- Значит, пойдёшь?
- Ну а где я ещё такую деньгу добуду? Это я сейчас рыбы на два целковых наловил, так и то половина – это улитка, а улитка кончится, разве так нарыбачишь? – объясняет Калмыков. – А куда пойдём-то, Аким? Туда же? На Камень?
- Угу, - отвечает Саблин. Конечно, он потом Денису всё скажет, просто, уже зная казака, прапорщик думает, что тот уже сегодня сядет в чайной и будет болтать всякое. И про намечающийся рейд обязательно дружкам сообщит. И поэтому продолжает врать товарищу: – Надо кое-что там забрать.
- А ещё кто пойдёт? – интересуется Денис. – Вася?
- Нет, - говорит Саблин. – Вася отказался.
- Вася отказался? – удивляется Калмыков. – А чего?
- А-а…- Аким машет сигаретой. – Чего-то он там с Богом не договорился.
- С Богом? У-у-у… - Денис, видно, сразу понимает, о чём говорит прапорщик. - Это у него есть. А кого тогда на рацию возьмём?
- Вот и я думаю, не знаю пока; может, есть у тебя кто на примете?
- Ну, не знаю, - отвечает Калмыков. - Поговорю с взводным нашим радистом, может, ты его знаешь – Иван Кипчаков…
- Нет, не припоминаю, – отвечает Аким.
- Он радист вроде неплохой, - сообщает Калмыков. И добавляет, подумав: – Да, Иван знающий человек.
- А как рыбак? Как он в болоте, как с лодками, как с моторами – понимает в них? – интересуется прапорщик.
- Аким, а вот этого я не знаю, тут, на пристанях, вижу его редко, – признается прапорщику казак.
«Вот то-то и оно… Радист может быть хороший, а болота не знает. Посадишь на руль его, а он кочку проглядит, выдру не заметит, в поворот не уложится, да что угодно с неопытным человеком случиться может… Угробит лодку об камни вдали от людей… кукуй потом с ним в болоте. А может, и радист неплохой, и рыбак толковый, а человек так себе… Бывает и такое. Случись что, так кричать начнёт или приказов не слушать, считаться-рядится надумает в бою». В общем, подобрать человека в предприятие не просто. Саблин тушит окурок и вздыхает:
- Ну поговори, только лишнего не болтай; скажи, что идём на пару недель, скажи, что заплатят ему пятьдесят рублей, больше ничего не говори. А я вернусь через три дня, так сам с ним переговорю.
На том казаки и порешили.
***
А Настя к поездке подготовилась серьёзно. Аким, вставший в два часа утра, удивился, увидав, что кухня едва не наполовину заставлена мешками, банками и коробками. Он стал любопытствовать, чего это она там насобирала, стал заглядывать в мешки и коробки:
«Рогата жаба, она даже корм для кур берёт!».
В двух мешках были гранулы из смеси костяной муки, муки кукурузной и сушёной болотной амёбы. Тут же были и мешки с кукурузной мукой, и коробка яичного порошка, и сахар, и свежая тушёнка, несколько кругов кровяных и ливерных колбас, тюки с какими-то тряпками: простыни старые, что ли… Полотенца.
- А чего ты там лазишь-то? – жена уже тоже встала, теперь стоит в дверях и смотрит, как муж заглядывает в тюки и коробки.
- Ты что… всё это везти хочешь? – только и может произнести Саблин.
- Так ты сам сказал: бери что хочешь, – отвечает супруга.
«Сказал, сказал…Ну, машина у Савченко большая, должно всё влезть. А нет, так выложу что-нибудь».
Жена быстро соорудила ему завтрак, и Саблин, поев и сказав Олегу, чтобы снёс собранные гостинцы к воротам, сам пошёл за машиной.
Это правильно, что он не стал забирать машину вчера, теперь на улице ещё никого не было. Так что Аким спокойно открыл дверь и уселся на удивительно удобное водительское кресло. Посидел, привыкая и оглядывая салон, потом всё-таки завёл мотор.
Труннн… Звук низкий, мотор воркует где-то на грани слышимости.
Машина вздрогнула и тут же затихла, теперь двигатель вовсе не слышно, если бы не тахометр и подсветка приборного щитка, вообще можно бы подумать, что он заглох.
Аким усмехается. Он представляет глаза жены. Вот у неё вопросов-то будет. Первым делом, по своему обыкновению, его женщина начнёт пугаться и волноваться…
«Откуда это у тебя? А кто дал? А за что? А стоит сколько?».
Он так и ехал к дому, усмехаясь всякий раз, как только представлял себе лицо жены, увидавшей этот роскошный автомобиль.
Ну и что же? Ошибся он? Нет, конечно. Настя, услыхав, что он подъехал к дому, вышла вместе с Олегом, уже закутанная в КХЗ, и если сын с радостью тут же полез в машину, то жена остолбенела на несколько секунд, но её неспокойный характер не дал ей стоять без слов долго:
- Господи-и… Аким, ты где это взял?
Тут уже Саблин, на что уж человек был не смешливый, но не выдержал и засмеялся.
- Не боись… - отвечает он ей, посмеиваясь, - не украл.
- Аким! – почти кричит жена, и в этом слове вся гамма переживаний неспокойной женщины.
- Ну, ты же не хотела на лодке тащиться. Вот попросил лично для тебя. Дали на один раз.
Жена смотрит на него и не знает, верить или нет. Но тревога ещё её не отпустила.
- Батя! – из кабины выглядывает Олег. – А можно мне повести?
- Можно. Только сначала вещи в багажник перетащи, – отвечает Саблин и обращается к жене: – Париться тебе не придётся. КХЗ можешь снять, тут изоляция хорошая, а кондиционеры лучшие. Будешь до самого хутора ехать как генеральша.
А тут уже и Юра вышел, тоже удивляется машине, и Наталка выскочила.
- Ой, не знаю, - причитает Настасья. Она всё ещё ждёт какого-то подвоха от таких вот богатств.
Старший сын уже выгнал Олега с водительского кресла.
- Отец, - он говорит с уважением. Он поглаживает руль. Трогает кнопки. – Ну, ты вообще… Это тебе за что дали? Это навсегда? – у него горят глаза. Давно Саблин не видал у своего старшего горящих глаз. Конечно, всё это приятно и слышать, и видеть отцу, но и тут разум не покидает его, и он, подсаживая дочку в салон, говорит сыновьям:
- Дали прокатиться на один раз. Взял, потому что мать не любит лодок, иначе по болоту пошёл бы, так что вы особо не привыкайте. Давайте уже, носите вещи, а то будете её щупать, пока не рассветёт.
А ещё он хотел побыстрее уехать с улицы, пока соседи не вышли и не стали расспрашивать про диковинную для их улицы машину.
В общем, сыновья стали носить в машину приготовленные родителями для сестры гостинцы, а Настя усадила Наталку на заднее сиденье.
- Видишь, какую машину тебе папа нашёл? А то бы ехали в лодке.
- А я хочу в лодке, - отвечала дочь.
- Не дури! Нравится тебе весь день в КХЗ сидеть на жаре? Всё, сиди, кондиционер себе настрой сама, – мать закрыла дверь.
А сыновья уже перенесли все многочисленные мешки и коробки, уложили их в огромный багажник.
- Так, ты за домом следи, - давала наставления Настя. – Еду я тебе оставила… Там хлеб ещё тёплый, курица… Электричество без дела не транжирь.
- Да понятно, спасибо, ма... Приедете, аккумуляторы будет под завязку, - обещает Юра.
- Про насосы, про давление не забывай, не отключай, пусть и ночью качают; сегодня не нужно, а завтра-то сходи на участки, погляди кукурузу, тыквы… - напоминает Саблин, укладывая рядом с водительским креслом свой боевой дробовик с патронташем.
- Схожу, бать, - обещает сын.
Они прощаются, Аким садится в машину. Настя как узнала, что на машине поедут, так побежала переодеваться, теперь сидит рядом с ним. Она хорошо выглядит в новом ярком комбинезоне, голова в красивом платке, новые серёжки в ушах привлекают глаз, сапоги красные по ноге до самого колена, перчатки в тон сапогам и платку, ещё и кобура с пистолетом на боку… Прапорщик жену такой нарядной уже много лет не видал. Конечно, в машине Савченко ей больше нравится, чем в лодке. Приоделась в поездку. Ну, оно и понятно, там родственники будут встречать. Олег и Наталья сзади. Тоже довольны, занялись кондиционерном и музыкой.
Юра помахал им рукой, и Аким поспешил покинуть улицу, пока соседи из домов не вышли.
***
А на Енисейском тракте хоть днём, хоть ночью пыль столбом. Машины бесконечным потоком идут и на восток, и на запад вдоль болота. Ночью их здесь даже больше, чем днём. С одиннадцати дня и до четырёх вечера температура уходит далеко за пятьдесят. Не всякие моторы с такой жарой справляются. И не у всех водителей в кабинах такие кондиционеры, как у Саблина. Вот и идут непрерывно фары за фарами по ночной прохладе. Свет их выхватывает из темноты жёлто-серые клубы. Саблин выруливает из Болотной на большую дорогу, сворачивает на восток и встраивается в непрерывный поток машин, получая свою порцию пыли. Но он только иногда включает дворники, чтобы смахнуть пыль с лобового стекла. В машине ею даже не пахнет. Тут отличные уплотнители, ни грязь, ни жара в салон не попадают.
«Ну что тут скажешь… Красота, а не машина. Конечно, в лодке было бы Насте с Наталкой тяжело».
- Бать, - говорит Олег, выглядывая с заднего дивана. – А когда ты дашь мне порулить?
- Как рассветёт, - отвечает Саблин. И улыбается. Ему и самому нравится управлять этой огромной, но такой послушной и лёгкой машиной.
- Ой, Олег, обожди, погоди, сынок, - язвит с соседнего сиденья Настасья, - дай папке порулить, он ещё и сам не наигрался.
- А сама-то чего цветёшь? – косится на жену Аким и усмехается. - Пустили её в дорогую машину… Ты погляди на неё, ещё и разоделась, как на бал в офицерскую столовую. Намылилась… Едет она… родственникам пыль в глаза пускать.
Но говорит он это без намёка на злобу, он косится на жену:
«Она ещё ничего такая… Красивая. А ведь бабкой скоро уже будет».
- Да, в кои веки раз оделась по-человечески! В гости же еду, – чуть с обидой говорит Настасья. – А то хорошую одежду покупаю, так и лежит ненадёванная. Вот сапоги… Гляди, - она поднимает ногу, - сколько лет лежат, а я их третий раз только надеваю. Иной раз думаю: купила их – так и не сношу, похороните меня в них.
- Ну как скажешь… В них так в них, - обещает ей Аким.
- А тебе меня лишь бы похоронить, - притворно злится жена. А Саблин лишь посмеивается и ничего ей на то не отвечает.
Дети смеются на заднем сиденье, слушая эту перепалку родителей. Так и ехали они навстречу встающему солнцу, пока совсем не рассвело, и тогда отец остановил машину на обочине.