- Не знаю я ничего, - отвечает Юрий. – А звали её Нелли.
- Нелли? – переспрашивает прапорщик, удивляясь такому редкому имени. Редкому настолько, что он и не слыхал такого.
- Да, Нелли Романовская.
- Ядрёный ёрш, Нелли… Заковыристое имечко, – отец глядит на сына и видит, что тот действительно расстроен. – И что же, красивая она, что ли?
- Красивая, – кивает сын.
- И откуда же она такая красивая приехала?
- Да не знаю я, – отвечает сын устало.
- Дурак дураком, - опять злится Саблин. – Простых вещей не знаешь. Ни о родителях не спросил, ни о месте рождения, ни о семье… О том о первом спрашивать нужно… А ещё из-за книг не вылезает. И что, она теперь пропала?
- Пропала. Медсёстры говорят, что нет её, вещи какие-то остались, а самой её нет, на смену не вышла, – объясняет Юрка так, как будто жалуется отцу.
- А давно она в госпитале работает? – спрашивает Аким.
- Да нет, - отвечает Юрий. – Неделю.
- Неделю? – переспрашивает прапорщик.
- Ну, не знаю, неделю или дней десять.
И тут прапорщика словно осенило.
- Неделю, говоришь? Слушай, Юрка, а ты её домой сам приглашал?
- Да нет… - вспоминает сын. – Были в клубе… А она всё спрашивала… Ну, про то, как врачом стать. И я ей сказал, что нужно учиться всё время. А она спросила: ты и дома учишься? Я сказал, что везде учусь. И она сказала, что хочет посмотреть, как я живу. Я сказал – ну так пойдём, я тебя родителям покажу. Сказал, что мать рада будет. А она чего-то застеснялась. А тут вы как раз сказали, что к Антонине уезжаете… Ну, как вы сказали, что уезжаете, я ей и сказал, и она согласилась прийти в гости.
«Матери показаться застеснялась, а ночевать приходить – уже нет. У наших девок так всё было бы наоборот».
- Юрка, - снова спрашивает Аким. – А какая она из себя?
- Говорю же, красивая.
- Ну, какая красивая? Белая, рыжая, чернявая? Лет сколько?
- Семнадцать. А сама… Чёрненькая, брюнетка, - со вздохом вспоминает сын. – Вся такая… Комбинезон у неё весь в обтяжку.
- Комбинезон в обтяжку… Ну понятно, - говорит Саблин. – Ты давай не думай про неё, девка-то, видно, неприкаянная, из шалав; как женишься, так про неё и не вспомнишь. Доедай и спать иди. Завтра не проспи в госпиталь.
- Ладно, - невесело отвечает сын. – Не просплю.
- Тарелку за собой помой, а то мать тебе утром задаст, – Аким давит в пепельнице давно потухший окурок.
- Ладно, - повторяет сын, - помою.
В два часа утра, ещё не позавтракав, он взял коммуникатор и написал: «Когда можно прийти на процедуры?».
Саблин думал, что Розалия Пивоварова ещё, наверное, спит, но та ответила почти сразу: «Принимаю с пяти часов. Приходите, как только сможете».
«Зайду в полк и после к вам», – пообещал он. И стал завтракать. Как раз и Олег, и Юрий к завтраку вышли. Только Наталья спала ещё.
Олег, как всегда, с утра бодр, болтает о лодке и о рыбалке. Потом собирается в школу. А старший как будто и не спал.
- Заучился совсем, - решает Настя. – Юрка, ты хоть отдыхай иногда.
- Да отдыхаю я, - бурчит сын и, взяв кусок свежего хлеба, уходит.
- Чего это с ним? – не понимает мать. И глядит на мужа, ожидая от него пояснений.
- С девкой вроде не сложилось, - отвечает Аким и тоже встаёт.
Мать охает: ещё один нож в материнское сердце; и, конечно же, она идёт за сыном – выяснять подробности и успокаивать своего ненаглядного старшего сыночка.
***
Он готовился к следующему разговору, думал, выйдет он непростым, да и как он мог выйти простым, если командир подразделения на моменте формирования собирается в отлучку. В повторную. Ясное дело, что вышестоящему офицеру это понравиться не могло. В общем, дожидаясь Коротковича, он думал, что ему скажет. Слова подбирал. В конце концов, если сотник не разрешит ему отлучиться из части… Ну, что тут поделаешь, Саблин был готов писать рапорт.
А разговор у них вышел быстрый. Едва прапорщик сообщил командиру, что ему необходимо отлучиться, так начальник и спросил у него довольно спокойно:
- Другого времени для своих дел выбрать не могли?
- Никак нет, мог бы, так отложил бы. Дело безотлагательное. Спешное.
И тогда сотник задал неожиданный для Саблина вопрос:
- На взводе собираетесь Каштенкова оставить?
Это, кажется, волновало командира сотни больше, чем отлучка самого взводного.
- Так точно, - отвечал Саблин. – У меня к нему претензий нет. То, что смотр прошёл без замечаний, – это его заслуга.
- Полагаете? – с удивлением и сарказмом замечает командир.
- Так точно, полагаю.
- Значит, вы в нём уверены? – снова спросил Короткович. – Между прочим, у вас во взводе есть толковый человек, командир первого отделения приказной Ковальчук. Опытный казак, шестнадцать призывов за плечами. Думали о нём как о своём заместителе?
«Опять он на Сашку наваливается, что-то невзлюбил он его».
Но своего товарища Саблин сдавать не хотел.
- Да нормальный Каштенков человек, не хуже других, – прапорщик думает, что ещё добавить Сашке в плюс; хотел ещё сказать, что Саня в бою никогда не подводил, но сотник опережает его:
- Ваше право. А насколько собираетесь отлучиться?
- Недели на две.
- То есть как в прошлый раз.
- Так точно. Постараюсь управиться.
Больше вопросов у сотника не было, и Саблин пошёл в оружейку, там Кудесов показал ему его новый шлем. Он был готов.
Аким примерил шлем, и Иван, учтя его пожелания, пообещал прапорщику, что подгонит шлем к завтрашнему дню.
- До обеда сделаю.
Время у него было. Можно было сесть в столовой, выпить чая, поговорить с казаками, но, странное дело, он не хотел встречаться с Сашкой. То, что он не брал его с собой в рейд, судя по всему, задевало его товарища. В общем, Аким покинул здание полка и отправился в госпиталь.
Пивоварова – она разговаривала с кем-то из медперсонала – увидав его в коридоре, помахала ему рукой и тут же пошла к нему. При этом улыбалась, как будто рада была его видеть. Не скрывала радости. В этом было что-то… необыкновенное. Она словно специально нарушала все неписаные правила общения, принятые в казацком обществе. Да, она вела себя как городская – или те женщины, что живут в больших и богатых станицах.
Розалия открыла дверь своего кабинета.
- Заходите, прапорщик. Ну, как съездили, как ваша дочь?
- Нормально съездил, - лаконично отвечал ей Аким. Ну не будет же он ей, как мальчишка, восхищённо рассказывать о впечатлениях, что на него и его семью произвела отличная машина. – С дочерью тоже всё в порядке.
- Волнуется, наверное? – продолжала интересоваться Пивоварова. – Это у неё первая беременность?
- Первая, волнуется.
В кабинете физиотерапии никого не было, и Саблин сразу протянул ей ключи от машины Савченко. Но она их не взяла.
- Сегодня я подготовлю всё, что вы заказали по списку, а вы подъедете ночью, и мы всё погрузим, отвезём в лодку.
«Погрузим? Отвезем? - Розалия, судя по всему, собиралась во всех этих делах принимать самое активное участие. – А муж-то её будет?». И тут он понимает, что женщина всё ещё собирается с ним в рейд. Во всяком случае, она будет проситься. А Розалия уже достаёт шприц и показывает ему.
- Шея как ваша?
- Да нормально… - кстати, насчёт лечения – Аким действительно стал чувствовать себя хорошо, он не мог сказать точно, это силы его организма или от уколов с массажем, но от неприятных последствий контузии и следа не осталось. Ни голова, ни шея у него вообще не болели.
- Снимайте гимнастёрку, сделаю укол в район восьмого позвонка, разработаем весь плечевой пояс.
- Да не нужно, - начал было Саблин, но она настаивает:
- Я уже ампулу сломала… Давайте, давайте…. Препарат отличный, дорогой, эффективный…
И тогда он соглашается и снимает гимнастёрку.
Глава 32
Она сделала ему укол, потом смазала плечи, лопатки и шею мазью и уложила его в кресло, а когда Саблин почувствовал, как ролики стали проминать ему мышцы, а она уселась рядом с его массажным креслом, он вдруг и говорит ей тихо:
- Мой дом… когда нас с семьёй не было, обыскивали.
Пивоварова уставилась на него и несколько секунд неотрывно смотрела, а потом наклонилась к нему пониже.
- Что?
- Мой дом обыскивали, – всё так же тихо повторил Аким.
Она опять отвечает не сразу, а лишь через несколько секунд.
- Это не мы, – и тут она немного насторожилась. – А у вас что-нибудь пропало?
- Кажется, нет, - отвечает прапорщик.
- Ящики целы? – уточняет физиотерапевт. Да, тут сразу чувствуется, что это её интересует. Вернее, только это её и интересует.
- Я их дома не храню, может, ещё целы.
Это «может ещё», конечно, ей не понравилось. Но Пивоварова говорит ему:
- Рада, что всё обошлось.
- Мой сын приводил в дом санитарку из госпиталя.
- Ваш сын – талантливый мальчик, – произносит Розалия.
«Талантливый мальчик!». Это выражение почему-то покоробило Саблина. Сын казака, боевого офицера, и – вдруг «талантливый мальчик». Он немного морщится. А Пивоварова, не обращая внимания на его гримасу, продолжает: - Для его возраста тяга к девушкам абсолютно нормальна, - она старалась оправдать Юрку, и в тоже время спросила: – Вы знаете, кого именно он приводил?
- Её зовут Нелли… Фамилию я не запомнил, – отвечает Саблин.
Розалия встаёт.
- Я сейчас узнаю о ней; если придут пациенты, скажите, что буду через пять минут.
Пришла она минут через десять и, присев на высокий стул рядом с его креслом, сообщает ему:
- Её фамилия Романовская, санитарка, убирала операционные и помогала в приёмном отделении. Второй день не выходит на работу и не ночует в общежитии, вещи какие-то не забрала.
Говорит она всё это быстро, по-деловому, как отчитывается, и чувствуется, что к факту обыска дома Саблиных Пивоварова относится без должной серьёзности: ну, какая-то девица пришла в дом и обыскала его. Воровка обычная. Ящики-то целы, а это для неё главное. А вот Аким – нет. Дело это для него – из ряда вон… Да и для всего казацкого общества Болотной тоже. Но вот огласки Саблин не хочет. Никак не хочет.