— Гениально, — съязвил Громыхайло. — Вы умны, как моя пятка.
Но умное слово «геноцид» быстро успокоило Прохердея.
Ночи дожидались на соседнем островке, который и названия-то не имел.
Влас допытывался, почему острова назвали Курилльскими, и в конце концов Ванзайц объяснил пытливому отроку, что вулканическая активность в этом районе некогда была крайне высока, и острова, которые, по сути, являются вулканами, до сих пор выпускают время от времени клубы дыма, будто курят. Как бы в подтверждение лекции, остров вычихнул высоченный фонтан сажи, земля под ногами дрогнула, и путешественники спешно убрались прочь.
— Теперь Еппонии не поздоровится, — потер руки Мумукин.
— Почему? — удивился Влас.
Последовала короткая лекция о цунами, которые случаются в Еппонии, едва чихнет какой-нибудь курилльский остров. Мальчик только головой покачал — злорадства Тургения он не понимал и не разделял. Он сказал, что плохо радоваться чужой беде. На это Прохердей ехидно прокряхтел:
— Ой-ой, какие мы нежные! — И тут же огреб щелбан от Мумукина, которому стало стыдно за его недостойное поведение.
Наконец стемнело, и диссиденты… вернее, уже диверсанты, при поддержке тяжелой пехоты в лице великана, полезли на стену. В куполе неба ярко светился прямоугольник двери: очевидно, с той стороны был день. Влас двигался на удивление тихо и мягко, и, возможно, никто бы его не заметил, но в тот момент Громыхайло опять сподличал:
— Ни хрена себе ворота! — восхитился он.
— Стой, кто идет? — испуганно пискнул часовой.
Мумукин закрыл глаза, Хольмарк попытался влезть в ухо Власу, мальчик растерянно сел: одна нога снаружи крепости, другая — внутри, и только Трефаил сохранил присутствие духа:
— Здорово живешь, служивый. Где тут у вас продовольственный склад?
— Что ты несешь, еппонский бог?! — зашипел на товарища Тургений, но Трефаил лишь отмахнулся.
— Руки вверх! — щелкнул клапан затвора.
У Мумукина на лбу выступила испарина. Он-то помнил, что примерно в этом месте находилась паровая зенитка. Сейчас как жахнут вслепую.
— Брат помирает, ухи просит… — не унимался Сууркисат.
— Чего? — Голос насторожился.
— А что я сказал? — удивился Трефаил.
— Про брата, про уху, — напомнил служивый.
— А, ну да… Просит, понимаешь… помирает потому что.
— А при чем тут склад? — В темноте щелкнул клапан парового ружья.
— Умираю, есть хочу! — заревел Влас. Он понял, что надо валять дурака вместе с Трефаилом, или дело кончится плохо.
Чиркнула спичка, запыхтел карманный паровой фонарь, и диверсанты предстали перед часовым во всей красе.
— Ёптель, — изумился часовой, вытаращившись на кинконга. — Кто это?
— Мальчик, — объяснил Хольмарк.
— Вижу, что не девочка. Чего так разнесло?
— Так ведь есть хочет, с голоду пухнет, — оправдался Трефаил.
И тут счастливая мысль посетила голову Тургения:
— Потому что еппонский бог!
— А чего ему здесь надобно?
— С официальным дружественным визитом в Соседский Союз прибыл известный еппонский бог и городовой Мама. Цель пребывания — договор о совместном использовании эпической силы в мирных целях.
— Ёптель! — Часовой пригляделся к диссидентам. — Вы, что ли, Мумукин с Трефаилом?
Едва Люлик услышал от аборигенов, что Тургений и Сууркисат отправились на Куриллы, сердце контрабандиста болезненно сжалось.
Чертовы герои-освободители явно узнали про месторождение брюликов и теперь собираются прибрать копи к своим рукам. Так что Донту и Лысюке не пришлось принуждать Касимсотов к дальнейшему преследованию: братья закусили удила и не без оснований полагали, что скоро все закончится. По крайней мере — для Мумукина с Трефаилом.
Небо над Архипелагом расчистилось окончательно, что лишний раз подтверждало правоту Нямни — ни одна сволочь не работала. Впрочем, не работали и хорошие люди. Единственные, кто не перестал коптить небо, — это парторги, ибо самоотверженные паровые типа организмы не могли оставить общественный порядок без присмотра. Но, как ни странно, беспорядков пока не случалось: народ бесцельно шатался, таращился на голубое небо и разбирал паровые агрегаты, как позорное наследие кровавой Хэдэншолдэрсовой диктатуры.
Биркель, правда, пытался отговорить островитян от этого шага:
— Работать на чем будете?
— Не будем работать, — отвечали жители Хоркайдо. — Зае…ло.
— А кушать что будете?
Островитянам понадобилось прожить при паровом режиме ровно пятьдесят лет, минута в минуту, чтобы дожить до этого мгновения. И они почувствовали себя непобедимыми, когда четко и ясно ответили:
— Дерьмо.
Пойди, поспорь с такой аргументацией! Кроме того, впереди маячила картина всеобщего экономического упадка, поэтому…
— Мы должны поторопиться! — зашептал Люлик брату. — Не знаю как, но эти придурки пронюхали про бриллианты. Если они захватят месторождение, нам кердык — этот их бог выгребет все подчистую.
И «Ботаник» на всех парах поспешил за дисси… нет, уже за национальными героями.
Конец был близок.
Часовой представился Тяпницем Боринсоновичем Курзо (можно Тяпа).
Раньше он охранял целого гейнерала, а потом пришел Кафка и сказал:
«Твоя нужен Большому Папа», и Тяпу поставили сюда, типа стратегический объект охранять. А какой тут стратегический объект, когда всюду написано: «Угольный бассейн острова Укко. Резерв»?
Пароход, правда, регулярно приходит, мужики в штольню спускаются, потом поднимаются, новости рассказывают, анекдоты свежие. Хавчик тоже привозят. А тут еще в небе иллюминация такая появилась!
Все восторженно уставились на яркий свет, сочащийся из щелей и замочной скважины Двери.
— Интересный тут, поди, уголек добывают, — задумался Мумукин. — Я гляну? Одним глазком!
— Тебе его предварительно высосать? — пригрозил Сууркисат.
— Нельзя смотреть, — объяснил Тяпа. — Сказали, стрелять всякого, кто сунется.
— И нас?
— Служба, — пожал плечами Курзо. — Только мужикам этим можно.
Фамилия у них забавная — Тэстописяты.
— Может, Касимсоты?
— А я как сказал?
— Дяденьки, может, я уже пойду? — Влас виновато шмыгнул носом. — Холодно.
Дяденьки встрепенулись:
— Тяпа, будь другом, нам стратегический объект не нужен, мы пацана домой возвращаем…
— А я думал, он и вправду еппонский бог…
— Не, еппонские боги маленькие, с круглым пузом. Фэншуют постоянно.
Подойдешь к нему и говоришь: «Фэншуй!» И они все делают, если по пузу погладишь. А некоторым скажешь: «Хентай!» — и такое начинается!..
— Нет, хентать мы никого не будем, — прервал товарища Трефаил. — Ребенку надо домой.
Всей толпой пошли к Двери.
И оказалось, что заперто.
— Ну?
— Что?
— Будем открывать?
— А я чем могу помочь?
— Глаз высосу!
— Еппона мама, я тебе кто — взломщик? Малыш, а может, ты плечом?..
— Вы с ума сошли! Это же небо! А если треснет?
— Круто! Малыш, навались!
— Нельзя, вам же дядя Ванзайц объяснил!
— Ой-ой, какие мы нежные!
— Ёптель!
— Цыц! — прервал общий галдеж Трефаил. — Я скажу. Дверь закрыта.
Ключа нет. Ломать нельзя. Требуется работа взломщика. Добровольцы есть?
Молчание.
— Прекрасно. Значит, отдувается самый маленький.
— Это я маленький? — взъярился Громыхайло. — Ну-ка, ты, повтори!
— Геноцид.
— Уговорил…
Мумукин отреагировал первым, едва успев ухватить маленького проныру за пятку, а то бы Прохердей улизнул через замочную скважину.
— Что пристал, зараза?!
— Ой-ой, какие мы нежные! — передразнил Тургений. — Нет, Трефаил, мы этого субъекта не отпустим. Мы его в цирке показывать будем, за деньги.
— Отпустите, я вам штучку подарю.
— Какую?
Громыхайло показал маленький бриллиантик.
— Из мешочка украл! — заорал Мумукин.
— Не воровал я! Пока вы болтали, я в штольню сбегал, там их до хренища!
Дверь временно отошла на второй план.
— Значит, Биркель камушки отсюда возит? По заданию партии и правительства?
— Это вопрос риторический, — успокоил друга Тургений.
— Не мешай. Он их, между прочим, за границу возит.
— А у нас они ничего не стоят. Кому нужны камушки, когда жрать нечего?
— Правительству. Ему есть чего жрать.
— Дяденьки, я домой хочу!
— Еппона мама! Трефаил, посвети, я какую-нибудь железяку найду, замок расковырять.
Сууркисат посветил. Естественно, первое, что нашел Тургений под ногами, оказалось значком «Передовик производства».
Мумукин разогнул булавку и попытался колупнуть ею в замочной скважине, но подлый значок выскользнул и с грохотом, несвойственным мелкому предмету, провалился внутрь.
— Быдла такая! — Тургений с досады пнул дверь, и та легонько открылась наружу.
Все ахнули.
По ту сторону догорал летний день. Путешественники увидели цветущий луг, на них пахнуло ароматом разнотравья, донеслось щебетание птиц.
Какое-то время компания молча созерцала пейзаж.
— И что, ты тут живешь?
— Да, — в один голос ответили Влас и Громыхайло.
— Ну что ж, будем прощаться, — решил Курзо. — Приятно было познакомиться.
— Верую! Эпическая сила!
Все оглянулись.
К провожающим приближалась изрядная толпа, в которой сквозь сумерки Трефаил начал различать знакомые лица: Касимсоты, Лысюка… остальные, правда, незнакомые, но их Сууркисат тоже не боялся. Эпическую силу славил субтильный шаман с рыжей бороденкой и бубном под мышкой.
Толпа остановилась на почтительном расстоянии.
— Мумукин, прощайся с жизнью! — заорал Биркель.
— А я? — обиделся Трефаил.
— Ты тоже! Наверное… — Касимсот-младший замешкался.
— Верую!..
Началась словесная перепалка. Мумукин тарахтел со скоростью парового пулемета, Трефаил поминутно обещал высосать глаз то одному, то другому, а то и всем сразу, Касимсоты наперебой сыпали угрозами, Лысюка обзывала неизвестно кого придурками бешенства… Слово за слово, и скоро вся делегация оказалась вовлечена в прения, не исключая хладнокровного Факми. Скоряк, не прекращая бить земные поклоны и «веровать», умудрялся то одному, то другому зазевавшемуся агенту давать здоровенного пенделя, и вскоре все смешалось настолько, что люди начали забывать, зачем сюда вообще собрались.