- Ах-хах, - заливается смехом Юнь. – Как улитка… Господи, Саблин! Это же ужасно… Как так можно о жене? Как улитка!
А он не обращает внимания на её смех.
- А дело в клубе было. Ну, после пошёл её провожать, а она вроде ничего… не против пройтись, смеётся идёт. Говорю: может, поцелуемся. А она: один разок. Стали ходить с нею. А потом через месяцок я ей и говорю: я лодку в работу беру, пойдёшь за меня замуж? А она говорит – ну пойду. Ещё через месяц обвенчались. Где же там мне страдать-то было? Может, и пострадал бы, да не успел, уж больно Настёна быстро согласилась.
Юнь смотрит на него то ли с осуждением, то ли с сожалением.
- Эх, Саблин, болотный ты человек, – качает головой. - Сапог сапогом. Абсолютно неромантичный человек.
Глава 33
За всей этой болтовнёй про страдания и любовь, за улыбками и непринуждённой расслабленностью Саблин припрятал своё беспокойство. Теперь-то он почти не сомневался, что эта самая Нелли-Марина обаяла Юрку и через него пробралась, зараза, в дом. Обыскивала его… От мысли, что какая-то шестнадцатилетняя шалавёнка шарила в их вещах, его начинало немного трясти…
«Слава Богу, Настя ничего не прознала… Ух, визга было бы… Ох, Юрке не поздоровилось бы!».
А девка босиком по крыше прошлась. Клещей не боялась.
«Видно, торопилась, обуваться некогда было… Это хорошо, что ящики в болоте оставил!».
А тут ещё и этот случай с Васей. Где это видано, чтобы командование советовало казаку не ходить с другим казаком в рейд или на промысел? Может, скоро ещё будут казакам и совместную рыбалку на налима запрещать?
«Интересно, а кто вообще об этом с Ряжкиным говорил? Выяснить бы. Хоть понять, откуда ветер дует».
Человеку, выросшему на болоте, в тяжком и простом труде, все эти хитрости и обманы, все эти тонкости, тайные обыски, в общем, все эти делишки за спиной и втихаря были непонятны, а ещё и неприятны. Аким брезговал всем этим, уж лучше бы пришли с оружием и попытались эти ящики забрать. То было бы честно. Да только кто это рискнёт прийти с оружием в казачью станицу? Разбойники и воры к станичным и близко не совались. Себе дороже. Даже самые дерзкие из промысловиков, такие как Савченко, и те в станице вели себя тихо и законы общества соблюдали. А иначе из станицы и попросить могут. Ничего, что богач. Если баловать вздумаешь, так старики соберутся и решат, что тебе пора на выход. И всё. Но с другой стороны… А где ещё тот же Савченко мог чувствовать себя в полной безопасности? В общем, никто сюда к Акиму с оружием забирать ящики не пришёл бы, поэтому и обшаривала его дом девка гулящая. И как только он об этом думал, так снова становилось ему неприятно, до оскомины…
«Эх, попадись мне она… Выпорол бы паскудницу!».
Но мечты поймать и наказать деваху были абстрактные: где там её теперь искать; а вот понимание, что ему нужно как можно быстрее уйти в рейд, было явным.
«Отвезу эти ящики и голову, куда Пивоваровым нужно, и всё это закончится. Может, отстанут от меня все. И чем быстрее в рейд уйду, тем лучше будет».
Но у него не было радиста. И этот вопрос нужно было решать немедленно.
Он останавливается в тени здания и достаёт коммуникатор, набирает в нём: «Милевич». Но устройство выдаёт девять абонентов. В станице девять человек с такой фамилией.
«Как его звали-то?».
Саблин не может вспомнить, хотя этот казак служил под его началом целый призыв. И тогда прапорщик набирает: «Сапожников».
Тут сразу всплывает и имя абонента: «Матвей».
«Ты где?» - пишет старому знакомцу прапорщик.
«Дома, – почти сразу отвечает Сапожников. – Зайдёшь?».
«Да. Иду».
Саблин раздеваться не стал, в дом не пошёл, остался в сенях. От приглашения отказался, сославшись на спешку, и сразу перешёл к делу:
- Милевич ведь рядом с тобой живёт?
- Да вот же… рядом, - отвечает казак и указывает рукой на запад, - по улице через два дома от моего.
- Слушай, Матвей … - Саблин чуть медлит.
- Ну, чего? – а Сапожникова, видно, разбирает жуткий интерес, ему не терпится всё знать.
- Ты же его знаешь?
- Кого, Никиту? Конечно, знаю. А ты, что, не помнишь его? Он же у тебя во взводе служил?
- Всего один призыв, - вспоминает Саблин. – Ну, ты про него что скажешь? Что за человек? Рыбачит?
- Толковый парень. Рыбачит. На моих глазах рос. Я с его батей начинал служить, с Андреем, он был радист, и Никита в радисты подался. Парень хороший, честный. Ну а как радист – так ты должен лучше меня знать, он там при тебе всё время был, - рассуждает Сапожников.
- Ладно, - задумчиво произносит Аким. – А звать его, значит, Никита…
- Ну да… А что? Зачем он тебе? – очень хочется Матвею узнать, к чему это известный в станице рыбак интересуется молодым казаком.
- Да нужен… Позвони ему, спроси: дома он?
- Хорошо, - соглашается Сапожников и идёт к телефону.
Сапожников проходит в дом, и Саблин слышит:
- Александра, здравствуй, это Матвей … Ага, ну да… Здравствуй. Слушай, а муж-то твой дома? Ну, понял… Да к нему сейчас зайдут… Да увидишь. По делу, по делу… По какому надо, ты просто скажи ему, что сейчас у вас гости будут. Всё, здрава будь.
Матвей появляется и говорит Акиму:
- Дома он, кукурузу пропалывает.
- Спасибо, Матвей, – Саблин протягивает Сапожникову руку.
- Аким, а чего он тебе? – тот всё-таки хочет знать, зачем прапорщику молодой казак.
- Да есть дельце одно, - уклоняется от ответа прапорщик.
Конечно, его ждали. Вся семья Милевичей: и сам радист, и его жена Александра, высокая, худая молодая женщина с годовалым ребёнком на руках. Были и ещё два ребёнка. Эти уже сами ходили.
- Доброго дня, Аким Андреевич, – улыбается и кланяется хозяйка.
Ну, тут Акиму деваться было некуда, пришлось раздеться, разуться, пройти в дом. Где его ждали, как выяснилось, с большим интересом.
- Обедать желаете, господин прапорщик? – сразу спросила его хозяйка дома.
- Нет, воды если… - ответил Саблин, присаживаясь за стол.
- Компот есть, – предложила Александра.
- Если не сладкий, - согласился Аким.
- Не сладкий, - заверила хозяйка. А хозяин предложил ему:
- Может, чего другого?
- Нет, -отказался от водки прапорщик. – Дел много, – и, видя, что жена Милевича отвлеклась делом, а также видя в глазах хозяина дома интерес, он сразу и продолжает: - Я в рейд иду, мне радист нужен. Ты как, свободен?
- Свободен, улитку всю уже собрали, тыкву полоть да насосы ремонтировать надоело уже… - радист смотрит на Саблина большими серыми глазами. Молодой, улыбается. Но главного вопроса не задаёт.
Тут Александра приносит ему стакан ледяного компота. Он и вправду несладкий, но Настя делает его иначе, кактусов не жалеет, напиток у неё получается более насыщенный. Хотя у Александры тоже неплохой. И едва она отходит от мужчин, Саблин ставит стакан и говорит:
- Пятьдесят рублей за две недели.
- Ой, как нужны деньги, - сразу отвечает Милевич. – Аким Андреевич, так ты объясни, куда собраться – на промысел или…
- Нет, промышлять не будем, прокатимся по болоту. Туда да обратно, и всё. Дело простое.
- Это как у вас с Ряжкиным в прошлый раз вышло? – подначивает молодой казак.
Саблину не нравится этот пример, и он начинает пояснять:
- В прошлый раз случайно получилось… Нарвались тогда неожиданно, – и он обещает: - Сейчас всё иначе будет.
- Иду я, Аким Андреевич, - сразу заверяет его Никита. – Деньги нужны. А куда пойдём, опять на Камень?
И тут, неожиданно для самого себя, Саблин, человек, который не очень любит врать или там как-то темнить, вдруг соглашается с радистом:
- Угу… Сходим до Камня и обратно.
- А когда пойдём? – интересуется Милевич.
- Дня через два, - он опять врёт. И сам не знает почему. Может, поэтому у него не сразу складываются фразы. – Или через три… Но ты, это… Никита, ты собери всё… Там это… Броню, оружие… Ну, как положено…
- А рацию? – сразу интересуется Милевич. – Мне рацию взводную взять? – тут он немного мнётся. – Просто говорят, Вася-то свою рацию… говорят, он её в рейде потерял.
- Во-первых, Вася свою рацию уже восстановил, - назидательно замечает Саблин. – Ты насчёт этого всего вообще не волнуйся, если что поломаем, броню или что ещё, так и починим… А во-вторых, рация и РЭБ у меня свои есть. С ними пойдём.
И Милевич сразу, как и положено настоящему радисту спрашивает:
- А какая рация?
- «Ольха», - отвечает Саблин.
- О, «Ольха»! Серьёзная техника, – кажется, Никита обрадовался. – А дрон есть к ней?
- Работал с такой? – уточняет Саблин.
- На фронте – нет, но на курсах изучал, навык имею.
И вот тут прапорщика первый раз кольнуло сомнение. Кого он брал с собой в рейд? Парня двадцати двух-двадцати трёх лет с двумя призывами за плечами. Разве таких бойцов берут на опасное дело?
«Матвей говорит, что он рыбак… Значит, с болотом знаком».
Но Саблин помнил себя в двадцать лет: какой он там был тогда рыбак, какой знаток болота?.. Нет, дурак дураком, самоуверенный, как и Савченко, чудом не сгинувший на промыслах. И этот сероглазый молодой казак почти ничем от него молодого не отличался. И после он спрашивает у радиста:
- А ты с «Конвоем» работал?
- А у вас ещё и «Конвой-4» есть? – удивляется Никита.
Саблин лишь кивает: есть, есть.
- Так это ротный РЭБ, мощная станция, я с нею не работал, но я разберусь, я же его изучал, – говорит Никита, и прапорщик видит, что он очень хочет попасть в рейд. Обещает что угодно, лишь бы взяли. А там… изучал, опыт имею, разберусь…
Вот только это не совсем то, что Саблину хотелось услышать. Но вся беда была в том, что выбора у него не было, некогда ему было искать другого радиста.
- Ладно, - наконец произносит он. – Ты это… соберись сейчас, всё подготовь. Только не собирайся как на призыв. Бери всё по делу. И чтобы в любую минуту всё было готово.
- Аким Андреевич, ты же сказал, что идём через два дня.