. Иди их поищи ещё. Вышел он из дома Ряжкина, прошёл немного, встал в тени и задумался. И не вспомнил ни одного радиста, который и в болотном деле был бы хорош. Не было у него на памяти ни одного такого. Да хоть и такого взять, который бы просто язык умел держать за зубами. Ведь повезём товары-то не простые, странные. А как потом болтать начнут? А потом их болтовня и до разведки дойдёт. И приедет тот противный есаул из четвертой дивизии и скажет: а вы нам, прапорщик, говорили, что про ящики ничего не знаете. Нехорошо, прапорщик, нехорошо… Нет, конечно, ему был нужен надёжный человек. Был у него один человечек, но уж слишком тот был молод.
А ещё его начал донимать голод, и Саблин пошёл домой, на ходу доставая коммутатор и набирая в нём слово «Калмыков». Набрал и отправил ему: «Ты в станице?».
Но ответа на запрос не пришло. Саблин добрался до дома. Разделся. Жена уже ставит ему на стол обед, а сама интересуется:
- Ну что, поглядел вас полковник?
Но Аким ей на вопрос не отвечает и прежде, чем приняться за еду, говорит супруге:
- Настасья, к Антонине завтра утром едем. Ты уже собирай всё, что хотела взять. Сало, тушёнку… Что там ещё надумала…
- Завтра?! – ахнула жена. У неё вечно так: всё готовится, готовится, а как до дела доходит, так то для неё вдруг новость. – А чего же ты сразу не сказал, что завтра едем?
- Да как же не сказал, когда сказал тебе, что едем к дочери сразу после смотра, – он глядит на жену и говорит ей, как будто напоминает: – Смотр нынче утром был. Собирайся.
- А сколько всего можно взять?
Саблин, уже набрав каши в ложку, и говорит ей:
- Собирай сколько хочешь.
- На лодке, что ли, пойдём? – жена уже недовольна. Не любят женщины болота. Оно и понятно. На жаре в КХЗ часами сидеть.
- Говорю же, бери всё, что захочешь взять, - отвечает ей Аким. Про машину Савченко он ей пока говорить не хочет. Утром увидит.
Глава 27
А вечером, когда он помогал жене собирать гостинцы для дочери, ему написал Калмыков: «Я на мостушках».
«Сейчас буду», – откликнулся Саблин и поехал к товарищу. Посмотрел улов Дениса, лодку его тоже глянул. Лодка так себе, моторчик хлипенький, а вот рыбы Денис натаскал знатно, одной стекляшки в лодке пуд был, особенно хорошо взял Денис улитки. Либо далеко ходил, на такой-то лодке, либо знал места. И в том, и в другом случае это делало рыбарю честь. Всё-таки неплохой был рыбак, казак Калмыков. И прапорщик, перебирая крупную улитку, которая так велика и жирна, как раз перед моментом начала деления, выдал ему похвалу, которую заслужить было непросто:
- А неплохо взял.
- Ага, - соглашался Калмыков. И тут же: – Слушай, Аким… Я рыбу-то с улиткой завезу, и по случаю доброго улова… может, в чайную? – предложил он Саблину.
- Не-е… Поздно уже… Мне в дорогу завтра. Дочь хочу навестить.
- А, ну понятно…
- Слушай, Денис… - начал Саблин. – Тут, понимаешь, ещё одно дельце наклёвывается. Мне бы сменщика на руль. Ищу вот…
- Рейд, что ли? – догадывается Калмыков.
- Так точно. Зарплата, как в прошлый раз… такая же будет, – Саблин лезет в карман пыльника и достаёт сигареты, предлагает и товарищу.
- Пятьдесят? – уточняет Калмыков и берёт сигаретку.
- Пятьдесят. И в этот раз без переделанных обойдёмся, – казаки закуривают.
- Так я завсегда, - сообщает Денис, чем, конечно, радует Саблина. Он, признаться, волновался – а вдруг Калмыков, как и Вася Ряжкин, испугается или не захочет второй раз с ним идти.