- Хорошо там, в Болотной, прапорщики поживают, - покуривая и обходя машину кругом, говорили казаки.
И тут Настя им всё пояснила:
- Да то не наша, то машина дружка Акима, покойничка. Аким с ним на промысел ходил раньше. А теперь вот взял её, чтобы нас по болоту не везти.
Потом пошли сели за стол. Михаил, отец Андрея, да и все остальные мужчины в семье оказались людьми приличными, добрыми казаками. А хозяйка дома – рукодельной и гостеприимной. Выпив, мужчины сразу нашли общие темы для разговоров. Служба, рыбалка, охота и техника. Саблин слушал Моисеевых, оглядывал дом, и в общем люди эти ему нравились… Вот только в доме он всё сделал бы по-другому. И электрику всю переделал бы, да и кондиционеры иначе расставил бы.
Пробыли Саблины у Моисеевых дотемна, ели, пили, говорили, и попрощались уже тепло, по-родственному.
Утром, едва стало светать, Аким, снова оглядевший дом и двор Антонины и Андрея, решил, что хочет побыстрее сюда вернуться и сделать тут всё, как он считал правильным. И поэтому сказал жене:
- Поехали домой.
- Сегодня? – удивилась та. – Ты же хотел тут пару дней у дочери погостить. Отдохнуть от смотров своих.
- Дела поделаю, и снова сюда приедем. Нужно им тут помочь.
- А какие это у тебя ещё дела? – сразу насторожилась Настасья. И с надеждой уточнила: – В полку?
- Нет, - ответил ей Аким и решил не тянуть. – Я в рейд уйду, вернусь с деньгами, всё тут у них устрою.
- В рейд? – ахнула жена. – Опять?
- Надо, – сухо ответил жене Саблин.
- Мало тебе прошлого было? – жена начинала злиться. - Все битые-перебитые пришли. Думал, раз ты мне ничего не рассказал, так я и не узнаю… О вашем рейде вся станица неделю говорила; как заходила в лавку, так бабы замолкали, жалели нас с Марьей и Анфисой, словно мы вдовые… А ты опять в рейд…
- Тут всё хорошо будет, - успокаивает её Саблин. – Тут только… ну, там одно дело сделать. А в тот раз… Случайно получилось, встретились в болоте с переделанными. Сейчас не так будет…
- Ты и в прошлый раз говорил, что дело лёгкое… - продолжает жена, и, зная, что она не успокоится ещё долго, Саблин произносит спокойно и холодно, как он умеет:
- Дело решённое. Всё… Собирайся… В машине мне остальное расскажешь.
И собрались, а Антонина вышла прощаться снова в слезах, повисла на отце, так не хотелось ей отпускать его, а у казачек то плохой знак. Нельзя оплакивать мужчину, уходящего на войну или на другое опасное дело. И мать резко осадила дочь, хотя та, конечно, не знала, что отец уходит в рейд:
- Прекрати выть, чего повисла на отце? Не прощайся, он скоро снова к вам приедет. Ну… Хватит. Сама поплачешь, тебе полегчает, а ему только сердце надрываешь. Угомонись уже.
Но Саблин дочь не отпустил, обнимая за плечи, подержал ещё в объятиях.
Глава 29-39
Глава 29
Вернулись домой. Настя с мужем почти всю дорогу не разговаривала. Буркнет что-нибудь с заднего дивана и молчит следующий час. И дома говорить не начала. Ну что же… Нет так нет, потом как-нибудь начнёт, когда успокоится. И Аким пошёл смотреть своё добро; он уже прикидывал, что ему понадобится для энергоблока дома дочери. У него в большом пластиковом ящике всё было: разноцветные провода разных сечений, тумблеры, крепёж, запасные автоматы безопасности, предохранители и всё остальное, что определённо нужно в электрохозяйстве всякого дома. И тут его взгляд случайно упал на пульт… Дома три дня никого не было. Настя в доме главный потребитель энергии. Когда её нет, электричество в основном расходуется только на насосы, на орошение участков, даже кондиционеры едва шевелят воздух, пока людей дома нет, и поэтому аккумуляторы должны были быть заряжены процентов на восемьдесят. А тут Аким глядит и удивляется… Меньше половины заряда…
«Юрка… Вот олух образованный, не чистил панели все три дня, что нас не было. Там на них сантиметровый слой пыли! Придёт, уж я ему скажу!».
Он выглядывает из техпомещения.
- Олег!
- Чего? - откликается сын и появляется из спальни.
- Залезь на крышу, помой панели, Юрка даже пыль с них не сметал.
Вечер близко, а к ночи будет заряд, опять пыли нанесёт, но Олег с отцом не спорит.
- Ладно, бать…
Саблин берёт ящик со своими «сокровищами» и садится под кондиционер. Смотрит, что можно будет отвезти в дом дочери.
А тут ему ещё Саня позвонил. Справлялся, приехал Аким или нет, будет завтра в полку или не будет.
Он уже отобрал всякого нужного и хотел сходить за мешком, а тут в техпомещение заглянул Олег. Заглянул и молчит… Это поведение было странным, сын так себя обычно не вёл.
- Ну? Чего? – спрашивает отец.
А Олег бросил взгляд в комнаты – не идёт ли мать или сестра, словно опасаясь их, – и говорит негромко:
- Бать, там на крыше… следы.
Его поведение удивляет отца, поэтому Аким так же негромко спрашивает у него:
- Какие ещё следы? Что за следы?
- Ну, следы… от ноги, – поясняет сын.
- Юркины?
- Нет, бать… От голой ноги.
«От голой ноги? На крыше?». Саблин ничего не понимает.
- Может, всё-таки Юркины, лень было обуваться… Полез на крышу так, – но Саблин и сам понимал, что это маловероятно. Все люди, живущие рядом с болотом и со степью, с детства прекрасно знают, что без одежды и обуви лучше на улице не появляться.
- Да нет, бать… - сын говорит это уверенно. – То не Юркин след. То какой-то след маленький… Детский…
- Да что за дурь? – Саблин смотрит на сына. Но он хорошо знает Олега. Тот ни дурачиться, ни шутить с отцом не будет. – Ладно, пошли…
Прапорщик накидывает пыльник, надевает сапоги… Нет, он-то точно без обуви никуда не выйдет, очень легко заряд может из степи принести во двор паука. Или клещ где притаился. Этих и приносить не нужно, они и так повсюду.
Они с сыном выходят на двор, Олег первый лезет на крышу, Аким следует за ним. Там, на северной стороне крыши, за солнечными панелями, есть место, где выходит из дома воздух, нагнетаемый кондиционерами, и несмотря на влагоуловители, это воздух сдержит небольшое количество конденсата. Конденсат капает на крышу. Его совсем не много… Но этого хватает, чтобы смочить принесённую из степи ветрами и зарядами пыль.
- Вот, – Олег указал отцу на небольшую, почти плоскую, пыльную складку за панелями.
И Саблин почти сразу различает во влажной пыли оттиск правой половины правой ноги. Нет сомнений, что это след ноги. Он хорошо видит отпечаток мизинца и ещё двух пальцев. И это не Юркина нога. У старшего лапа – слава Богу. Он уже надевает сапоги отца, а учитывая, что парень ещё вырастет, то скоро носить отцовскую обувь уже не сможет. А это… Саблин глядит на Олега, а тот, сразу поняв взгляд отца, и говорит ему:
- Бать, это не моя нога – точно. У меня шире. А тут след узкий, – он ставит сапог рядом со следом. Аким понимающе кивает. А сын добавляет: – Да и зачем мне босым тут топтаться? Я же не дурной.
И вправду, сын у Саблина не глупый, ему действительно незачем. Но след от босой ноги – вот он. Вот он! И ничем иным этот оттиск во влажной пыли быть не может.
«Наталка на крышу влезла? Да нет… С чего бы ей? Да и нога у неё меньше. Настя? Ходить босой по двору? Ну, это точно – нет. Она клещей до смерти боится. В детстве чуть не померла из-за клеща».
Но кто-то тут топтался, кто-то ходил, кому-то нужно было влезть на крышу. Зачем? Когда? Пыль влажная, след хороший. Может, соседи что видели? Аким поднимается с корточек и начинает смотреть на дома соседей. На дом Коровиных поглядел, на дом Малинчуков… Конечно, если кто-то бродил по его крыше днём, то соседи могли видеть. А если ночью…
«Господи, да кому это было надо? Чего он тут делал… Или она? Искали что-то? Что??».
И тут Олег и говорит отцу:
- Надо у Юрки будет спросить.
- У Юрки? – немного растерянно переспрашивает Саблин. – Так он в госпитале всё время.
- Ну, может, он слышал что – может, это ночью кто топтался.
- Да… может, - соглашается прапорщик. И ещё он вспоминает, что когда они вернулись от дочери, ворота не были заперты. И входная дверь в дом не заперта. Впрочем, её никогда и не запирали: во-первых, Настя всегда дома, а во-вторых… её просто никогда не запирали. Она у них вообще закрывалась на замок только во времена бурь, во времена дождей, в общем, когда ветры дуют сильные. Соседи в дом, если нет хозяев, не пойдут, а чужих людей в станице… да не бывает здесь никого; если кто и приедет, так вся улица о том знает. Вот как было в приезд Елены.
Елена!
И едва он вспомнил эту ушлую бабёнку, как неприятное, терпкое чувство опасности навалилось на него. Обрушилось. Нет, как раз он-то к опасности был привычный. Война, рейды, промыслы в молодости и даже ежедневная рыбалка давно развили в нём холодную, внимательную насторожённость ко всему опасному. Он знал, чего и где нужно опасаться, к чему быть готовым и как на то реагировать… Но вот что касалось дома… семьи… Тут уже прапорщику стало страшновато.
«Рогата жаба! Неужто это Ленка тут шныряла по дому, пока меня не было?».
Да от одной этой мысли о том, что его дом был не защищён… Он глядит на сына и говорит ему:
- А ну-ка напиши Юрке.
Олег тут же достаёт коммутатор.
- А что писать-то?
- Ну, узнай, где он, как у него дела.
- Так он в госпитале, - сообщает сын. – Мамка ему только что звонила.
- Звонила? – переспрашивает Аким и чуть успокаивается.
- Ну да… - Олег рассказывает: - Ругала его за посуду немытую, кашу ел – чашки не мыл, кукуруза присохла, теперь отмачивать надо.
Ужинал и посуду не помыл? Вообще-то Юрка был парнем дисциплинированным, с Настей по-другому быть и не могло. Она детям с самых молодых ногтей спуску не давала. Грязи и лени не терпела. Только Наталке позволялось за собой не убирать постель и не мыть посуду. Даже когда она выходила из своей комнаты и забывала выключать кондиционер, мать самого младшего своего ребёнка не ругала. Но всем остальным детям лень и забывчивость не прощались.