Боцман не то чтобы обиделся, он вообще никогда не обижался. Глазенками только хлоп-хлоп.
— Это научный факт.
— Врут все, наверное, — опять усомнился Элэм.
— Так ведь приливы! И отливы! Это оттого, что Луна к Земле приближается.
— И ссышься ты, наверное, из-за Луны. Как Луна — так у тебя прилив.
Если бы кто-нибудь другой так сказал Боцману, Никита такого чувырлу отметелил бы и даже рукава не закатал. Но сам порой такое сказануть мог… Хорошо, что Левка никогда не обижается, а то бы давно поссорились.
— Не знаю, — растерялся Боцман. — Может, и из-за Луны.
— А клево бы было! — Глаза у Никиты загорелись. — Надуться воды, Луна воду притянет — и мы полетели!
От восторга Боцман чуть не заплясал.
— Точняк! А как приземляться?
— Да поссать с высоты — и вниз.
Тут Левку вообще растащило.
— Классно! — вопил он. — Сегодня Луна особенно близко подойдет, в два часа ночи. Будем летать!
Дебиловатый, одно слово.
Разумеется, они никуда не полетели, им и воды-то не дали напиться. Нина Леонидовна как увидала, что Боцман воду глушит стаканами, так и закудахтала:
— Куда воду зузлишь? Уплывешь ночью, где тебя искать будем? Ну-ка, марш в туалет!
Правда, у Левки мысль заработала сразу.
— Мы в шарик воды нальем и на балкон повесим. Ночью встанем и поглядим, как она полетит вместе с шариком.
Но и поглядеть не удалось. То есть вечером они действительно в воздушный шарик воды налили и на балконе к бельевой веревке привязали, да только проспали. Обычно в час ночи Элэм просыпался от острого желания закурить, но тут как выключили — с десяти до восьми продрых, не меняя положения. Снилась Луна, нависшая над городом, словно большая розовая туча. И Боцман наутро все-таки «уплыл» видимо, приливы и вправду по вине Луны случаются.
Вышли утром на балкон. Шарика, естественно, не обнаружили, и бельевая веревка порвана.
— Улетел, — заключил Боцман.
Надвигался Новый год. Весь Центр пестрел поделками, рисунками, то и дело приезжали спонсоры и дарили игрушки, мебель, одежду. На днях от администрации города привезли огромный телевизор с проигрывателем и игровой приставкой.
Все чувствовали приближение праздника. Ожидали чуда, ожидали родителей, ожидали возвращения домой.
Ничего хорошего не ожидали только Элэм с Боцманом. Да еще Кирилл хмурил брови, глядя на все эти новогодние приготовления. Мать у Левки посадили в тюрьму по сто пятьдесят шестой статье и лишили родительских прав. Кирилл объяснил, что статья называется «За злостное уклонение от воспитания детей». Теперь, если бабка в деревне опекунство не оформит (а ей уже за восемьдесят) дорога только в детский дом. И Кириллу тоже, только у него мать не лишали родительских прав, она сожителя зарезала.
А у Никиты отец вернулся — и сразу в Центр. И увидел, как Элэм дымит на балконе. Ну и началось. Отец вообще ярый бывает, особенно когда трезвый. А тут больше трех месяцев ни капли в рот не брал, профессии новые осваивал, ремонт в квартире делал, а родной сынок хабонит как ни в чем не бывало. Везде накалывают! Вы тут каким хреном вообще занимаетесь!
Директор увела его в свой кабинет. Что уж она ему так говорила, как уламывала, но вышел отец как шелковый. Сунул Элэму в руки машину на радиоуправлении и ушел, не попрощавшись. Левка потом долго плясал вокруг коробки давай да давай откроем. А у Никиты на душе кошки скребут. Не было отца — даже скучал, появился отец — и что с ним теперь делать.
— Дарю! — Он протянул игрушку товарищу.
Боцман опять глазами хлоп-хлоп:
— Насовсем?
Понимая, что потом жестоко пожалеет, Никита подтвердил.
— На всю оставшуюся жизнь…
Перед самым Новым годом Боцман подхватил грипп, затемпературил, и его изолировали. Так что тридцать первого пошел Элэм гулять без друга. Шатался бесцельно по центральному рынку, подумал-подумал — и пошел домой.
— Тебя на праздник отпустили, что ли? — Отец в новой прихожей чужой, совсем не тот, что раньше.
— Нет, гуляю… Зайти вот решил. Классно все так…
— Классно… Меня в ЖКО сварщиком берут. Четыре тыщи обещают пока.
Элэм понял, что отец не один. Пахло женщиной ароматы домашней еды мешались с душными волнами парфюмерии, на вешалке висело пальто с пушистым воротником.
— Я пойду, а то стемнеет скоро.
— Дима, там кто? — В прихожую вышла тетка, еще молодая, даже симпатичная. — Это твой сын? Ты Никита?
— Он уходит уже, — пробормотал отец.
— Куда! Праздник же! — Тетка бросилась к Элэму, стала раздевать.
— Не могу. — Никита вырвался из теплых и каких-то уютных рук тетки. — Дольше трех часов нельзя гулять, милицию вызовут. С Новым годом.
На улице из глаз брызнули слезы. Ну и че он там орал про курево, Никита ему на фиг не нужен, у него жизнь наладилась, нашел себе новую теху. Думает, подарил машинку — и все, и весь Никита с потрохами его стал…
— И вот решил… я убежать… и захватил… с собой кровать… — глотая комки в горле скандировал Элэм. — Тяжелу, б… тяжелу, б… тяжелу!
И со всего маху в кого-то врезался.
— Опять по дому скучаешь?
Никита поднял глаза. Конечно, перед ним стоял Юся-Егор.
— Хрен ли на дороге стоишь? — Слез в горле как не бывало.
Бац по шапке!
— Мне Кирилл велел если матюкаться будешь, поучить маленько.
Элэм не рассердился, взял Юсю за руку.
— Тебя до автобуса проводить?
Егор недоуменно посмотрел на Никиту. Тот брел рядом и на спутника не оглядывался.
— Мы цыгане, — нарушил тяжелое молчание Егор.
— И че?
— Ты спрашивал, почему нас боятся. Я отвечаю мы цыгане, колдуны.
— И ты наколдовал, чтобы ручеек вверх бежал?
— Говорю тебе мы цыгане. Мы кого угодно за собой сведем.
Как во сне, слушал Никита уродливого «колдуна». Раньше, когда все цыгане кочевали, самые старые цыганки брали горсть земли с тех мест, где табор особенно удачно останавливался. Ссыпали землю в кисет и носили под юбкой. Чем древнее табор, тем больше кисетов у старух под юбками. Все потому, что любой человек к земле привязан, к месту. При Столыпине, говорят, целые деревни с места снимались и в Сибирь уходили, а чтобы связи с местом не терять, цыгане им реку перегоняли на новое место. По половодью лучше всего получается, но можно и осенью, в дожди. Главное, чтобы земля водой напитана была.
— Ты что, нашу речку перегонял?
— Не ты, а вы, — вновь поправил Егор. — Двое должно быть погонщиков.
— А куда перегонял-то?
— В Молдавию.
— А там что, своей реки нету А мы что, без реки останемся?
— Река нужна тому, кто просит перегнать. У Кирилла там родственники, только с ними никто связаться не может целый год. Он тут один остался место — держит.
Элэм неожиданно понял, что именно делал на холме Кирилл. Реку стырить хотел. Только не получилось. Кого он там шибко умным называл.
— Эй, ты куда — окликнул цыган.
Оказывается, ноги у Никиты двигались все быстрей и быстрей, и Юся-Егор за ним не поспевал.
— Не провожай, сам дойду! — крикнул Элэм, не оборачиваясь.
В Центр он вернулся затемно. На крылечке, словно елочная гирлянда, светились огоньки сигарет. Заметив Никиту, курящие вразнобой загалдели
— …Элэм, за тобой папаша приезжал на такси…
— …полчаса назад уехал, не дождавшись…
— …беги, тебя Лариса Николаевна ждет…
«Не маленький…» — подумал Никита.
Вахтер тетя Катя всплеснула руками:
— Шатается! Его отец потерял, а он бегает где-то, зимогор. Бегом в палату!
— Уже докладывали, — отмахнулся от нее Элэм.
По лестнице спускался Кирилл, в руках «Двенадцать стульев».
— Домой в таксо поедешь — усмехнулся он.
— А хоть и в таксо. Зато я реки не тырю!
— Чего — У Кирилла глаза полезли из орбит.
— Да мне урод твой все рассказал. Хрен тебе, а не реку! — И, пока Кирилл не опомнился, Элэм прошмыгнул наверх.
— Совсем мозги прокурил — крикнул Кирилл вслед, но никто его уже не слышал.
Оттого, что он все знает, все может решить сам и даже Боцмана сможет не дать в обиду, Никита чувствовал себя чуть ли не человеком-пауком.
В раздевалке подошла Лариса Николаевна:
— Никитушка, тут твой папа приезжал…
— Я знаю, — прорычал Элэм.
— Он тебя забрать хочет.
— Перебьется!
— Он деньги оставил на такси. Очень просил, чтобы ты приехал. Сказал, что даже курить разрешит…
Тут Никита совсем рассвирепел. Не снимая ботинок, вбежал в палату, к столу воспитателя, рванул ящик и вытряхнул все содержимое на пол. Увидел сигареты и яростно на них заплясал:
— Никаких сигарет! Заколебло меня это курево! Ненавижу! Не! На! Ви! Жу! Лежу на нарах! Хрен дрочу! Картошку чистить НЕ-ХА-ЧУ… не хочу, б…, не хо…
Дальше все в тумане поплыло. Зареванное лицо маленькой Ларисы Николаевны, дежурный фельдшер со шприцем, толпа приютских…
…Оранжевые прямоугольники на темной стене. Это фонари с улицы светят. Рядом на кровати сидит голый Боцман.
— Че, опять уплыл — Губы у Никиты еле шевелились.
— Ага. — И глазенками хлоп-хлоп. — Наверное, опять Луна.
Отчаянно хотелось курить. Чувствуя, как уши сворачиваются в трубочку, Элэм сполз с койки.
— Доведи меня до тубзика, — попросил он Левку.
Натянув треники и майку, Боцман, словно раненого товарища, подхватил Никиту под плечо и повел в туалет. В коридоре электронные часы показывали 22:27.
— Меня когда принесли?
— Я еще спал… наверное, часа три назад.
Зашли в туалет. Никита сказал:
— Новый год скоро. Каков ваш астрологический прогноз?
— Не отвлекайся.
Несколько секунд спустя зажурчали две струйки.
В глаза нестерпимо светило солнце.
Голова слегка кружилась в новогоднюю ночь Кирилл выпил слишком много шампанского. Глянул на наручные часы. Те показывали семь утра. Остановились, что ли Сейчас по меньшей мере десять…
— Вставай, — послышался шепот.
— Чего?
Рядом с его койкой стояли Элэм и Боцман.
— Вы охренели, молодежь!